На южном склоне Гиссарского хребта, где начинается река, выпадает количество осадков, рекордное не только для Таджикистана, но и для всей Средней Азии, — более 2 тыс. мм в год. Снеголавинная станция Харам-куль в верховьях Варзоба на высоте около 3 тыс. м над уровнем моря — своеобразный полюс осадков: высота сугробов здесь достигает 6 м! Такому количеству снега обязаны своим существованием 343 небольших ледника в верховьях Кафирнигана, занимающих площадь около 115 км: на таком участке можно разместить областной центр. Лежат ледники у самого гребня на высоте более 4 тыс. м над уровнем моря, чаще всего в глубоких затененных впадинах-карах. Есть на этих ледниках и свои ледопады, и озера, но по сравнению с ледяными гигантами Памира все это очень миниатюрно, уменьшено во много раз.
Крутые, местами обнаженные склоны гор и большое количество снега — причины частых лавин. Именно они и были целью нашей экспедиции.
Каждый год небольшие — по два-три человека — отряды гляциологов Таджикской гидрометслужбы обследуют лавиноопасные районы республики. Цель работы — составление «Кадастра лавин Таджикистана» — части единого большого «Кадастра лавин СССР».
Человек все больше осваивает горные районы, все дальше проникает в глубь заснеженных скалистых хребтов и все чаще и чаще сталкивается с этим грозным, еще во многом не изученным, хотя и достаточно распространенным явлением — снежными обвалами. Это очень серьезный противник. Ежегодно три перевала в Таджикистане — Анзобский, Хабурабадский и Шахристанский, — через которые проходят важные автомагистрали, закрываются на полгода. А ведь их высота всего лишь чуть более 3 тыс. м над уровнем моря и не идет ни в какое сравнение с восточнопамирскими перевалами на высоте более 4,5 тыс. м, через которые машины идут круглый год. Все дело в количестве осадков, а точнее, снега. Для современной дорожной техники многометровые сугробы и заносы не страшны. Но ничто пока не может противостоять обрушению сотен тысяч и миллионов кубометров снега, сметающего все на своем пути и развивающего силу удара до 100 т на 1 м2!
Здесь пока только один выход — пробиваться сквозь гору, сооружать туннель. Сейчас под всеми перечисленными перевалами проектируется строительство туннелей, а в районе Анзобского уже ведутся изыскательские работы. Да, лавины — это очень серьезно и очень актуально в наше время. Вот почему решено составить «Кадастр лавин», в котором надо описать все районы, где происходят зимой снежные обвалы, указать их частоту, размеры, дальность выброса и многое другое, необходимое при проектировании новых автодорог, линий электропередач, различных сооружений — одним словом, все, что нужно для дальнейшего освоения гор, занимающих почти 97 % территории республики.
Наш маленький экспедиционный отряд состоял из трех человек: старшего техника Худайберды Хакимова, техника Николая Кольцова и инженера — автора этих строк. Впрочем, для таких исследований достаточно даже одного опытного специалиста, но в одиночку по горам ходить строжайше запрещено техникой безопасности.
Получены карты, собраны рюкзаки — ив путь. Впрочем, путь недалек и недолог, всего 70 км от Душанбе до поселка Рамит, возле которого и рождается Кафирниган, где сливаются мутная желтовато-серая Сардай-Миона и зеленовато-сизая, как морская волна, Сорбо.
Сардай-Миона была уже обследована, описана, поэтому, перейдя широкий железобетонный мост и предъявив пропуск строгим егерям, мы вступили на территорию заповедника и направились вверх по течению по правому берегу Сорбо.
Как приятно было после города вдохнуть чистый, насыщенный ароматом цветов горный воздух и слушать, именно слушать тишину! Позади зимний камеральный сезон, более полугода сидения над обработкой материалов экспедиций. И вот снова ласковый ветер в лицо и негромкий шорох камней под ногами.
Навстречу несет свои воды Сорбо, то яростно гремящая среди каменных теснин, то вдруг широко распахивающаяся спокойным тихим плесом. Берег то пологий, каменистый, плавно уходящий под воду, то обрывистый, над которым шелестят листвой кусты ив и пронизанные солнцем березы. И снова, как в первой экспедиции почти два десятка лет назад, душа наполнена радостью ожидания. Любое путешествие — это поток новизны, обилие впечатлений, а мы все трое были здесь впервые.
Николай Кольцов только недавно пришел в гидрометслужбу, провел лето на леднике Скогач в верховьях Обихин-гоу, зимой измерял водные запасы в бассейнах ряда памирских рек, а теперь вот исследует лавины. Он еще не уверен в правильности избранного пути, но мне почему-то кажется, что он останется у нас. Здесь и оперативные прогнозы для народного хозяйства, и научно-исследовательская работа; можно искать в графиках, схемах, таблицах закономерности и связи явлений природы, можно отправляться в экспедиции, изучать ледники, лавины, горные озера, грозные сели, реки, водохранилища, можно стать сотрудником гидрометеостанции, а они расположены в Таджикистане от низовий Вахша и Пянджа, где вызревают лимоны и хлопок, до ледника Федченко на высоте 4 тыс. м над уровнем моря. Почти два десятка лет я работаю здесь и ни разу не пожалел о своем выборе: все лучшее в моей жизни связано с любимой профессией — зимовки, путешествия, приключения, впечатления, — что в конечном счете составляет цель нашей жизни и ее счастье… Хочется, чтобы и Николай нашел у нас свое призвание, место в жизни, чтобы никогда не чувствовал равнодушия к своему труду, горечи разочарования в своей профессии.
