ни останавливались и не хотели идти дальше. Эта реакция на отсутствие братьев и сестер была связана только с их количеством. Если я брал с собой большинство и оставлял дома двух или трех, они спокойно следовали за мной. Но оставленные дома плакали до полного изнеможения. Поэтому на свои прогулки я мог брать или одну Мартину, или же всех гусят. Когда через год я решил вновь приручить и воспитать стайку птенцов, то, наученный горьким опытом, взял под свою опеку только четырех малышей.
Очень много времени провел я с моими десятью птенцами в это первое «гусиное лето» и очень многому научился. Прекрасная это наука, если значительная часть исследовательской работы состоит в том, что, голый и одичавший, ты ползаешь в обществе стаи диких гусей по заливным лугам и плаваешь в Дунае. Я очень ленивый человек, такой ленивый, что мне гораздо легче даются наблюдения, чем эксперименты. По-настоящему я работаю только под давлением самых категоричных кантианских императивов, подавляющих мои естественные наклонности.
Самое замечательное при наблюдении за живущими на свободе животными состоит в том, что они сами удивительно ленивы. Бессмысленная спешка людей современной цивилизации, которым не хватает времени даже на то, чтобы создать истинную культуру, совершенно чужда животным. Даже пчелы и муравьи — эти символы усердия проводят гораздо большую часть дня в dolce far niente[13], только тогда их, притворщиков, не видно, потому что они сидят в своих домиках. И животные не дают себя подгонять. Если вы хотите познакомиться с дикими гусями, вы должны жить с ними, а если вы хотите с ними жить, то должны приспосабливаться к темпу их жизни. Если человек не наделен от природы ленью, он этого просто не сможет. Деятельный и старательный человек обезумел бы, если бы от него потребовалось прожить целое лето в качестве гуся среди других гусей, как это проделал я (правда, с перерывами). Добрые полдня дикие гуси спокойно лежат и переваривают пищу. По меньшей мере три четверти времени другой половины дня они пасутся. Вкрапленные между едой и пищеварением моменты их деятельности, за которыми мы и стремимся наблюдать, составляют восьмую часть дня. Дикие гуси были бы невыносимо скучными созданиями, если бы то, что они делают в эту восьмую часть дня, не было так интересно.
Когда проводишь время со стайкой диких гусей на Дунае, можно лентяйничать с чистой совестью, семь восьмых дня лежать на солнце, правда с заряженной кинокамерой наготове, однако без надобности неотрывно наблюдать за птицами. Натренированное ухо по издаваемым ими звукам сразу уловит, что гуси перестали дремать или пастись и обратились к более интересным занятиям. Конечно, пока гусята совсем маленькие, боязливые и крепко к вам привязаны, можно просто пойти куда-нибудь и таким образом заставить их отправиться следом. Если хорошо знать сигнальный код серых гусей, уметь хотя бы немного подражать их призывным звукам, можно заставить и стайку выросших серых гусей, которые уже не столь к вам привязаны, перейти с одного места на другое, взлететь или сделать что-то еще. Но нужно быть очень осторожным в таких экспериментах и не слишком уклоняться от того, что делают гусиные родители, командующие гусятами. Маленькие птенцы очень быстро перенапрягаются не только физически, но и духовно, если не предоставлять им необходимого покоя. Мою Мартину я, без сомнения, слишком перегрузил в первые дни ее жизни, поэтому она несколько отставала в росте, была худенькой и нервной. Подросшие молодые гуси, у которых боязнь одиночества меньше, просто не дают себя торопить, они останавливаются и начинают пастись.
Но все-таки и с ними нужно быть очень осторожным во всех попытках звукового и всякого иного влияния. Прежде всего потому, что из-за переутомления притупляются как раз те реакции, которые вы хотите изучить. Вот пример. У гусей есть врожденная реакция на приглашение родителей или других сородичей покинуть данное место. Соответствующим звуковым командам человек может легко научиться и заставлять гусей следовать за ним. Но если он проделывает это слишком часто, чаще, чем этот процесс происходит в нормальной гусиной жизни, то реакция стирается. В результате птицы перестают обращать внимание на звуковые призывы. Неправильная дрессировка уничтожает наследственную реакцию, которая подлежит исследованию. Чтобы избежать этой ошибки, нужно действительно обладать большим терпением.
