Береженого бог бережет. В полном соответствии с этой древней мудростью были приготовлены запасные варианты. К одному из них и пришлось прибегнуть, но в общем-то не из-за нелетной погоды.
…Вечером встречаем пополнение из Москвы — «группу захвата» во главе со старшим научным сотрудником Ардалионом Алексеевичем Винокуровым. Увешанные рюкзаками, спальниками и биноклями, они несут тот самый сундучок, что будет хранить и обогревать яйца стерха в пути над Евразией и Атлантикой.
Сундучок что надо: с шестью запорами, внутри белоснежный куб — пенопластовый футляр с заботливо вырезанными шестью ячейками. Сюда и лягут яйца журавля. Из сундучка торчат проводки термопар — температура в нем должна быть 32 градуса. Обогревать же искусственное гнездо будет не какое-нибудь хитроумное изобретение вроде электрокамина, а добрые старые медицинские грелки.
Все мы отправились на берег Индигирки праздновать общий сбор. Час ночи. Тепло, местная молодежь, разбившись на парочки, бродит под солнцем, а не под луной. Мы же сидим на камнях и долго смотрим, как какой-то рыболов удочкой вытаскивает рыбку за рыбкой и уже наловил полное ведро.
Сидим на берегу не ради развлечения. Дело в том, что в крохотной гостинице с вечным объявлением «Мест нет» для таких, как мы — «командированных», — отведено две комнаты: мужская и женская. В других же отдыхают экипажи дальних самолетов или живут специалисты с семьями. И теперь мы обсуждаем сложную задачу — как разместиться всем нам вместе с прибывшими, чтобы и соседей по номеру не обидеть. Решили проблему так: некоторые из нас легли на койках, а некоторые — в спальниках на полу.
Однако экспедиция не намерена долго здесь задерживаться. Надо на вертолете добраться до нескольких домиков, затерявшихся на речке Берелях. Оттуда и планируется начало десантной операции к гнездам стерха. Ибо стартовать с аэродрома невозможно — у вертолета не хватит горючего. А в Берелях он прибудет 28 июня без людей, заполнив свое нутро бочками с бензином, и сможет тут дважды заправиться.
И вот мы в Береляхском отделении оленеводческого совхоза. Жители от мала до велика спешат к замолкнувшей металлической стрекозе. Появление вертолета всегда радость: это и письма, и газеты, и коробки с пленкой кинофильма, и встреча с новыми людьми…
Погода препакостная: туман, дожди. Флинт в который раз просит меня сходить на радиостанцию и узнать, прилетит ли почтовый вертолет? В который раз радист сквозь треск и шум помех связывается с Чокурдахом и произносит одну и ту же фразу: «Чокурдах закрыт по метеоусловиям».
Вдруг неожиданный грохот винтов — и почтовый вертолет опускается прямо посреди поселка. Наскоро запихнув вещи в рюкзак, мчимся с Владимиром Евгеньевичем захватить его, пока не улетел. Ибо заранее было условлено, что в Чокурдахе я буду нужен, как выразился Флинт, «для более массированных контактов с официальными лицами».
Почтовый вертолет прорвался в «окно». Стоило его колесам прикоснуться к аэродромному бетону, как снова навалился туман. Другие же опасения Флинта были излишни. Летчики, загруженные работой по горло, к нашей экспедиции благосклонны — десантный рейс внесен в план полетов.
И вот 28 июня. Тот самый намеченный заранее день! Кажется, что небо олицетворяет все свинцовые мерзости жизни. Волею погоды из многочисленных вариантов забора яиц остается один, аварийный, брать только из тех гнезд, на которые вертолет сможет опуститься в буквальном смысле слова.
Владимир Евгеньевич, опасаясь искушать судьбу, стоит у затянутого туманом летного поля, а я лезу наверх к синоптикам. Сотрудница показывает метеокарты со всякими циклонами и антициклонами и, будто извиняясь, говорит: «Ничего хорошего для малой авиации не ожидается». Вечером снова визит к синоптикам. Картина прежняя. Владимиру Евгеньевичу не остается ничего, как телеграфировать в Министерство сельского хозяйства СССР, под эгидой которого осуществляется экспедиция, о переносе срока отлета Элизабет Андерсон из Москвы в Лондон. Американка должна сопровождать яйца в Соединенные Штаты.
Вечером следующего, столь же унылого дня синоптики встречают меня совсем по-другому — улыбаются и делают подарок: «Завтра ожидается летная погода, если ветер не переменится». Ох уж это «если», ох уж этот ветер. Мы следили за ним, пожалуй, тщательнее, чем синоптики. Наконец — ура! — 30 июня над тундрой безоблачное небо!
В восемь утра распахиваются люки вертолетного хвоста и по доскам в его нутро вкатывают бочки с бензином. Потом приглашают нас.
В Береляхе бортмеханик и бортрадист выкатывают бочки, дозаправляют машину. А тем временем наша компания притащила сундучок и деревянную треногу с пружинами, на которые подвешивают термостат, чтобы уменьшить тряску. Вот и грелки с кипятком, дабы в искусственном гнезде не остудить журавлиные яйца.
Владимир Евгеньевич командует, чтобы на железных лавках вертолета заняли места Винокуров, Сорокин и еще двое.
