На Ижорской возвышенности люди идут по такому пути. У них еще много задач. Но сил и опыта тоже достаточно.
Бернгард Гржимек
МЫ ЕДЕМ В СТРАНУ БАУЛЕ
Перевод с немецкого Евгении Геевской
Фото автора
С животными я начал возиться еще в раннем детстве, будучи, как говорится. «от горшка два вершка». Впоследствии я многие годы посвятил изучению и содержанию диких животных, особенно с тех пор. как стад директором зоопарка.
Когда содержишь в неволе несколько тысяч животных родом с разных континентов и несешь ответственность за их благополучие, то частенько задумываешься, как чувствуют себя эти «чужеземцы» в непривычной обстановке? Отвечают ли условия, созданные в зоопарке, хоть частично тому, к чему они привыкли на воде? Такие вопросы задаешь себе гораздо чаще, чем думает какой-нибудь воинствующий «любитель природы», обвиняющий зоопарки в том, что это «самые настоящие тюрьмы для животных».
И вот, раздумывая над тем, как тот или иной обитатель зоопарка вел бы себя на воле, в своей родной стихии, и листая специальную литературу, внезапно делаешь удивительное открытие! Если, например, посмотреть у Брема, каков срок беременности у львиц или живет ли тигр совместно с тигрицей, пока она кормит и воспитывает молодняк, то во многих случаях можно прочесть, что по опыту Лондонского, Франкфуртского или Берлинского зоопарка это дело обстоит так-то и так-то или что некий господин Майер, содержавший у себя в квартире ихневмона, сделал такие-то и такие-то наблюдения. И тут становится ясно, что большую часть того, что нам известно о жизни обитателей дикой природы, мы черпаем из наблюдений за особями, содержащимися в неволе. Так что животные зоопарков нужны отнюдь не только для удовлетворения любопытства или развлечения посетителей, они служат науке.
И тем не менее о жизни диких животных нам пока известно постыдно мало. И это не удивительно, потому что когда естествоиспытатели прошлого столетия добирались до отдаленных, неизученных частей света, они в первую очередь стремились открыть новые виды животных, описать, привезти домой части их скелета, шкуру или тушку. Ведь наука тоже подвержена моде, а в те времена основное внимание обращали на то, как выглядит животное, и где оно обитает, а не на условия его существования.
Неудивительно поэтому, что руководителей зоопарков обуревает желание увидеть своими глазами, как живут свободные братья и сестры их подопечных на воле. Только так можно узнать, правильно ли кормят и содержат животных в зоопарке.
Счастлив тот, кому это удается. Но дело это не легкое и не простое. Во всяком случае значительно сложнее, чем можно представить, судя по некоторым газетным сообщениям. Особенно в такой стране, как Берег Слоновой Кости, где долгое время не было ни единого национального парка (их вообще-то мало в Западной Африке). А увидеть в Африке леопарда ничуть не легче, чем у нас в лесу барсука! Кому из вас не приходилось бродить по лесу? Встречался ли вам хоть один?
Итак, я решил отправиться в легендарную для зоолога страну — Берег Слоновой Кости.
Это было первое путешествие в Африку, которое вместе со мной совершил мой сын Михаэль. Было ему тогда всего шестнадцать лет. В то время мы еще не задавались целью чем-то помочь африканской фауне, что-либо изменить; тогда мы приезжали чему-то научиться, увидеть своими глазами, понять. И еще не знали, что этот континент войдет в нашу жизнь на долгие, долгие годы, а одному из нас суждено будет остаться в этой земле навсегда…
Не без труда удалось раздобыть визу для въезда в тогдашнюю колонию — Французскую Западную Африку. Для этого потребовалось разрешение самого генерал-губернатора, проживавшего в Дакаре. Но мои рекомендации были столь безупречны, что вскоре все необходимые бумаги оказались у меня на руках. Было это в декабре, накануне рождества, и следовало поторопиться, так как скоро уже должен был начаться сезон дождей.
Ехать один я не мог; у человека ведь только две руки, и если собираешься одновременно делать и цветные, и черно-белые снимки, а к тому же еще и фильм снимать, то двух рук явно не хватит! Поэтому мне и пришлось взять с собой сына, между прочим, уже отнюдь не новичка в этом деле: он научился снимать неплохие узкопленочные фильмы для нашего зоопарка.
Какое это, должно быть, счастье для мальчика, если его отец — директор зоопарка! Вот моему отцу, который был юристом, никогда не пришла бы в голову мысль взять меня с собой в Африку!
Я тогда совершенно не знал, какой в тех местах климат, какие могут подстерегать болезни, нужно ли брать с собой пробковый шлем, какие потребуются рубашки — с короткими или длинными рукавами? И что вообще разрешается провозить через таможню. Все эти проблемы возникли внезапно и ввергли меня в некоторое замешательство.
