На суше и на море - 1981 — страница 45 из 106



Морской огурец — трепанг выбирает для своих маршрутов чистые и открытые участки дна



Нептуния носит свой «дом» вполне законно: она его и «построила», и живет в нем, но если погибнет, то его жилище не будет пустовать — оно достанется вездесущему раку-отшельнику


Маленький кустик очень похож на коралл, но это водоросль моллюск кораллина, известковые веточки которой более хрупки, чем у полипов



Среди лимотамний — известковых водорослей — поселился морской червь — нериес


Соседки-актинии отдыхают, свернувшись в клубки, а старая, обросшая «мхом» и одинокая модиола работает и работает: она процеживает сквозь ряды шупалец-ресничек морскую воду, по крохам собирая свой «хлеб насущный»



Морская звезда потирия мирно пасется вместе с морскими ежами, подбирая со дна съедобную мелочь

Федор Худушин
ГОРОД И ПРИРОДА


Рис. А. Грашина


При мысли о городе испытываешь противоречивые чувства. Воочию представляешь великолепные архитектурные ансамбли и лес труб, извергающих огромные султаны дыма. Нельзя не восторгаться широкими проспектами, величественными площадями, морем огней, раздвигающих мрак ночи, но восторг тут же угасает, едва ощутишь удушливый запах бензинового перегара. Предметом особой гордости служат бесценные культурные сокровища — библиотеки и музеи, театры и картинные галереи. В них воплощается духовная мощь народа, его эстетическое богатство и творческие потенции. Только все это плохо сочетается с несмолкаемым уличным шумом и грохотом, от которых дребезжат оконные стекла.

Город и живая природа — эти понятия могут показаться несовместимыми. Вся предшествующая история служит подтверждением печальной истины: город наступает на природу, обедняя среду человеческого обитания, делая ее менее пригодной для жизни.

Это парадоксально! Город, представляя собой чисто человеческое образование, творит собственную красоту, а она почему-то не всегда согласуется с красотой природы. Разве не едины законы прекрасного?

Знаменитый художник Николай Рерих поспешил объявить противоположность города природе фатальной, неизбежной, отвергнув всякую мысль о возможности «согласовать несогласуемое». «В городских нагромождениях, — писал он, — в новейших линиях архитектурных, в стройности, в жерле плавильной лечи, в клубах дыма, наконец, в приемах научного оздоровления этих, по существу, ядовитых начал — тоже своего рода поэзия, — но никак не поэзия природы»[16].

Пусть так: поэзия города несет иное содержание, но она возникла при общих предпосылках, которые связаны с развитием человеческой личности на путях социального прогресса. И здесь надо сразу же подчеркнуть, что город со времени его возникновения был центром острейших социальных противоречий. В городе рано обнаружилось хищническое отношение нe только к природе, но и к человеку, преобразующему ее. Не случайно возникло сомнение в правомерности городского пути. Его заронили великие гуманисты прошлого в эпоху зарождения капиталистических отношений. Принимая близко к сердцу страдания народных масс и усматривая в этом козни чьей-то злой воли, они вопрошали: не означает ли создание городских поселений роковой ошибки человечества, его вступления на ложный путь, опасный уже тем, что отдаляет нас от природы? Город представлялся им в образе Молоха, жаждущего человеческой крови. Надо исправить ошибку, призывал, в частности, Жан-Жак Руссо, вернуться к природе, восстановить первобытное состояние, а вместе с ним и утраченное счастье «золотого века».

У Руссо были сторонники в различных странах, где усиливалось наемное рабство, обостряя различные формы социального гнета.

Отдал дань этому направлению и Валерий Брюсов. В поэме «Замкнутые» (1900 г.) он восклицает:

Однажды ошибясь при выборе дороги,

Шли вдаль ученые, глядя на свой компас,

И был их труд велик, шаги их были строги,

Но уводил их прочь от цели каждый час!

Поэма осталась незавершенной. Поэт прогрессивных устремлений, Брюсов не мог утвердиться в мысли о ложности городского пути, о никчемности самой цивилизации. После революции 1905 года, возвращаясь к теме города, он решает ее как зрелый художник — истинно реалистической манере. Город для него не только порождение цивилизации, средоточие культуры, но и арена социальных противоречий, где вызревают гроздья революционного гнева.

Как начинался город? Это было обычное селение, княжеский терем, замок владетельных особ или укрепленный пункт. Но во всех случаях было нечто общее: здесь объявлялись первые умельцы, способные «подковать блоху», представители торгового сословия, наконец, стражи порядка, утверждавшие волю «властей предержащих».

Городские поселения известны с древнейших времен: они существовали уже в четвертом и третьем тысячелетиях до нашей эры и своим появлением знаменовали неумолимый процесс разложения родового строя, возникновение частной собственности, переход человечества из первобытного состояния к классовому обществу.

