Вспомнился в полете Дмитрий Петрович Зуев, наш знаменитый фенолог, знаток леса. Его книги о природе всегда шли нарасхват. Ну а те, кому посчастливилось побывать с Зуевым в лесу, никогда этого не забудут. О любой травинке, любом цветке Дмитрий Петрович мог прочесть целую лекцию. Тогда уж и под ноги смотришь иначе — как бы не затоптать ненароком редкое растение. Послушаешь бывало его — ярче раскроется прелесть малого букета луговых цветов, незачем станет рвать без разбору целую охапку. Так знание рождает любовь к природе, бережное отношение к ней.
Как не порадоваться, что повсюду защитников леса становится вес больше! В Тувинской АССР, где тайга занимает около одиннадцати миллионов гектаров, многие школьные учителя стали весной и осенью проводить уроки в лесу. Так нагляднее, доходчивее, интереснее для ребят. Такие занятия не могут не оставить след в юных душах! Наверное, они не менее важны. чем издание памяток и наставлений охотникам, рыболовам, всем, кто идет в тайгу.
В засушливое лето пришлось прибегать к особым мерам, чтоб не подвергать ценнейшие леса опасности. Право на въезд в Тоджинский район давало лишь специальное разрешение республиканского управления лесного хозяйства.
— Тоджа — край необыкновенный. — сказал мне главный лесничий Тувинской АССР А. Августовский. — Потому и заслуживает повышенного внимания. У нас так говорят: «Кто в Тодже не бывал, тот Тувы не видал»…
Эту фразу довелось мне услышать еще не раз. Произнес ее охотовед Сергей Окоемов. с которым мы познакомились в Тоора-Хсмс. И я совсем не удивился, когда он буквально повторит слова главного лесничего: «Тоджа — край необыкновенный».
Русоволосый уроженец Владимирщины, он после окончания Иркутского сельхозинститута работал в бухте Провидения на Чукотке, но никак не мог забыть рассказы своего однокашника-студента о его родных местах — Тодже. Представилась возможность — и Окоемов перебрался в этот таежный край, возглавил в Тоора-Хеме лесничество.
— Здесь самое богатое в Сибири видовое разнообразие животного мира — раз. Единственное сохранившееся в Сибири коренное поселение бобров — два, — загибал он пальцы, с увлечением рассказывая о своей территории. — А самое примечательное, что Тоджа — один из немногих районов нашей страны, где тайга практически не подверглась влиянию человека.
Тайга начинается от околицы. Чтобы увидеть ее просторы, достаточно подняться по травянистому склону на гору, которая высится над Тоора-Хемом. Внизу расстилается часть Тоджинской котловины, рассеченная кристально чистой рекой — притоком Енисея. Она носит то же название, что и поселок, которое переводится с тувинского как «поперечная река». Ее долину окружают горы, сплошь поросшие лесом. Здесь, у поселка, они не слишком высоки, но на горизонте синеют вершины хребта академика Обручева, который расположен в междуречье Бий-Хема и Каа-Хема. В ясный день видно, что по мере подъема тайга на склонах хребта редеет, на высоте около двух тысяч метров ее сменяют альпийские ландшафты, каменистые осыпи, горная тундра.
Сверху на фоне первозданной природы поселок выглядит крохотным, затерянным на самом краю цивилизованного мира. Действительно, так оно и есть — за ним на многие сотни километров тянется безлюдная тайга. Но представление о самом Тоора-Хеме меняется, стоит пройтись по улицам поселка.
Здесь свежий запах смолы, которым напоен воздух Тоджи, чувствуется даже сильнее. Видимо, от новых домов, сложенных из лиственницы, от дощатых тротуаров. Промчится машина, протарахтит мотоцикл — бензиновая гарь мгновенно развеивается, снова дышишь и не можешь надышаться ароматом лесов, трав. Но право, не стоит представлять себе поселок захолустьем, принимать его за «медвежий угол». Куда ни идешь — всюду стройка. Возводится новая гостиница — старой, разместившейся в довольно большом доме, уже мало. Обозначились контуры нового спортивного комплекса в центре поселка. А на окраине растет дизельная электростанция мощностью 2400 киловатт. Силенок той, что шумит рядом с этой стройкой, не хватает для растущего поселка, а энергия нужна и сельским фермам, и новому кирпичному заводу, давшему первую продукцию. Шагаешь дальше — и снова слышишь стук топоров, пение пилы: расширяется детская музыкальная школа, возводятся жилые дома…
В общем поселок как поселок, живущий обычной жизнью районного центра. И трудно представить, что тоджинцев еще в начале века обрекали на вымирание, как и всех тувинцев. Впрочем, именовали их тогда иначе — урянхи, урянхайцы. Название осталось еще со времен маньчжурских завоевателей. Оно означало «люди оборванные, презренные».
«Тот факт, что урянхайцы остаются «малым народом», живя в пределах страны великих возможностей, указывает на то, что они сами уже не обладают чудодейственной силой возрождения и находятся на верном пути несомненного угасания» — так писал английский путешественник Дуглас Каррутерс, посетивший Туву в 1916 году.
