Офицеры живо поддержали предложение начальника экспедиции. Казаки начали таскать камни в кучу. Карелин вырвал из тетради лист, составил список, положил его в кожаный кисет и закопал под камнем. Спустя час пирамида была готова. Казаки вскинули ружья, офицеры — пистолеты. Прогремел салют, и путешественники отправились в обратный путь…
Спустя неделю парусники, подгоняемые попутным ветром, держали путь на север. 28 сентября обогнули косу Кызылджа, затем мыс Агишмэ и колодцы Джафар. Берег, доселе каменистый и высокий, начал понижаться. Вновь потянулись барханы. После полудня сверху, с грот-салингов, матросы увидели Кара-Богаз и узкий пролив в него, стиснутый каменистыми берегами. Тотчас Карелин приказал бросить якоря. Корабли закачались на волнах. Матросы кинулись на ростры, спустили на воду баркас. Штурман взял с собой музуров и отправился исследовать место впадения Каспия в залив.
Офицеры стояли у борта и следили за баркасом. Вот он отошел и взял направление к заливу. В то время как музуры взмахивали веслами, штурман стоял посреди баркаса и внимательно смотрел вперед. Вскоре суденышко понесло в залив с такой быстротой, что Карелин не сдержался, воскликнул:
— Однако, господа, пасть эта прожорлива! Смотрите, с какой силой затягивает!
Офицеры заговорили все сразу. Действительно, целая прорва. И скорость какая!
Никто не заметил, как и шкоут постепенно сносит с места. Очнулись, когда матрос с кормы прокричал испуганно:
— Ваше благородие, кажись, и нас течением с якоря сносит!
— Боцман! — прокричал Карелин, тотчас оценив, чем может кончиться малейшее промедление. — Шкоут сносит течением!
— Трави канат! — взревел боцман и помчался по палубе к кабестану. — Трави, да поживее!
Музуры принялись вращать лебедку. Канат, уходящий в воду и натянутый, как струна, стал ослабевать… Парусники отошли подальше от берега и остановились на десятисаженной глубине.
— Ну, теперь не сорвет, — спокойно пообещал боцман. — А то чуть в пролив не затянуло. Оттуда черта с два выберешься.
Карелин пояснил:
— Вы, наверное, и не подозреваете, в какой мы опасности сейчас находились. Именно в этом месте в 1726 году Соймонов едва не поплатился жизнью. Его корабль стащило течением пролива на самые скалы, и только ветер со стороны залива помог морякам вырваться из плена.
В полночь вернулся штурман, доложил, что течение в заливе весьма сильное, музуры с большим трудом вывели баркас обратно.
— Ну, что, Григорий Силыч, усвоили, какова мощь? — с усмешкой спросил Фелькнер. — Залив воду глотает кубическими верстами, а вы изволите говорить об испарении.
— Ладно, поручик, — сказал, помедлив, Карелин. — Будет время — вернемся к нашему спору. А сейчас — спать. Утром отправимся в залив.
В десять утра, после короткого завтрака, музуры спустили на воду баркас и восьмивесельную шлюпку. Штабс-капитан Бларамберг, возглавив команду на шлюпке, взял с собой десятерых казаков. Карелин сел за старшего в баркас с Фелькнером, проводником и пятнадцатью казаками и музурами.
Дул хлесткий ветер с юга. На море вздымались коварные волны. Карелин распорядился убрать весла и поднять паруса. Через час приблизились к берегу, не отважась войти в Кара-Богаз. Течение было сильным, а окружающая с севера и юга залив местность настолько дика и непривлекательна, что путешественники пришли в замешательство. Остановило еще и то, что вызвавшийся провожать экспедицию проводник, оказалось, ни разу сам не бывал в заливе. Карелин выразил ему свое недовольство за обман и отправил отыскать кого-либо из здешних жителей. Проводник нехотя удалился, поймал на песчаной косе верблюда, сел на него и поехал искать ближайшее жилище. Путешественники прождали его до вечера, но он так и не вернулся. Карелин приказал разбить на косе у входа в залив палатки. Ночью был особенно слышен ход воды, впадающей в Кара-Богаз. Словно сотни мельниц работали, перетирая зерно и гремя жерновами. Это вода разбивалась о подводные рифы.
Утром в заливе властвовало солнце. Голубая искрящаяся вода лежала огромным зеркалом, ни складки на ней, ни морщинки. Путешественники неторопливо стащили баркас и шлюпку в воду, двинулись на середину пролива. Вода была прозрачной, по дну катились мелкие камни, дальше пошли остроконечные глыбы. Музуры, искусно загребая веслами, обходили донные преграды. Карелин с баркаса прокричал Бларамбергу:
— Иван Федорович, отправляйтесь вдоль северной косы, а я углублюсь с юга! Если возвратитесь раньше меня, будете ожидать меня три дня! Если я раньше вернусь, буду ждать я! Коли не дождетесь вы меня или я вас, надобно будет идти на поиски!
— Добро, Силыч. Счастливого плавания! — громко отозвался Бларамберг.
Суда под парусами двинулись каждый в своем направлении. Карелин следил за шлюпкой штабс-капитана, пока она не скрылась из виду.