Сегодня вряд ли можно усомниться в исторической закономерности урбанизации. Без нее невозможно представить себе восхождение человечества по ступеням научно-технического и социального прогресса. И в прошлом прогрессивные мыслители не разделяли ложных иллюзий тех, кто призывал общество повернуть вспять, к «идиллии» сельской жизни, якобы свободной от пороков города. Герцен, например, подверг критике идею «женевского отшельника» как нелепую и крайне реакционную. «Руссо понял, — писал он, — что мир, его окружавший, не ладен; но нетерпеливый, негодующий и оскорбленный, он не понял, что храмина устаревшей цивилизации о двух дверях. Боясь задохнуться, он бросился в те двери, в которые входят, и изнемог, борясь с потоком, стремившимся прямо против него. Он не сообразил, что восстановление первобытной дикости более искусственно, нежели выжившая из ума цивилизация»[17].

Чернышевский, находясь в одиночке Петропавловской крепости, мечтал о городе будущего, об обществе завтрашнего дня. Архитектурные проекты составляют неотъемлемую часть социальных воззрений великого революционера-демократа. Они нашли воплощение в сновидениях Веры Павловны — героини романа «Что делать?». Примечательная особенность его городов будущего: они находятся «среди нив и лугов, садов и рощ». Непременной принадлежностью зданий из алюминия и хрусталя служат не только квартиры, но и просторные залы для игр и танцев, зимние сады. Здесь живут славные люди, умеющие плодотворно трудиться и весело отдыхать. Они выглядят очень молодо; у них «здоровая и спокойная жизнь; она сохраняет свежесть».

Чернышевский развивает идеи ранних утопистов — Томаса Мора, Томмазо Кампанеллы, Фрэнсиса Бэкона, Сирано де Бержерака и других. Различная сила воображения сказалась в их мечтах о достоинствах города будущего. Но исходили они из единых помыслов о счастье своих потомков и видели два его слагаемых: во-первых, установление подлинно братских отношений между людьми, во-вторых, преодоление нарастающего антагонизма города и природы, утверждение их единства. Города будущего рисовались им городами солнца, света, простора, в окружении садов и парков.


Город находится в определенной природной среде и постоянно взаимодействует с ней. В этом взаимодействии ему принадлежит активная роль. Он воздействует на природу прежде всего самим фактом своего существования, повышенной концентрацией масс в данной довольно ограниченной местности. Но это лишь одна сторона. Вторую составляет материальное производство. Старый город, где оно держалось на ручном труде, представлял собой в экологическом отношении «большую деревню». Он еще не порвал пуповины с сельским хозяйством, да и ремесленное производство хотя и расширяло свои масштабы, но еще мало угрожало живой природе. Его «нагрузка» на природную среду при большой численности населения могла быть значительной, однако находилась в тех пределах, которые не внушали серьезных опасений.

Положение меняется с наступлением промышленной революции. По мере расширения машинного производства и механических видов транспорта окружающая среда, как и люди, густо населяющие ее, подвергаются в возрастающих размерах вредным воздействиям отходов производства и быта, шума, вибрации, электромагнитных полей. К тому же нарастают скученность и сутолока городской жизни.

Казалось бы, в этих условиях можно ожидать отлива части населения в сельскую местность. Ничего подобного, однако, не происходит. Город обладает огромной притягательной силой. Во-первых, он предоставляет человеку многообразие форм деятельности, позволяя в известных пределах выбирать наиболее подходящую; во-вторых, обогащает духовно, приобщая к достижениям культуры; в-третьих, соблазняет возможностью обеспечить более высокий уровень бытового комфорта. Столь ощутимые блага приобретаются, однако, ценой лишения непосредственных контактов с живой природой, а оно, это лишение, таит в себе серьезную угрозу духовного и физического обеднения личности.

Общение с природой — потребность всякого нормального человека, поскольку в любых условиях, в том числе и городских, он остается биологическим существом. На примере горожан особенно наглядна сила этого вечного зова, влекущего человека из душного мира камня, стекла и бетона на простор зеленого царства. Промышленный город, как правило, вовлекает в свою орбиту прилегающую к нему местность. Известная часть горожан обзаводится дачами, садовыми участками, чтобы проводить досуг на лоне природы.

Существует еще одно свидетельство извечной тяги горожан к живой природе. Ее можно проследить в фокусе так называемых птичьих базаров, где горожанин стремится обзавестись теми компонентами живой природы, которые могут существовать в стенах его квартиры. Он разводит комнатные цветы, содержит в клетках певчих птиц, в аквариумах рыбок, приобретает собаку. Некоторые стремятся даже разводить редких представителей фауны, что, к слову сказать, далеко не всегда уместно и даже порой небезопасно.