Группы деревьев подсажены с таким замыслом, чтобы летом и осенью светились в парке все оттенки цветов и красок. Ручьи побежали но камням в извилистых руслах. Возникли холмы и красочные перепады бегущих вод. Живописные дорожки манят и зовут в глубь леса. А в самых неожиданных местах белеют античные мраморные скульптуры, стоят изящные беседки, национальные павильоны — всего в меру, удивительно естественно и столь к месту, что даже «руины» выглядывают из вереска совсем как настоящие.
Никаких прямых аллей, приглаженности, парикмахерских завитушек из зелени, оскорбляющих и саму природу, и глаз человека. Парк постепенно переходит в лес. А лес снова становится парком. Щебетание птиц оживляет его. Зеленый покой успокаивает встревоженное сердце. Здесь кощунственна транзисторная музыка, неуместен громкий крик. Ты — наедине с природой. Красивой природой.
Еще одна, очень важная особенность этих старых прославленных парков: многое напоминает здесь о доблести сынов Отечества на полях брани и в делах государственных, многое обращено в минувшее, которое нельзя, даже грешно забыть.
Как величава среди озера Чесменская колонна — дань российскому подвигу в русско-турецкой войне! Каким могуществом дышит старый Катульский обелиск, сколько величия в Башне-руине! Блестящи по исполнению даже ворота в парк, чьи названия связаны с историей: Египетские, Орловские, Парадные…
Атмосфера широкого, величавого покоя разлита в парках.
Глаз не оторвать от таких пейзажных уголков, как «Белая береза» или Славянская лестница в Павловском парке, устроенные П. Гонзаго и В. Бренной. Розовое поле, заросший Виттоловский канал меж аллей из огромных старых лиственниц, Гранитная терраса в Пушкинском парке — ничто не оставляет людей равнодушными. Парки возвышают душу, учат красоте. Люди как-то затихают здесь, добреют, задумываются. Некоторые посетители ходят с блокнотом в руках, делают записи и зарисовки, подолгу расспрашивают декораторов, рабочих. Очевидно, они понесут в свои родные места нечто из творений старых зодчих, переняв от мастерства тех людей, кто обновляет и украшает парки каждый год. Добро им, пусть исполнится задуманное…
Да, потеряй мы хоть часть этих парков и дворцов, мы просто обеднили бы государство, лишив себя возможности видеть настоящее искусство на природе, в полотнах, в резном дереве, каменной архитектуре. Само существование подобных парков служит рождению многих других, не менее возвышенных и благородных.
Впрочем, дело не только в примерах классической парковой архитектуры. Сохранение самых красивых уголков на советской земле разве не служит призывом к украшению всей нашей земли, достижению того широкого понятия, которое вложено в слова «цветущий край», прозвучавшие с трибуны XXV съезда КПСС?
Благородное стремление сохранить уникальные парки и дворцовые ансамбли побудило руководителей Ленинградской области и города сразу же после снятия блокады в начале 1944 года заняться восстановлением драгоценных пригородов — Петродворца, Пушкина, Павловска, Гатчины, Ломоносова.
Ленинград, сам сильно пострадавший от войны и блокады, сумел выделить средства для работы над проектами восстановления. Были привлечены творческие союзы архитекторов и художников, все старые сотрудники парков и дворцов. Училище имени Мухиной занялось подготовкой мастеров-реставраторов, которых оставалось очень немного. Со всей России съехались на конкурсный экзамен художники, резчики по дереву, мастера золочения, скульпторы. Началась работа с заглядом в будущее.
А тем временем среди руин сожженных и поруганных творений Растрелли, Кваренги, Камерона, Баха, Нееловых, Земцова, Стасова в городе Пушкин уже бродил архитектор по призванию и подготовке — небольшой, ладный и худощавый Александр Александрович Кедринский. Взгляд его был мрачным, на душе тяжесть. Он стоял в Тронном зале с обгоревшими стенами и без потолка, сидел в пустой, с пробитыми стенами дворцовой церкви, часами не выходил из парка, где четвертая часть деревьев была вырублена, а каждые восемь из десяти ранены. Он видел ограбленные и загаженные павильоны. Конюшни в знаменитых камероновских Холодных банях. Даже с Чесменской колонны сняты и увезены бронзовые доски, повествующие о воинской славе России, как будто этим можно умалить саму славу.
По вечерам Кедринский сидел в своей комнате все с тем же мрачным лицом, осматриваясь невидящими глазами. Руины… С чего начать? С кем работать?..
Встреча с Верой Владимировной Лемус — хранителем дворца и парка, которая проявила нечеловеческую волю и расторопность, сумев вывезти в тыл, зарыть на месте, спрятать многие уникальные, невосстановимые шедевры искусства, — эта встреча несколько приободрила Кедринского. Не все потеряно!
Последовали долгие искания в архивах, библиотеках, расспросы знатоков старой архитектуры, потом кропотливая работа над проектом восстановления. Знакомство с чертежами и эскизами самого Растрелли, которых Кедринский решил строго придерживаться, с фотоснимками комнат, павильонов, пейзажных участков — все помогало, было изучено, принято, использовано. Лишь после этого Кедринский мог наконец представить проект восстановления, вскоре принятый и одобренный.