Баркас Карелина шел в пенистых бурунах. Ветер, налетавший широкими взмахами с южной косы, трепал парус, как жалкую тряпицу, и сносил судно с курса. Волны заплескивались в баркас, норовя перевернуть его. Карелин приказал убрать парус. Дальше следовали на веслах. Но благополучие и тут сопутствовало путешественникам недолго. Началась мелкая зыбь, баркас вышел на мелководье. Пришлось обходить мели то справа, то слева. Коварные-камни задевали за дно баркаса. Дальше продвигаться стало ещш труднее. Карелин дал команду плыть назад. Обратный путь, против течения, вовсе утомил путешественников. Казаки нервничали. Музуры предлагали сойти на берег и тянуть баркас бечевой. Сначала начальник экспедиции отказывался, затем, видя, что можно вовсе выбиться из сил на противной волне, велел всем высадиться.
Теперь шли вдоль берега по песчаной косе. Казаки и музуры тянули бечеву, а Карелин с Фелькнером шагали рядом и вели нескладный, то и дело прерывающийся разговор:
— Самая настоящая пропасть, — ворчал Фелькнер. — Какое тут, к дьяволу, испарение?
— Как я предполагал, так и есть, — говорил Карелин. — Именно мелководье, и именно испарение…
Поставив баркас у берега, путешественники развели костер. Карелин послал нескольких казаков на северную косу, чтобы отыскать штабс-капитана Бларамберга и передать приказ возвращаться.
Не теряя зря времени, Карелин укрылся в палатке, достал карандаш с бумагой и сел за расчеты. «Длина пролива с моря до входа в залив 2 версты, — записал он. — Ширина пролива 117 саженей, Глубина в среднем до 3 саженей. Скорость течения до 3 узлов в час…» Приступив к арифметическим действиям, он высчитал: за один час Кара-Богаз поглощает 750 тысяч кубических саженей воды. «Цифра колоссальная, — подумал Карелин. — Такой уймой воды не только Фелькнера, но и самого черта собьешь с толку. Но как бы ни спорил господин поручик, а деваться ему некуда. Залив не может сообщаться путем подземных полостей с другими водоемами, ибо лежит он гораздо ниже всех существующих озер и морей. Следовательно, вода испаряется. И испаряется невероятно интенсивно». Карелин записал: «Испарение на мелководье с обширной поверхностью сравнительно с таким же объемом глубокого моря, к нему прилежащего, должно быть гораздо больше. На мелких местах вода согревается скорее, нежели на глубине. К тому же по законам равновесия жидких тел вода Каспия стремится сравнить свою относительную поверхность с водоемом Кара-Богаза, и тем с большей силой, что единственный проток, их соединяющий, необыкновенно узок…»
К концу дня вернулись с северной косы казаки и сообщили — Бларамберга не нашли. Пришлось послать другую группу, с урядником. Карелин написал записку, чтобы штабс-капитан, если нет возможности выплыть из залива, шлюпку сжег, а сам шел к морю.
Карелин не на шутку забеспокоился: «Хорошо еще, если течение не пускает назад. А может, шлюпку разбило и люди погибли?»
Фелькнер, наблюдавший за начальником экспедиции, подошел успокоить:
— Не волнуйтесь, Григорий Силыч… Бларамберг — человек осторожный и путешественник опытный. Все будет хорошо.
— С чего вы взяли, что я волнуюсь? Просто вышло время, и пора возвращаться на шкоут… Кстати, вот ознакомьтесь. — Карелин достал из сумки лист бумаги с расчетами.
Тот взял листок и начал читать. Сначала ухмылялся и пожимал плечами, затем задумался. Карелин, видя, что поколебал все-таки упорство поручика, сказал:
— За абсолютную точность не ручаюсь, но при повторных, более точных исследованиях подобные расчеты могли бы пролить великий свет на теорию испарений и объяснить неразгаданные причины понижения и возвышения Каспийского моря и других водоемов.
— Ну, что ж…
Фелькнер кивнул, вернул листок Карелину и подал руку…
В десять вечера возвратился урядник.
— Отыскали, ваше высокоблагородие! — валясь от усталости, доложил он. — Штабс-капитан в двадцати верстах отсюда. Все живы-здоровы, а выплыть не могут. Ветер со стороны моря мешает.
— Ты передал мою записку?
— Так точно, передал.
Карелин не стал дожидаться штабс-капитана, ибо в один баркас все не поместятся, и переправился с командой на шкоут. Ночью с борта «Св. Гавриила» музуры увидели огонь на северной косе — это Бларамберг жег свою шлюпку. Рано утром Карелин отправил за ними баркас.
Был теплый, солнечный день. Парусники «Св. Гавриил» и «Св. Василий», отойдя от Кара-Богаза, взяли курс на север. Офицеры и сам начальник экспедиции стояли у борта, обозревали восточный берег. Был он сер и неказист: дюны, сухие чахлые кусты, сожженные солнцем травы, потрескавшиеся такыры. Суровый и неласковый край отталкивал и в то же время заставлял думать о нем. Карелин смотрел на дикие прикаспийские просторы и вспоминал только что пройденные сотни таинственных верст. В памяти проплывали грязевые вулканы, самоизливающаяся нефть Челекена, древнее русло Узбоя, величественный Дигрем, наконец, Кара-Богаз — невиданных размеров испаритель. «Да, да, — мысленно повторял Карелин. — Вода в нем испаряется с невиданной интенсивностью. Каспий дарит этой прорве и Волгу, и Урал, и другие впадающие в него реки. И все эти реки восходят паром и образуются в облака. Сильна природа и загадочна в своей сути…» Но согревала и радовала его мысль, что вот они, горстка людей, русские ученые, соприкоснувшись с этими дикими местами и столкнувшись с их загадками, все же постигли самую суть истины. Пусть пока не до конца разгаданы тай