Особенно интересны те звуки, которыми серые гуси передают призыв уйти, уплыть, улететь. Даже совсем маленькие гусята обладают врожденной реакцией на тончайшие нюансы этого довольно сложного словаря. Обычный призывный звук, знакомое тихое и быстрое гусиное стрекотание, раздается время от времени и тогда, когда птицы находятся в спокойном состоянии, когда они пасутся или медленно шествуют. Из-за сильных обертонов, которые резонируют, оно звучит прерывисто: шести-десятисложно. Число слогов и сила верхних обертонов при обычном призывном звуке находятся в обратной пропорции по отношению к силе звука. Чем больше слогов в гоготании, тем оно звучит выше и тише. Если указанные три свойства отчетливо выражены, это означает высшую степень удовольствия, то есть птицы не собираются в скором времени покинуть данное место. Итак, если перевести высокий и тихий многосложный гогот на человеческий язык, то получится следующее: «Здесь хорошо, останемся здесь», с побочным призывным значением: «Я здесь, ты еще здесь?» В той мере, в какой у гусей усиливается желание переменить место, изменяется и призывный крик. Уменьшается число звуков, убывают высокие обертоны, и гоготание становится громче. Шестисложный гогот означает медленное, но неуклонное продвижение вперед, например, когда птицы на скудном лугу должны сделать один-два шага от одного стебелька к другому. Пятисложный гогот выражает маршевое настроение, гуси уже почти не щиплют траву и собираются отправиться в путь. Четырехсложный показывает очень сильное стремление к перемене места, и гусь в этом случае почти всегда напряженно вытягивает шею. Трехсложность означает самый быстрый маршевый темп, шея вытянута во всю длину, это возвещает наступление летного настроения. Двухсложный, всегда очень низко и громко звучащий крик «ганганг, ганганг» означает, что гусь в следующий момент взлетит.
Если летного настроения не наблюдается и гусь собирается покинуть данное место вплавь или пешком, то в его распоряжении есть звук, выражающий именно это. Приблизительно между трех- и четырехсложным гоготом, как раз тогда, когда можно предположить, что птицей овладело летное настроение, гусь произносит громкий, отделенный резким переходом трехсложный крик, отчетливо выделенный третий слог его на шесть тонов выше двух других. Получается что-то вроде: «Гангинганг». Родители, птенцы которых еще не могут летать, обычно подчеркивают свое желание изменить место, но не по воздуху. Этот крик особенно часто можно услышать у домашних гусей. Знатоку всегда немного смешно слышать такой крик: эти толстые существа и так почти не могут летать, поэтому их постоянные «заверения», что они собираются покинуть данное место пешком, совершенно излишни. Но так как эти выражения настроений чисто импульсивны и наследственны, сами птицы не имеют об этом никакого понятия.
Так же наследственно у каждого маленького серого гусенка инстинктивное понимание всего словаря общения. Одно-двухдневные малыши сразу же реагируют на все описанные тонкости. Если произнести призывный крик резче и с меньшим количеством слогов, малыши перестают пастись, поднимают головки и постепенно всю стайку охватывает «настроение ухода», они начинают двигаться вперед.
Особенно мило выглядит (если не злоупотреблять этим) реакция гусят на крик: «Гангинганг». Они реагируют на эти издаваемые родителями звуки прежде всего тогда, когда увлеклись какой-нибудь особенно вкусной травкой и отстали. В таких случаях «гангинганг» действует на них как удар хлыста, они стремглав мчатся за своими родителями или заменяющим их человеком. Эта реакция дала мне возможность проделывать с помощью маленькой Мартины небольшой забавный фокус.
Оказалось, что мы дали Мартине самое красивое призывное имя, какое когда-либо носила птица у нас в Альтенберге. Дело в том, что когда мы произносили ее имя в том же тембре и на той же высоте звука, что и гусиное «гангинганг» с ударением на «и», то вызывали у нее описанную выше реакцию: Мартина мчалась со всех ног, как пришпоренная лошадь. Я ошарашивал этим охотников и собачников, показывая им, как я сумел «выдрессировать» гусенка, которому нет и недели. Я должен был только внимательно следить за тем, чтобы поблизости не оказались другие, «недрессированные» гусята, иначе они мчались бы ко мне столь же стремительно.
У маленького гусенка есть и врожденная реакция на звук опасности. Он состоит из отдельного, чаще всего тихо произносимого носового «ганг», в котором есть что-то от звука «р», так что, передавая этот призыв буквами, лучше всего обозначить его как «ран». Этот хриплый звук легче всего воспроизвести, втягивая в себя воздух. Когда он раздается, все гусиные головы поднимаются вверх и беспрерывное гоготание мгновенно прекращается. Если произнести его громче, взрослые гуси начинают готовиться к отлету и искать место, где они могли бы оглядеться и легко взлететь. Маленькие гусята мчатся к матери или к заменяющему ее человеку и, сбившись в тесную кучку, ищут защиты.
Это состояние испуга длится у малышей до тех пор, пока не прозвучит отбой. Гусиным родителям не надо предупреждать об угрозе дважды, чтобы держать своих детей в состоянии боевой готовности; они могут полностью сосредоточиться на грозящей опасности. Если она миновала, звучит «отбой»: тихий призывный гогот, на который вся стайка детей, вытянув шеи, обычно отвечает церемонией приветствия. Так же быстро, как весна сменяется летом, из очаровательного пушистого шарика вырастает красивая серая птица с серебряными крыльями. Как трогательно негармонично промежуточное состояние: слишком большие ноги, слишком толстые суставы, неуклюжие движения переходного возраста, который у серых гусей продолжается несколько недель! И как прекрасен момент, когда достигнута гармония взрослой птицы, когда окрепшие крылья могут развернуться для первого полета!