Ледник не оставляет в безопасности не только людей, но и постройки. Во время работ по программе Между народного геофизического года наш верхний стационар — станцию Ледораздельную непрерывно засыпало снегом. О такой опасности мы догадывались еще до ее постройки (станция находилась выше границы питания ледника), но действительность превзошла вес ожидания. Обитатели этой станции были вынуждены вести буквально пещерный образ жизни. Позже аналогичная история повторилась с нашей первой антарктической станцией. В зоне расхода льда совершенно противоположная картина. На одной из станций Новоземельной гляциологической экспедиции через полтора года ледяной пьедестал жилого домика начал вытаивать, домик наклонялся все круче и круче… Видимо, вскоре после нашего отъезда он упал.
Строительство на леднике — дело не простое. В 1911–1912 годах были построены три экспедиционные базы на плавучих шельфовых ледниках. Две прослужили до конца исследований, а третьей не повезло… Обломился обрывистый край ледника, куда было выгружено снаряжение и продовольствие немецкой экспедиции Фильхнера. На этом ее деятельность и закончилась…
А вот и другие проделки ледника. Известно, что все зрительные оценки основаны на сопоставлении размеров знакомых человеку предметов: деревьев. машин, зданий — всего того, что обычно на леднике отсутствует.
Как-то на Новой Земле вдвоем с Е. М. Зингером мы с изумлением наблюдали за неизвестно откуда появившимся трактором, направлявшимся куда-то в сторону карского берега метрах в двухстах от нас. При ближайшем рассмотрении он оказался всего-навсего… спичечным коробком в пяти метрах от нас. Иллюзия движения возникла из-за поземки. В свое оправдание могу только сказать, что в аналогичных условиях жертвами оптических обманов нередко становились и собаки.
Спустя двенадцать лет после описанного случая я в Антарктиде в качестве штурмана вел санно-тракторный поезд километрах в ста пятидесяти от побережья, то есть далеко от каких бы то ни было береговых ориентиров. Впереди на три тысячи километров расстилалось ровное полотнище ледника. Мело, и приходилось полагаться только на приборы, двигаться вслепую.
Напряженно всматриваюсь в пелену метели: вот-вот должна появиться контрольная веха. Вдруг на какое-то время метель прекратилась, и я увидел поднимающееся покрывало пушистых низких облаков, а за ними горную страну, уходящую к горизонту. Я был настолько потрясен, что не сразу пришел в себя. Пока я решал, сделал ли я крупное географическое открытие или все это мне снится, гусеницы с хрустом обрушились на гребень хребта, оказавшегося обычным застругом за пеленой метели.
Карты ледниковых районов стареют уже через несколько лет после выхода в свет. Например, площадь ледников Новой Земли уменьшилась за двадцать лет на 200 квадратных километров, а Шпицбергена с начала нашего столетия — на пятьсот. Это свойство ледников не раз ставило в тупик даже опытных полярников. Г. Я. Седов в 1913 году нанес на карту залив Иностранцева (Новая Земля) там, где норвежские зверобои лет за сорок до него не видели ничего похожего. В 20-х годах известный советский полярник Р. Л. Самойлович обнаружил на его месте… ледник. Потом край ледника снова отступил, залив оказался на том же месте, но что произойдет в будущем?
Озера и ледники — опасное сочетание, доставляющее немало хлопот. Подпруживая озеро, ледник способствует накоплению разрушительной энергии, которая может вырваться, если плотина сдает. Такие явления довольно заурядны, просто раньше они происходили в безлюдных районах и потому оставались незамеченными. Кто, например, знает о спуске на Новой Земле в 1952 году озера Высокого объемом около 20 миллионов кубометров, что в пять раз превышает размеры селя, обрушившегося на Алма-Ату в 1973 году? Мне довелось наблюдать возникновение аналогичного селя в верховьях долины Ванча на Памире в связи с подвижкой ледника Медвежьего. Этот сель ожидали. Доктор географических наук А. Д. Долгушин определил время начала подвижки ледника за полгода до активизации его языка. В опасный район были направлены отряды гляциологов для получения необходимой информации и своевременного предупреждения местного населения. Помню, как ночью поступило по рации сообщение о начале падения уровня подпруженного озера, а утром бурая масса воды, камней и льда с ревом неслась вниз по долине, уничтожая все на своем пути. Служба предупреждения сработала четко, недаром мы вели наблюдения больше двух месяцев. Обошлось без жертв, а материальные убытки оказались минимальными. Как тут не вспомнить пушкинских строк?! Поэтическая картина чрезвычайно ярка и образна, но в то же время предельно точна даже в деталях:
Оттоль сорвался раз обвал,
И с тяжким грохотом упал,
И всю теснину между скал
Загородил,
И Терека могучий вал
Остановил.
