бревиатурами; переписываю счета, где длинными столбцами значатся сундуки с казной, ларцы с драгоценностями, ящики с серебряной посудой…
Стоя перед стеллажами в подвалах хранилищ документов Испании, Франции, Англии, Бельгии или Голландии, я ощущал во рту один и тот же вкус времени. И на свет я извлекал одни и те же истории, рождавшие в воображении феерические картины кораблекрушений и кровавых битв.
Сокровища редко когда приносили счастье их обладателям. Вот этот капитан пиратского брига был убит выстрелом в лицо, когда высаживался на пустынном (как ему казалось) островке Карибского моря. А этот погиб во хмелю, заколотый кинжалом в спину: его голова три дня и три ночи красовалась на кормовом флагштоке фрегата королевы Великобритании. Где-то между Римом и Карфагеном пошло ко дну судно вандалов, груженное бесценными статуями…
Кто-то кашляет за спиной. Я вздрагиваю. В читальном зале немного людей. Пожилой господин отыскивает смысл жизни в писаниях византийских мудрецов; двое студентов со скучающим видом листают манускрипт — тему своей курсовой. Каждый пришел сюда за своим.
— Простите, мосье, вы не помните дальнейшей судьбы Бенито Бонито по прозвищу Кровавый Меч?
Пожилой господин иронически поднимает бровь.
— Боюсь, не смогу вам помочь. Может, имеет смысл посмотреть продолжение в кино?
Ну конечно, это же серьезные люди. Для них мои розыски — забава, сплошное кино…
Я заполнял кипы блокнотов выписками из подлинных донесений, казначейских ведомостей, докладов и выводов комиссий, эдиктов королей, судебных приговоров и писем родным. Я беседовал или состоял в переписке с большинством из ныне живущих профессионалов подводных поисков; мы проговаривали ночи напролет и обменивались посланиями такой толщины, что разорялись на почтовых марках. Впрочем, почтовые расходы — это только начало разорения кладоискателя: рано или поздно охотник за сокровищами оказывается совсем без гроша. Схему событий исчерпывающе изложил мой друг Жак-Ив Кусто:
«Не могу вообразить большей катастрофы для честного капитана, нежели открытие подводного клада. Для начала ему придется посвятить в дело свой экипаж и гарантировать каждому причитающуюся долю. Затем, разумеется, он потребует от всех обета молчания. Но после второго стакана, выпитого третьим марсовым в первом же бистро, тайна станет всеобщим достоянием. На этой стадии, если капитану удастся поднять золото с затонувшего испанского галиона, наследники королей и конкистадоров извлекут из домашних захоронений замшелые генеалогические древа, чтобы потребовать по суду свою долю, и немалую. Правительство страны, в чьих территориальных водах окажется находка, наложит на нее эмбарго. И если в конце концов после долголетнего судебного крючкотворства несчастному капитану все же удастся привезти домой несколько дублонов, в него мертвой хваткой вцепится налоговый инспектор — и это уже до гробовой доски. Представьте теперь, как этот человек, потерявший друзей, репутацию и судно, будет проклинать разорившее его золото».
И все же мой выбор сделан.
Клад — понятие относительное. Для археолога медная пуговица или мушкетная пуля подчас важнее сундука с монетами. Отыскивая реликвии, я меньше всего думал об их рыночной стоимости. Вместе с глотком воздуха, доходившим до меня с поверхности, я жадно вкушал на дне свободу, меня охватывало пронзительное чувство настоящего дела.
О нескольких попытках, дающих представление о моей работе, я и хочу рассказать.
Чтобы заполнить страницы в пустой сезон летних отпусков, иллюстрированным журналам нет надобности прибегать к услугам лох-несского монстра или тайнам «Бермудского треугольника». С 50-х годов у них есть тема, гарантирующая читательский интерес, — «сокровища Роммеля».
Сам я до встречи с лордом Килбракеном знал об этих сокровищах только то, что писалось в рубрике сенсаций выдумщиками-журналистами; был еще фильм «Монокль», где показывались страсти-мордасти, никак не способствовавшие восприятию всерьез данной истории.
Вкратце она сводилась к следующему. Африканский корпус Роммеля, продвигаясь во время войны по Северной Африке, награбил несметные сокровища — золотые слитки, валюту и произведения искусства из музеев захваченных городов. В 1943 году эсэсовцы погрузили эти ценности в шести больших бронированных контейнерах на суда и отправили из тунисского порта Бизерта в Аяччо на Корсике, откуда их должны были переправить с морским конвоем в Италию. Но налетевшая американская авиация потопила немецкие корабли. Эсэсовская охрана решила спрятать сокровища в подводной пещере у корсиканского побережья — в бухте Сен-Флоран, по одним сведениям, или возле восточного берега на глубине пятидесяти пяти метров — по другим.
В 1948 году на Корсике появился бывший эсэсовский фельдфебель Петер Флейг, незадолго до того освобожденный из лагеря для военнопленных. Он заявил, что принимал участие в затоплении ящиков с сокровищами. Целый месяц Флейг нырял в указанных местах, пока не кончился отпущенный французским военно-морским министерством кредит в миллион франков. Ничего не было найдено. Сам Флейг, обвиненный в мелком мошенничестве, провел два месяца в тюрьме Бастии. По выходе оттуда он был украден мафией. Главари мафии пытками вырвали у него точные сведения о сокровищах, после чего Флейг как в воду канул (возможно, в буквальном смысле слова).