В Дакаре, где я должен был остановиться на некоторое время, мне предстоял визит к генерал-губернатору. Для подобных случаев необходим легкий белый льняной костюм, который можно за недорогую цену заказать местному портному. Но кто за короткий срок возьмется его там сшить? А где во Франкфурте зимой, в декабре, раздобыть летние вещи? Каждый продавец, к которому я обращался, сначала растерянно на меня взирал, а потом спускался куда-то в склад, откуда вытаскивал запрятанные на зиму товары, которые на меня (при моем росте 1 м 90 см) абсолютно не годились. К тому же ежедневно после обеда нас обоих мучил зубной врач, и мы на это соглашались, потому что боялись, что зубы разболятся там, в Африке, и нам придется их лечить у местного знахаря, к тому же безо всяких обезболивающих средств… После прививки вакцины против желтой лихорадки на меня напал дикий озноб, от которого меня трясло, как грушу, и страшно разболелась спина, а у моего сына случилось воспаление мозговой оболочки.
Что же касается пробковых шлемов, то они вроде бы вышли из моды…
— Но смотрите, не будьте легкомысленными, — сказал мне профессор Г. из Базеля, — хотя некоторые люди и переносят подобный перегрев, другие от солнечного удара могут свалиться прямо на улице и потом три-четыре недели вынуждены проводить в постели, да еще в затемненной комнате!
Весьма возможно, но во Франкфурте-на-Майне ведь все равно не купишь пробкового шлема!
Как бы там ни было, вскоре после Нового года мы наконец-то сидим в самолете. Ночь полета — и вот где-то далеко внизу замаячили маленькие красные огоньки.
Самолет снижается и, как мне кажется, собирается опуститься прямо в море — колеса вот-вот коснутся поверхности воды. Но тут под них подсовывается прибрежный песок и сразу за этим — посадочная полоса, по которой наше крылатое чудовище с шумом катится, пока не останавливается. Когда мы выходим из самолета, нас встречает громкая военная музыка. Щеголеватый лейтенант и три высоченных солдата в белоснежной униформе, украшенной золотыми позументами, и в старинных красных фуражках застыли по стойке «смирно» возле качающегося трапа. Когда мы проходим мимо барьера, за которым почтительно застыли пять рослых черных солдат с обнаженными саблями, держа их прямо перед собой, публика аплодирует. Но вся эта церемония устроена, разумеется, не ради нас, а ради генерала, который прибыл из Франции в этом же самолете.
Большой дребезжащий автобус доставляет нас за город, в приготовленное для нас пристанище — каменные бараки, снабженные, однако, водопроводом. Все очень примитивно, но чрезвычайно чисто; окна даже затянуты марлей от мух. Правда, двери почему-то не запираются. Но номер в городском отеле стоит, говорят, бешеных денег. Дакар — большой город с населением более ста тысяч человек, из которых большая часть — африканцы.
Мы покупаем себе пробковые шлемы, по 15 марок за штуку, и отправляемся на поиски легкой тропической одежды. Однако здесь нас постигает неудача: мы, оказывается, слишком высокорослы для здешних мест. (Может быть, поэтому нас все время принимали за англичан.) Брюки доставали нам только до середины голени. А что касается ботинок местного производства, то они по крайней мере на пять сантиметров короче, чем требовалось.
В Дакаре есть нечто вроде зоопарка. Я сажусь в такси и еду по гладкой асфальтированной дороге, идущей вдоль побережья, мимо пивоварни под названием «Газель», мимо каких-то фабрик и добираюсь наконец до большого зеленого массива. Шофер требует с меня за ожидание здесь 500 местных франков (12 марок), а поскольку с деньгами у нас не густо, я его отпускаю.
В небольшом закутке расположены вольеры с животными. Тут мне и пришлось увидеть первых двух львов в Африке. Но посетителей что-то не заметно — место это расположено слишком далеко от города и добраться сюда не просто. После того как я полюбовался еще и двумя гиенами, марабу, антилопой и маленьким шимпанзе на цепочке, а также дикобразом и африканской вонючкой, я захотел вернуться в город. Но как? Стоянки такси здесь нет, телефонов тоже. Сопровождаемый удивленными взглядами грифов, сидящих повсюду на деревьях, я брожу по парку, пока не обнаруживаю наконец маленькой сторожки и в ней двух служителей зоопарка.
Один из них оказался корсиканцем, живущим уже два года в Африке. Нет, он не в восторге от здешних мест. Почему сюда приехал? Да потому, что не мог найти работы во Франции. Достать здесь такси? Да что вы, это абсолютно безнадежно!
Из вежливости он все же пытается дозвониться в диспетчерскую по вызову такси, разумеется, тщетно. Я сижу час. второй и замечаю, что начинаю действовать ему на нервы. В конце концов он не выдерживает, выбегает на шоссе, останавливает одну машину за другой, уговаривает кого-то забрать меня с собой.
На другое утро я нанимаю комичную повозку, которой здесь пользуются африканцы. Это двухколесная таратайка на автомобильных шинах, в которую впрягается тощая лошаденка. Зато к козлам прилажен огромный клаксон, которым кучер непрерывно пользуется. Под такой неистовый аккомпанемент я подъезжаю сначала к французскому Институту Черной Африки. чтобы навестить профессора Монода, а затем и к ультрасовременному зданию Пастеровского ветеринарного института, где меня радушно встретил мой коллега профессор Морнэ.