Худайберды — наш кадровый опытный работник, испытанный полевик, надежный товарищ. Правда, его больше привлекают озера и реки (видимо, после пятилетней службы на флоте), чем ледники, снега и лавины, и интересует не столько цель экспедиции, сколько поход по незнакомым местам, ночевки в палатке или под открытым небом, переправы, подъемы. А ведь наша профессия — это не только экспедиции, но и кропотливая обработка материалов наблюдений.
Но сейчас все это осталось в Душанбе, а навстречу бежит дорога, свежий прохладный ветер треплет волосы, яркое высокогорное солнце заставляет щурить глаза. Хорошо! Даже не чувствуется тяжести пудовых рюкзаков за спиной.
Чем выше, тем голубее, чище вода в реке. На третий день пути мы подошли к месту, где четырьмя широкими быстрыми протоками в Сорбо справа вливались холодные синие воды реки Хана-, ко. Ее бассейн нам тоже предстояло обследовать, и мы вошли в полумрак узкого глубокого ущелья, на дне которого гремел поток. Вода пахла талым снегом.
И вот уже позади леса и густые кустарники с голосистыми кафирниганскими соловьями. Мы попали из лета в весну. Стихли голоса птиц, листья на деревьях сменились почками, на смену раздолью высоких ярких трав, среди которых иной раз приходилось с трудом прокладывать дорогу, пришли нежные желтые звездочки крокусов, пестрые веселые хохлатки, алые язычки тюльпанов. Словно время вдруг повернуло вспять. Такое бывает только в горах.
Переночевали на окраине сильно побитой лавинами березовой рощицы. На следующее утро, прохладное, свежее и ясное, оставив в лагере Николая, мы с Худайберды двинулись вверх по Ханако. Пройдя километра полтора, неожиданно увидели на склоне бредущего навстречу довольно крупного медведя. А у нас ни ружья, ни даже охотничьего ножа. Мы в растерянности остановились. Увлеченный раскапыванием каких-то кореньев, медведь приближался, не замечая нас: ветер дул в нашу сторону. Бежать? Нет, зверю спину показывать нельзя. Оставалось одно. И мы дружно закричали: «Медведь, уходи с дороги! Мы тебя не боимся!» Хотя наши голоса звучали не слишком грозно, медведь остановился, поднял большую тяжелую голову и с недоумением уставился на нас. Он был не испуган, а только изумлен. Несколько минут мы молча разглядывали друг друга. Наконец, к нашему величайшему облегчению, косолапый снова опустил нос к земле и двинулся в сторону, вверх по склону.
Тогда двинулись и мы. Все больше попадалось сошедших лавин, то длинными белыми языками застывших на склонах, то нагромоздившихся у скал, то изогнувшихся над рекой фантастическими мостами. А выше 2,5 тыс. м над уровнем моря началось самое настоящее царство лавин. Ущелье реки Ханако сузилось, превратившись почти в теснину, дно ее полностью было засыпано многометровой толщей снега, под которой струилась река. Километров шесть мы шли с Худайберды по сплошному лавинному снегу. В самых верховьях Ханако склоны еще сверкали холодной зимней белизной. Ледяной ветер продувал насквозь свитера и штормовые куртки. Последние снимки верным «Киевом», последние записи в полевой тетради. И, как всегда, не хочется уходить, не хочется спускаться вниз. Сырость, холод, снег — и в то же время ни с чем не сравнимое чувство высоты. Внизу тихо, тепло, возле палатки Коля заботливо, хоть и не очень умело, готовит что-нибудь к нашему возвращению, и все же…
Есть что-то притягивающее, манящее в далеком мерцании снегов, зовущее все дальше и выше, туда, где блеск холодных белых вершин сменяется глубокой чистой синевой высокогорного неба. Вечный, неразгаданный зов высоты, не гаснущий даже через два десятилетия высокогорных зимовок и экспедиций.
Дальше наш путь лежал в верховья Сорбо. Как грозна и величественна теснина этой реки в среднем течении: уходящие ввысь каменные стены, крутые скалистые склоны и гигантские, уже пожелтевшие нагромождения лавинного снега, заполнившие ущелье от борта до борта. Трудно даже представить, что здесь творилось зимой и в начале весны, когда вниз с чудовищным грохотом, в клубах плотной белой пыли низвергались огромные снежные массы. Сотни тысяч тонн потоками мчались по боковым крутым ущельям, рушились со склонов. В разные времена хода лавины разные: лавина из сухого свежевыпавшего снега имеет вид белого облака, а из плотного, тающего весной, напоминает вскипающую волну. У местных жителей есть очень меткая пословица, что сухая лавина воробья на лету поймает, а мокрая — змею из-под земли выроет.
И каждую из лавин надо подробно, с предельной точностью нанести на карту-схему, описать очаг ее зарождения, его форму, морфологический тип, абсолютные и относительные высоты, экспозицию, характер растительности, скалы, уступы, повороты на пути движения снега, описать саму лавину… Несколько снимков лавины и ее очага с разных точек — и только тогда снова в путь, к тускло белеющей в тени скал следующей лавине.