Самые лучшие художники, скульпторы, мастера реставрации откликнулись на призыв — помочь возрождению исторических и природных ценностей в Пушкине.
Первым был частично восстановлен Лицей. Он был открыт в том же 1944 году: комната поэта, несколько других. Выкопана из тайника «Девушка с кувшином», воспетая Пушкиным…
Реставрация — дело сложное. Значит, надо сделать все, как было, поступиться естественным желанием художника или резчика выразить в изделии нечто свое, индивидуальное, ибо это уже не то самое, а новое и оно не всегда «вписывается» в оформление комнаты, зала, в замысел создателя ансамбля.
Только в 1957 году удалось начать крупные работы во дворце и парке. И с тех пор вот уже более двадцати лет Кедринский с утра до ночи там, где идет реставрация. Сам он далеко не тот, каким пришел сюда. Годы, болезни пригнули архитектора. Поредели волосы. Потемнело лицо. Сосредоточенность — эта непременная черта постоянной нацеленности на дело — стала для него второй натурой. К тому же пенсионный возраст. Отдых?! О нет. Покинуть свое детище Кедринский уже не в силах, одно время ему даже не платили за труд, так сложилось, однако автор проекта все равно приходил по утрам во дворец, где мастерские, и оставался с реставраторами до вечера, до ночи.
Александр Александрович и сейчас где-нибудь во дворце, в павильонах, где работает уже второе поколение реставраторов — мастеров из училища имени Мухиной, где на столах в сумрачном освещении вечера лежат десятки фигур и фигурок без рук, голов, побитых, изувеченных. Дня нового человека картина настолько неожиданная, что вздрагиваешь, когда войдешь: анатомический зал…
В мастерских фигуркам и украшениям возвращают жизнь. Сегодня это делают такие умельцы, как Вячеслав Михайлович Лоншаков, Анатолий Васильевич Виноградов, Юрий Михайлович Козлов, Александр Петрович Резниченко, Янина Андреевна Каплюк, Мария Ивановна Кротова и, конечно же, Алексей Константинович Качуев, великолепный мастер, которому с бригадой молодых реставраторов поручено теперь восстановить сложнейшее убранство павильона Эрмитаж.
У стены одной уже отделанной комнаты во дворце стоит резной диван. Он не окончен, без позолоты и шелковых подушек. Его поставили перед людьми, чтобы они увидели и поняли трудность воссоздания даже одного произведения искусства: резные украшения дивана по образцу мастер воспроизводил год. Изо дня в день. Год!
Семнадцать залов и комнат дворца уже блещут первородной красотой, восхищают людей, как восхищали сто и более лет назад. Они надолго останутся в памяти. Они приучат соотносить увиденное с повседневным. И приподнимут чувства каждого.
С парком у Кедринского забот еще больше.
Красота во дворце и в павильонах статична, постоянна, ее можно воссоздать, имея перед собой оригинал. Другое дело парк, где красота живая, изменчивая и, к сожалению, стареющая, как старится и никнет все живое. Здесь реставрация идет не по частям, а целыми пейзажными участками, без ущерба для ландшафта. А это много трудней.
Липовая аллея в Нижнем парке умирает, ей более двухсот лет. Юный Пушкин видел эти деревья уже взрослыми. Теперь часть огромных лип упала, почти все дуплисты, обломаны, некрасивы, вот-вот отживут. Словом, они не украшают места. Как обновить аллею? Выбрать особо старые и спилить? На их место посадить молодые липы? На что станет похожа историческая аллея с разновеликими деревьями? Липовую аллею, что ведет от дворца к Эрмитажу, обновили целиком. И хорошо сделали.
Отдельные куртины парка загустились, деревья потянулись вверх, и пейзажный участок потерял долю привлекательности.
Прореживание не остается бесследным. Выход один: куртины обновить нацело, подобрав молодые деревья и кусты таких же пород. А это требует, чтобы под рукой всегда находились в большом выборе десяти — двенадцатилетние деревья, взрослые кустарники.
При активной поддержке директора заповедной зоны Пушкина Георгия Евгеньевича Беляева, человека решительного и думающего, и с помощью мастеров паркового искусства Кедринский начал сложные посадки. Заручились поддержкой Зеленогорского питомника; здесь брали одновозрастные деревья нужных пород и точно такие же оставляли в питомнике как резерв: если дерево в парке выпадало, на его место сажали такое же из резерва.
Огромна площадь цветов перед дворцом и на площадках парка, тысячи кустарников создают многоярусность и многоцветность во все времена года. Так называемые партеры у дворца Кедринский воссоздал при помощи простых инертных материалов — розового песка, кирпича, щебенки, мелкого антрацита. В живых рамках газонов они смотрятся отлично, как и задумано было самим Растрелли. Его заметки и рисунки, к счастью, удалось найти в архивах.
Обновленный парк очень красив. Свежий человек не заметит ремонта, он сделан умно, талантливо. Парк несет на себе печать той же дивной прелести, что придали ему великие архитекторы прошлого. И в этом заслуга не только автора проекта, но и Натальи Евгеньевны Тумановой, Ольги Александровны Ивановой, Натальи Ивановны Ильинской — пейзажных архитекторов из Ленинграда.