Несколько экспедиций, занимавшихся поисками после Флейта, закончились полным фиаско. Осведомленные лица утверждали, что в этой серии неудач видна рука мафии, тем паче что каждый раз кто-то из искателей погибал.
Так вот, во всей этой истории, писаной и переписанной сотни раз, где каждый автор добавлял своего перца в соус — то «немку-блондинку», то «Кончетту-корсиканку», то группу неонацистов, — все или почти все было выдумкой.
Джон Годли, третий ирландский барон Килбракен, журналист и путешественник, автор множества статей и десятка книг, в середине 50-х годов приехал на лето в Аяччо. В первый же вечер хозяин гостиницы рассказал ему о спрятанных здесь, на Корсике, «сокровищах Роммеля». Килбракен запросил один американский журнал, не заинтересует ли его данная тема. Журнал прислал «добро». Полтора месяца Килбракен собирал по кусочкам сведения, которые если и не позволили пролить полный свет на события, то по крайней мере выявили главные его этапы.
Он беседовал со всеми людьми, бывшими в контакте с Флейгом; бродил по кабачкам в крохотных портах побережья; интервьюировал судейских чиновников и тюремных надзирателей в Бастии; нашел водолазов, которых экспедиции нанимали для подводных работ. Наконец в 1961 году он обнаружил Флейта!
Да-да, того самого Флейта, который «исчез» тринадцать лет назад, а теперь спокойно жил в тихом немецком городке на Рейне, вдали от мафии и журналистов.
Джон Килбракен поведал историю американцу Эдвину Линку. Линк внимательно выслушал его и ответил «нет».
— С вашими сведениями и моим снаряжением нам предстоит искать иголку в стоге сена. А в данном случае у нас еще завязаны глаза и на руки надеты боксерские перчатки. Немного терпения. В следующем году я жду новый чувствительный магнитометр «Протон», который готовит для нас профессор Грей из Эдинбургского университета. Думаю, это как раз то, что нам нужно.
Килбракен не стал настаивать. Он знал, что за плечами Эдвина Линка богатейший в мире опыт по обнаружению затонувших судов. Его тридцатиметровая яхта «Си Дайвер» («Морской ныряльщик») — первое судно, задуманное и построенное от киля до клотика как поисковый корабль для подводной археологии, — представляет собой плавучую электронную лабораторию.
Эдвин Линк — поразительный человек. Когда его маленькая фабричонка по выпуску механических пианино оказалась разоренной звуковым кинематографом, он переключился на авиацию и разработал несколько приборов для слепых полетов. Но самым его знаменитым изобретением стал «Линк-трейнер» — тренажер для пилотов, на котором летчики во время второй мировой войны проходили ускоренный курс подготовки. Сегодня все пилоты реактивных лайнеров начинают обучение на «Линк-трейнере», а астронавты моделировали на нем приближение к Луне.
К середине 60-х годов, когда Линк оставил дело, созданная им компания насчитывала 16 тысяч служащих. С тех пор он плавал с женой по морям на «Си Дайвере», посвятив жизнь подводной археологии и созданию новых технических средств для жизни человека под водой.
Джон Килбракен все это знал. Знал он и то, что сами по себе сокровища не аргумент для Эда Линка. Поэтому он поставил вопрос в другой плоскости:
— Когда вы получите магнитометр Грея, вам ведь захочется его испытать, не так ли? Вот я и подумал, не окажутся ли корсиканские воды идеальным местом для полевых испытаний… Там может оказаться уникальный подопытный материал.
Эд улыбнулся: «О'кей, уговорили. Скажите своим людям, что в следующем году мы прибудем на две недели на Корсику».
Подлинную историю сокровищ Джон рассказал мне ночью в каюте «Си Дайвера», когда мы шли из Монако в Бастию.
Как вы уже знаете, «сокровища Роммеля» — вовсе не сокровища Роммеля. А Петер Флейг — не Петер Флейт. Но бог с ним, станем называть его так. В 1947 году Флейг сидел в лагере Дахау, где американцы держали эсэсовцев и военных преступников. Там же был и некто Шмидт. Во время кампании в Северной Африке он возглавлял особую моторизованную команду СС, следовавшую за Африканским корпусом Роммеля, но подчинявшуюся лично Гиммлеру. В ее задачу входил методический грабеж банков, музеев и ювелирных магазинов в оккупированных немцами городах. В конце кампании, когда союзники прижали немцев к морю, а связь с Гиммлером была потеряна, оберштурмбанфюрер Шмидт, шеф «девизеншуцкомандо» — «команды по охране ценностей», — стал действовать по собственному усмотрению. Он разделил сокровища на три части. Одна была переправлена и спрятана в Австрии, другая — в Италии возле Виареджо, наконец, третья — невдалеке от Корсики.
Джон выпустил клуб дыма из своей трубки.