Свидетельств бедственного положения тувинцев в былые времена немало. Вот как описывал Б. Шишкин в «Очерке Урянхайского края», который вышел двумя годами раньше в Томске, лечение ламами раненного пулей охотника: «Рана была прикрыта четырехугольным куском кожи, от углов шли бечевки, удерживающие ее. Под кожей — медная монета на пулевом отверстии. На спасение рассчитывать уже было нельзя»…
За «лечение», по свидетельству Шишкина, ламы взяли скота на 90 рублей, а шаман — ружье и волосяную сетку для ловли рыбы. То есть «лекари» еще и ограбили семью. Не случайно главному тоджинскому ламе (хамбо) один из путешественников дал такую характеристику: «Пьяница, хвастун, не прочь при случае надуть».
Русских землепроходцев, исследователей на земле современной Тувы побывало немало еще в давние времена. В 1616 году Василий Тюменец сообщал: «А ис Табынские земли шли оне на Саянскую землю, а в ней князек Кара-Сакул с товарыщи; живут себе меж гор и лесов по речкам, горы каменны, а леса черные, большие; а сколько их всех, того им смерить было нельзя, потому что живут в розни; а слухом оне про них слышали, что их с 5000 человек. А ездят на оленях и на конях, а ясак дают Алтыну-царю. А житье их то же, что и в Табынской земле: угодий никаких нет и хлеб не родитца».
Побывало здесь позднее и несколько экспедиций Русского географического общества. По его поручению П. Островских в 1897 году положил начало специальному этнографическому изучению Тоджи.
Путешественники отмечали, что обеднению местного населения способствовали феодальные порядки. Дайнан, или князек, владел обыкновенно большими стадами скота и табунами лошадей, как и наиболее богатые из его подданных. Большинство же терпело горькую нужду. Многие не имели возможности обзавестись семьей. Жилищем беднякам служили юрты, обложенные ветвями и древесной корой, а пищей — орехи, коренья, та же кора. Резкое различие в имущественном положении порождало рознь, которая среди живущих ближе к русской границе выражалась в стремлении бедняков общаться с русскими.
Однако присоединение к России Урянхайского края мало что изменило в жизни народа. Грабеж местных князьков и царских чиновников, поборы лам, три тысячи которых вели паразитический образ жизни в двадцати монастырях, голод, болезни, безграмотность… Беспросветная жизнь рождала и печальные легенды. Одна из них связывала судьбу тувинского народа с небольшим озером. К этому озеру и впадавшему в него ручью местные жители относились с суеверным страхом. Некогда ручей был полноводным, но постепенно мелел. Считалось, что поэтому беднели, вымирали и тувинцы, а с последней высохшей в ручье каплей и народ окончит свое существование…
Я спрашивал, где находится легендарное озеро и какова судьба ручья. Мои собеседники лишь недоуменно пожимали плечами. Мрачные легенды умерли с победой революции в Туве, которая добровольно вошла в состав Союза ССР.
Огромные изменения произошли здесь на глазах одного поколения. В Тодже, которая до революции стояла на более низкой ступени развития, чем даже такие отсталые окраины царской России, как Бурятия и Якутия, с гордостью вспоминают, что первым тувинским врачом стал местный уроженец С. Серекей, что их земляки Ю. Кюнзегеш и Л. Чадамба — писатели… Среди тоджинцев появились инженеры, учителя, работники различных отраслей промышленности. Правда, в самой Тодже больших предприятий нет. И ближайшими планами их строительство не предусматривается. У нее иная судьба.
Директор Тоджинского лесхоза В. Новиков сказал мне чуть ли не в самом начале нашей беседы:
— Главная наша задача — охрана лесов.
Тем, кто знаком с деятельностью лесхозов, это может показаться удивительным: ведь они занимаются прежде всего заготовкой древесины, то есть рубят лес. Его восстановление, как правило, вторая задача. Здесь же — наипервейшая. Да и как такие леса не беречь! Ведь они составляют водоохранную зону истоков Енисея и его самого крупного притока в верховьях — Хамсары. Но не только в этом ценность зеленого убранства Тоджи.
Новиков развернул карту лесов района, которая была окрашена главным образом в коричневый и красный цвета. Ими были обозначены лиственница и кедр. Ценнейшие породы занимают соответственно 44 и 30 процентов тех трех миллионов гектаров, которые сплошь покрыты тайгой. Остальное — сосна, ель, береза. Разумеется, местный лесхоз ведет заготовку древесины, прежде всего для строительства в Тоора-Хеме, поставляет срубы жилых домов, снабжает дровами предприятия поселка, школы, детские сады, ясли. Но объем этих лесозаготовок невелик. Гораздо больше древесины на счету Ырбанского лесопункта, расположенного ниже по Енисею.
— Однако хочу обратить ваше внимание на такое важное обстоятельство, — подчеркнул Новиков. — Ежегодный прирост леса в районе — около двух миллионов кубометров, а вырубается в общей сложности раз в пять меньше. К тому же заготовки ведутся с разбором — если кедр составляет больше двадцати процентов, такой участок никто не тронет пилой и топором.