Хотя в кабине было просторно, женщина прижималась к самой дверце. То ли ей было неловко за неустанный плач малыша, то ли она стеснялась кормить при шофере ребенка. В сторону парня она и не смотрела. Этого, словно аллахом посланного, шофера раньше она никогда не встречала. Она поняла лишь, что парень недавно демобилизовался из армии — китель и шапка-ушанка говорили сами за себя. «Интересно, куда он ехал, — гадала молодая мать, — кого искал на непроезжих улицах Хивинки?»
Шофер тоже был из Чарджоу.
И на улицы Хивинки его привела целая цепь обстоятельств. Девушка, которую он любил, вышла замуж за другого, пока он служил в армии. Это чуть не сломило парня. Впрочем, винил во всем он лишь себя: «Значит, не смог сделать так, чтобы не забыла меня». Душевная рана затягивалась медленно. Хотелось уехать из города. И вот он оказался в конторе по рытью глубинных колодцев.
— Хочешь поработать в Каракумах? — спросил начальник конторы, благожелательно оглядывая парня. — Что ж, похвально. Но предупреждаю: в пустыне придется жить месяцами безвыездно! И там нет танцплощадок.
О танцплощадках демобилизованный и не думал, дал согласие. Конечно, пустыня оказалась не столь романтичной, как он представлял себе. Но постепенно привык и к ее суровой природе. Взбирался на барханы и кричал во все горло:
— Я не боюсь тебя, пустыня!
Незаметно для себя он полюбил эти пески.
— Я люблю вас, Каракумы, слышите? Не изменяйте мне и вы!
И Каракумы не изменили, да и парень не дрогнул в испытаниях. Порой он попадал в такие места, где нога человека еще не ступала. Длинными зимними ночами, когда шоферу приходилось возиться под машиной в грязи и снегу, он тоже не сетовал на судьбу. Колодезные мастера рассказывали ему о прелестях весны в Каракумах, и он мечтал о том времени, когда барханы покроются высокими зарослями, начнут цвести тюльпаны и маки.
…До мебельной фабрики, откуда начинался асфальт, оставались считанные метры. «Урагану» было все труднее, вязкая глина дороги бросала машину то вправо, то влево. Шофер весь напрягся, налегая грудью на баранку. «Не дай бог провалиться в арык! — думал он. — Тут они по обе стороны тянутся. И тогда — труба! Если и найдется трактор, кто знает, вытащит ли меня?» Скверно было то, что большая вода скрыла все неровности и арыки. Попробуй угадай, где арык, а где проезжая часть.
Зимний ветер жег лицо, но у парня не было другого выхода, кроме как смотреть вперед, высунув голову из кабины: так легче видеть дорогу и наблюдать за задними колесами.
Вода все прибывала и уже подступала к окнам домов. Со стороны фабрики показались груженные мебелью «амфибии». Осторожно двигались они по шоссе к центру Чарджоу. Заглядевшись на них, парень чуть не перевернул свою машину. Молодая женщина пронзительно закричала: «Ары-и-и-ик!»
По крыше кабины гневно застучали кулаками те, кто был в кузове, послышались мужские голоса.
Он словно проснулся и, крутанув руль вправо, до предела выжал газ. «Ураган» рванулся вперед, как разъяренный зверь… Парень шумно перевел дыхание, обтер рукавом брызги с лица. Его «Ураган» выехал на асфальт, и он нашел время рассмотреть женщину. Та по-прежнему прижималась к дверце. Шофер вдруг схватил молодую мать за руку, рывком притянул к себе:
— Вам что, жить, что ли, надоело?!
Объяснять он ничего не стал. Женщина и так поняла, что могла случайно задеть за рычажок, открыть дверцу и вывалиться из кабины. Она с опаской отодвинулась от дверцы, крепко прижав к груди малыша. Потом искоса поглядела на шофера — взгляд женщины лучился благодарностью.
Парень не мог видеть его: все внимание он сосредоточил на дороге. Надо во что бы то ни стало вывезти людей из зоны наводнения. Однако минуты, проведенные в кабине, как-то сблизили шофера и его пассажирку, хотя слов сказано было очень мало. Они даже толком не рассмотрели друг друга. Женщина даже вряд ли смогла бы описать внешность парня. Запомнила разве что шапку, след кокарды на ней да русые волосы, падавшие на широкие брови. Шофер ничего не мог сказать о внешности женщины. А вот голос малыша запомнился. «Вах-хов! — думал он с улыбкой. — Сам с вершок, но какой грозный голосок! Интересно, в кого таким уродился?»
Малыш между тем давно угомонился и, прижавшись к теплой груди матери, сладко посапывал.
Впереди неожиданно возникло препятствие: ГАЗ-51, выскочивший из проулка возле мясокомбината, свернул на шоссе, и тут у него заглох мотор: Как назло, именно в этот миг рядом с машиной обвалился дом.
Кабина «Урагана» наполнилась пылью, и парень инстинктивно зажмурился, ощупью включил тормоз.
— Еще одна семья лишилась крова, — пробормотал он.
Пыль осела на ресницы и надбровья; запершило в горле.
Откашлявшись, шофер искоса поглядел на молодую женщину, как бы спрашивая, все ли в порядке? Та кивнула: она успела прикрыть лицо малыша полой пальто.