В своем «Путешествии в Арзрум» Пушкин пишет: «Дорога шла через обвал, обрушившийся в конце июня 1827 года… Огромная глыба, свалясь, засыпала ущелие на целую версту и запрудила Терек… Терек прорылся сквозь обвал не прежде, как через два часа. То-то он был ужасен!»
Как ни странно, катастрофическими подвижками ледников гляциологи стали заниматься совсем недавно, хотя эти явления не раз описывались. Когда хаотическая масса льда с глухим шумом и треском неумолимо ползет вниз по долине, перегородив ее от борта до борта, это зрелище не для слабонервных. В 1963 году мне впервые пришлось иметь дело с подвижкой, но я так и не увидел ее своими глазами. В тот год Медвежий продвинулся на два километра, и его конец прочно «оседлали» специалисты многих гляциологических организаций. Гипотез высказывалось немало, но что происходило в области питания, никто не знал.
Тогда опытный гляциолог Александр Борисович Казанский (ныне доктор наук) вышел по леднику Федченко в верховья Медвежьего. Там все было до удивления спокойно. Значит, язык самостоятельно проявил свой характер, что и легло в основу теоретических разработок этого исследователя.
Перечень бед от ледников можно было бы продолжить. Одни лавины чего стоят! На Камчатке это мокрые комковатые потоки, срывающиеся со склонов с характерным нарастающим шипением; на Памире они напоминают прыжки пантеры; где-то в поднебесье зарождается и стремительно приближается гул, и вот долина заполнена от склона до склона. Можно припомнить обвалы концов ледников. В 1965 году у горы Монте-Роза в Швейцарии по этой причине погибло много людей на строительной площадке.
Вернемся в полярные страны — к айсбергам. Как-то на Шпицбергене, уходя от шторма, мы проскочили на шлюпке перед фронтом ледника и укрылись в безопасной лагуне. «Салют» в честь гостей последовал с некоторым запозданием, когда мы уже спали. По заливу, совсем недавно такому мирному, гуляли страшные волны, мутные от поднятого со дна грунта и обломков льда. Среди них неуклюже кувыркался «новорожденный» айсберг. Злоупотреблять гостеприимством этого места мы, разумеется, не стали…
Хотя в последнее время о природе все реже и реже говорят как о противнике, ледник все же часто остается им — молчаливым, коварным и неистощимым на козни. Поэтому гляциолог должен быть предусмотрительным, владеть собой, не поддаваясь слабостям, в первую очередь страху. Нужно твердо верить в свою науку, в ее возможности предвидения. Но добывать крупицы новых знаний не просто. Кто из гляциологов не испытывал смятения, когда мир гипотез вступал в конфликт с миром реальным?! Обычно оставляешь ледник с чувством облегчения, иногда с ощущением опустошающей усталости, порой окрыленный успехом. Но нет только одного — разочарования…
Последний спуск по моренам, вброд через потоки, все дальше и дальше от ледника, чтобы можно было увидеть его весь, целиком. Сбрасываешь рюкзак с потной спины и даешь отдохнуть натруженному телу, прикидывая время, оставшееся до контрольного срока. Еще один ледник в твоей жизни, маленькая разгаданная тайна — и такая большая оставшаяся… Молчаливый или в говоре стремительных потоков, простой или сложный, интересный, чем-то запомнившийся или обычный… Но в любом случае неповторимый ледник. Что-то ты вынес с него — в рюкзаке, в полевом дневнике или в сердце. Может, встретишься с ним снова, а может, и нет… И в надвигающихся синих вечерних сумерках, мысленно оглядев весь маршрут от краевых морен до последних ледопадов где-то у затерявшихся звезд, перед тем как привычным движением закинуть рюкзак за спину, повторяешь заклятие уходящих:
— Я вернусь…
Александр Старостин
ДЮДАУЛЬ И ОСИКТА[14]
Рассказ
Рис. В. Масленникова
Школу он не любил. В школе переливали воду из одного бассейна в другой и поезда с разной скоростью неслись навстречу друг другу. Ни бассейнов, ни поездов он ни разу не видел и считал, что все это выдумки. А когда пошли всякие «а», «в», «х», они же «а», «б» и «икс», он решил, что над ним попросту издеваются. К тому же он был самым маленьким в классе и хромым от рождения.
Его предки рождались и умирали в лесу, где каждый звук и каждое слово имеют значение. Жизнь в поселке казалась ему шумной и бестолковой.
Его отец замерз. В акте о смерти, в графе «причина», значилось: «Не установлено. Умер в лесу, на промысле».
Дюдаулю тогда было четыре года, а двум его братьям и сестре еще меньше.
Смерть отца не поразила мальчишку, возбудив только любопытство. Он пока не верил в исчезновение, хотя не раз видел, что происходит с оленем, который бегает, копытит, хитрит — и превращается в мясо. Но, как говорили старики, смерти нет. Просто все умершие переходят жить в Латтар-пеляк — сторону мертвых. Отец тоже должен перейти в Латтар-пеляк.