Все улыбаются — никто и не подозревает, что через двадцать минут «Операция стерх» очутится на грани катастрофы. Эти минуты были истрачены на то, чтобы найти в тундре палатку кинооператора Назарова. Он, в прошлом штурман-подводник, летая вместе с нами на «Аннушке», нанес на экспедиционную карту местоположение всех обнаруженных гнезд. И теперь ему вместе с пилотами предстоит выбрать те, возле которых вертолет сможет опуститься не далее чем в сотне метров. Иначе яиц не найти.
И вот ошеломляющая новость: Назаров в ночь на 29 июня сфотографировал вылупление птенцов! Он, торопясь, рассказывает: «Пернатые родители по случаю дня рождения устроили настоящий концерт — прямо-таки пели и плясали». Говорит что-то еще…
У нас опустились руки. Значит, и в других гнездах вылупились птенцы. Что же собирать? Под общие «охи» и «ахи» Владимир Евгеньевич берется за бинокль — спокойствие и эрудиция подсказывают выход. Вот цепочка его умозаключений. В гнезде Назарова птенцы могли вылупиться раньше потому, что оно в низине и загорожено от северного ветра. Кроме того, стерхи, вероятно, знают толк в терморегуляции: в начале насиживания в солнечные дни самка доверяла обогревать кладку дневному светилу, редко садилась на яйца, и это обмануло Назарова. Весна же была не из теплых. Значит, есть надежда, что в открытых низких местах тундры в журавлиных гнездах еще можно найти яйца с нужным сроком насиживания. Но сначала надо обследовать ближайшие гнезда стерхов.
Летим. Результат неутешительный — несколько журавлиных домиков уже пусты: родители увели отпрысков. И тогда вертолет поворачивает на восток, туда, где тундра ровна, как стол, и северные ветры гуляют на свободе.
Наконец в глубинах нашего отчаяния забрезжил луч надежды — гнездо. Самка сидит плотно. Поднялась и побежала, лишь когда вертолет прошел почти над ней. Это — час Винокурова. Высадив его для выслеживания кладки, вертолет торопится к следующим, теперь уже гипотетическим журавлиным колыбелям. Вот еще одна. Но, увы, никакого холмика подле гнезда нет и в помине. И тогда командир вертолета Леонид Кузьмич Басов делает, казалось бы, невозможное — опускает машину прямо в болото, которое с хлюпаньем засасывает колеса. Мастерство пилота таково, что вихрь, поднятый винтом, все же не выкатил беззащитное яйцо из плоского гнезда, хотя сели в каком-то десятке метров от него. Стрекочет киноаппарат…
Отныне в одной из ячеек термостата — драгоценное содержимое. Владимир Евгеньевич уверяет, что яйцо такое, какое необходимо, мол, и пахнет, как нужно, и глянец на нем подходящий…
Только взлетели, как вертолет прямо-таки валится наземь без каких-либо просьб орнитологов. Басов нашел журавленка! Как он рассмотрел рыженькое тщедушное существо? Другого птенца тоже нашел не орнитолог. Мне удалось обнаружить его возле своих сапог. И впервые в мире появляется фотография двух птенцов стерха — один чуть побольше, поживее, другой поменьше и спокойнее. Естественно, в Москву птенцов не берем, оставляем среди родных болот. Уготовано ли им вырасти, превратиться в журавлей?
И снова бреющий полет по маршруту, уже пройденному «Аннушкой». Увы, аппетит вертолетного мотора вселяет все больше опасений. В конце концов он-то и не позволил выполнить программу-максимум: к пяти взятым журавлиным яйцам (Винокуров с его драгоценной добычей уже на борту) добавить шестое, обусловленное соглашением с Фондом охраны журавлей. Не хватило каких-то ста литров бензина.
На аэродроме пожимаем руку Басову: без его «сумасшедших» посадок и взлетов вряд ли в термостате оказалось бы больше двух яиц.
Громадный Ил-18, как это часто бывает, прибыл в Москву с опозданием на несколько часов. Эти часы по каким-то аэрофлотским причинам он простоял в Норильске. А когда самолет стоит, пассажиров, как известно, просят прогуляться. Бродим по аэропорту, а на душе кошки скребут. Теплится ли жизнь в термостате, оставленном в самолетном салоне? Вдруг из какого-либо яйца захочет вылупиться птенец?
Винокурову приходится несколько раз заправлять кипятком грелку в аэродромном буфете и заворачивать ее в мой свитер, чтобы не остыла, прежде чем объявили посадку.
Слава богу, весь долгий путь температура в сундучке-термостате держалась на нужном уровне. Но счастье редко бывает безоблачным — одно яйцо погибло. Птенец начал проклевывать скорлупу и не осилил. Четыре же журавлиных яйца в целости и сохранности вместе с сундучком Флинт передал Элизабет Андерсон из рук в руки в здании аэропорта Шереметьево.
Ради чего все это? Каким образом яйца белого журавля, положенные в заокеанский инкубатор, помогут сохранить этот вид, обитающий на другом континенте? Об этом чуть позже. А сейчас предоставим слово Джорджу Арчибальду — одному из директоров Международного фонда охраны журавлей. Вот его несколько сокращенное описание невиданного события — вылупления в инкубаторе белых журавлей. Этому событию был посвящен специальный бюллетень МФОЖ.
«…Через четырнадцать часов после того, как яйца попали в инкубатор биотрона, то есть в 9 часов утра, 3 июля, Билл Гоз и я (назначенные смотрителями яиц, с которыми связывалось столько надежд) аккуратно переложили их в таз с водой. Тест на плавучесть. Наступил решающий миг. Выдержали ли яйца сорокашестичасовое десятитысячемильное путешествие из Сибири?