Потом шофер стал думать, как же объехать ГАЗ-51, по-прежнему стоявший на середине шоссе. Между домами и машиной не проехать: мешал телеграфный столб. А справа? Не разглядеть, стекло кабины залепило грязью. Тогда он достал чистую тряпку, осторожно открыл дверцу. Под машиной гуляли волны. Не колеблясь, он ступил в воду. Упираясь одной ногой в подножку, другой — в крыло, он принялся чистить ветровое стекло.
В кабине сразу посветлело. Вот уже можно разглядеть лицо женщины… Ее малыш сладко дремал у груди. «Какая она красивая, — подумал шофер. — Верно, значит, говорят: после замужества девушки становятся еще краше. Значит, и моя…» Он помрачнел и даже перестал прочищать стекло.
Тут послышался зычный голос из кузова:
— Э-хей, шофер! Чего ждем?
Он сел за руль, включил скорость и нажал педаль газа. «Ураган» тяжело тронулся с места, свернул направо — между домами и застрявшей машиной.
— Куда пре-е-шь?! — заорал тот же зычный бас.
Не обращая внимания на крики, парень втиснул машину в образовавшийся промежуток. Грунт и здесь представлял собой сплошное месиво. Не находя опоры, колеса «Урагана» бешено вращались буксуя. Летели фонтаны грязи и мутной воды. «Ураган» наконец выбрался из опасного места.
— Молодец, джигит! Ловок, ничего не скажешь!.. — закричали люди с крыш близлежащих домиков.
И женщина тоже похвалила шофера, но про себя.
По мере приближения к складу дорога все ухудшалась, и шофер снова налег грудью на руль… Потом начался подъем на холм у моста через Дарьябаш, где и в обычное-то время приходилось ехать на первой скорости. Вода плескалась у высокой дамбы. Парень увидел людей, толпившихся на противоположном берегу канала — вода была им по пояс. Он с тревогой думал: «Стоит Амударье чуть усилить напор — и дамбу смоет! Ничего не останется от Уралки…»
Если бы не яростные волны, подталкивавшие «Ураган», вряд ли машина осилила бы подъем. С огромным трудом она вползла на мост, и тут оба — шофер и женщина — вдруг увидели: вода течет вспять! Они поняли, что канал Дарьябаш переполнен. На его берегах стояли горожане и горестно качали головами. Облокотившись на палку, задумался о чем-то аксакал в пестром халате. Две черноволосые девчушки временами теребили его за халат, но он не обращал на внучек внимания. Лишь рев «Урагана» вывел аксакала из задумчивости, и он принялся суетливо подталкивать девочек к обочине.
…На перекрестке, возле хозяйственного магазина, шофер остановился и вопросительно взглянул на молодую мать:
— Теперь куда ехать?
— Направо.
На Уралке, у ворот двухэтажного дома с террасой, женщина вылезла из кабины, прижимая к груди спящего малыша. Люди в кузове помогли ее мужу сгрузить вещи. Трогая, шофер еще раз увидел красивое лицо женщины: она смотрела на парня с тихой, благодарной улыбкой на губах, машинально покачивая ребенка.
— Разрешите?..
Полный мужчина в очках осторожно вошел в кабинет.
Секретарь посмотрел на него и ничего не ответил: прижав к уху телефонную трубку, он внимательно слушал абонента. А сам с удивлением думал: «Неужели это Хачик?! Полтора года назад он был почти худым, а теперь вон как разнесло! Ясно, такая полнота не признак здоровья. Дышит, как рыба на суше. Будь моя власть, я запретил бы таким, как Хачик Андреевич, пользоваться транспортом. Видимо, считает унижением для себя ходить пешком».
Закончив телефонный разговор, секретарь встал и, приглаживая волосы, иронически поблагодарил:
— Что ж, Хачик Андреевич, спасибо вам за наводнение… — Он выдержал паузу и сказал строже: — Понадеялись на вас — и вот… А ведь наблюдение за Амударьей — ваша прямая обязанность. Ну хорошо, об этом после поговорим. Виновные будут наказаны.
Секретарь задумался. Томительное молчание затягивалось. «Лучше бы продолжал ругать», — взмолился Хачик про себя.
Словно угадав его мысли, секретарь отрывисто спросил:
— Можете кратко объяснить причину бедствия? Или для этого требуется время?
— Морозы, товарищ секретарь… — виновато ответил тот. — Превзошли все ожидания! На Аму образовался толстый лед. А потом вдруг сильная оттепель. Снег стаял мгновенно, лед быстро истончал — и уровень вскрывшейся Амударьи стремительно поднялся.
— А предвидеть этого не могли? — резко спросил секретарь.
Хачик Андреевич молчал. Да и что скажешь? Ясно, чего ждет секретарь. «Раз так хорошо знаешь, чем грозят обильные снегопады, толстые наледи на Аму и внезапные оттепели, то почему молчал?» Вот ответа на какой вопрос ждет секретарь. Впрочем, Хачик Андреевич был не из тех, кто теряет голову в трудных обстоятельствах. Но и он чувствовал себя так, словно в обувь ему подложили горячие уголья. Он, как говорится, поседел на своей должности — тридцать лет стажа чего-нибудь да значат! Руководители города ценили Хачика Андреевича за организаторские способности и деловую сметку. «М-м-да, а теперь стою посреди кабинета, куда заходил с поднятой головой, и напоминаю человека, не уплатившего долги. Нет, не буду возражать, секретарь!..» — подумал он и выдавил из себя:
— Капризы природы… Ошибка моя в том, что не смог предвидеть. Не принял мер. Кто знал, что случится подобное?