Но можно запихнуть в пробирку тех, кто ошарашен солнцем (как слепые термиты воспринимают свет, пока никому не ведомо), отбился от родного дома и уже не попадет внутрь. Несколько изящных крылатых особей, невзрачных рабочих и отважных солдат я подобрал. Солдаты упрямятся, впиваются в палец, их головы крутятся так, что и сова позавидует. Потом небольшую коллекцию заливаю спиртом. Приметив мой энтомологический интерес, мне тут же преподносят несколько заспиртованных скорпионов.
Везти куда-либо живых термитов было бы преступлением. Неисчислимые несчастья могут причинить они, удрав, например, в городскую котельную и расплодившись там. Так, в 1931 году термиты невесть как очутились в Днепропетровске. Гнездо их разорили, казалось бы, дотла. Но все же через восемь лет оно опять воспрянуло. В Гамбурге, куда случайно завезли термитов, с ними уже почти невозможно сладить. Да и не в одном Гамбурге. Есть сообщения, что с упаковочной тарой термиты попали в Вену и Бордо. В одном французском городе в прошлом веке эти пришельцы съели архив мэрии, а также приданое некоей девицы, хранившееся в сундуке. Пишут, что в Марселе семья, усевшаяся за праздничный стол, рухнула с третьего этажа на второй, а оттуда — на первый. Расследование показало: виноваты термиты.
В Марселе не бывает сильных землетрясений. Иная обстановка в Ашхабаде. И при страшном землетрясении в октябре 1948 года жертв могло бы быть меньше, если бы тщательно следили за белыми насекомыми, впившимися в деревянные перекрытия домов. Вот строки из монографии знатока туркменских термитов А. Н. Лупповой: «В развалинах старых построек Ашхабада обнаружились ранее скрытые повреждения, показавшие с особенной ясностью, насколько вредными являются здесь эти насекомые и насколько важно их детальное изучение».
Эта монография двадцатилетней давности, но термиты и сейчас не думают отступать. Туркестанские термиты не строят куполов. Недавняя проверка их местожительства в Ашхабаде обнаружила множество гнезд: возле полиграфического комбината и телецентра, возле больницы «Красный крест». В самом центре города термиты обосновались у республиканской Академии наук, около Дворца пионеров… За термитами нужен глаз да глаз: недавно они пообедали деревянными элементами здания республиканского Института сейсмостойкого строительства.
В сельской местности почти любой тамдыр (национальная печь) дал приют «белым муравьям». К тамдыру термиты липнут, словно мухи к меду. Даже зимой в нем тепло и сытно, потому что в глиняных стенках печи много соломы. Да и до другого пропитания рукой подать: возле тамдыра и дрова, и кладовка, и дом. Постепенно термиты превращают стенки тамдыра в густую сеть ходов и камер с запасами корма. Здесь они коротают зиму. А летом переезжают «на дачу» — уходят в землю под печью. Оттуда тянутся подземные ходы к дому, деревянной изгороди и к другим объектам, съедобным с точки зрения термитов.
Заметив «белых муравьев», люди пытались бороться: заливали выходы из подземелья кипятком, керосином или отработанным автолом. Увы! Помогало мало.
В Туркмении срок службы дома, воздвигнутого без надлежащей подготовки территории, без противотермитной пропитки деревянных конструкций, значительно сокращается. Как и что надо делать, ныне подробно изложено и в научных статьях, и в официальных инструкциях. В домах используют растворы хлорофоса или суспензию севина, а на улице — гексахлорбутадиен. Для спасения технической древесины от шестиногих пришельцев пригоден пропиточный раствор из смеси сернокислой меди и бихромата натрия.
Может набрать силу и биологический метод: сейчас проверяют пять бактериальных препаратов, которые вроде бы способны косить термитов направо и налево. Но работы еще непочатый край. И самой разной. Ведь «белые муравьи» могут быть не только врагами, но и помощниками. Не может ли, например, стать естественный клей, коим термиты скрепляют купола, новым материалом для строительства дорог? Не будут ли «белые муравьи» союзниками геологов? В прочных стенах своих жилищ (а в Индии в покинутом термитнике может спрятаться слон) крошечные землекопы накапливают микроэлементы из глубоких рудных тел. Кто заранее может сказать, к чему приведут совместные исследования Ашхабадского института зоологии и Ростовского университета микроэлементного состава организма термитов? Выяснено, что магний содержится во всех члениках подземных жителей. А вот олова и молибдена вовсе нет в их голове и брюшке, хотя в других местах организма они присутствуют. Еще интереснее с серебром: оно найдено только в голове и брюшке крылатых особей.
Мать-природа устроила так, что над термитным полигоном почти всегда безоблачное небо. И как бы было хорошо, если бы люди развеяли тучи и на научном горизонте. К сожалению, их немало. Хватает и организационных неполадок, но хочется верить, что они вскоре останутся в прошлом. И кто знает, не здесь ли, не под белым ли солнцем пустыни будет решена экологическая головоломка: все человеческое останется людям, а термитам — термитово…
Ричард Дана
ВОКРУГ МЫСА ГОРН
(Из книги «Два года простым матросом»)
Перевод с английского Анатолия Пахомова
Рис. М. Худатова
…Как быстро изменилось все вокруг! Дни заметно сокращались, и с каждым разом солнце все ниже проходило над горизонтом и все меньше грело. Ночи стали холодными, уже нельзя было спать на палубе. Магеллановы облака, мерцающие в безлунной ночи, холодное небо днем, тяжелые валы, катящиеся с юга, — все говорило о том, что мы приближаемся к полярным широтам.
Восемь раз пробили склянки. Наша вахта вышла наверх. Один из нас направился к штурвалу, другой — на камбуз за обедом; я пошел на бак и стал смотреть на волны. Они делали линию горизонта неровной и катились нам навстречу в белых шапках пены и солнечных бликах. Наш корабль хотя и с трудом, но все же взбирался на них. Но вот впереди показалась одна особенно большая волна, и я, привыкший к кораблю настолько, что чувствовал его нутром, понял: на эту нам не взобраться. Я прыгнул на битенг и, ухватившись за фока-штаг, повис на нем. Волна обрушилась на корабль, накрыв его до самой кормы. Когда она схлынула, я увидел, что все находившееся на палубе, за исключением баркаса, надежно принайтовленного к рым-болтам, — было снесено со своих мест. Перевернутый камбуз громоздился на корме; в стекавшей через шпигаты воде плавали доски — обломки загона для овец. Перепуганные животные барахтались, издавая жалобное блеяние. Наверх выскочила подвахта — посмотреть, что же произошло. Из-под камбуза вылезли наглотавшиеся воды и едва не раздавленные им кок и Старый Билл. Мы собрали овец и поместили их в баркас, водрузили камбуз на прежнее место и, как могли, привели в порядок все остальное. Старый Билл, немало повидавший на своем веку, сказал, что если наш корабль и дальше поведет себя таким образом, то нам, пока не поздно, следует написать завещания и надеть чистые рубахи.
На следующий день нам было велено снимать старые паруса и крепить новые. Мы заменили также риф-тали, гитовы, марса-шкоты и брасы. Удерживался западный ветер, волна была небольшой. Корабль быстро шел курсом зюйд-зюйд-ост.
В понедельник, 27 июня, в первой половине дня дул попутный ветер. Нам не было холодно, мы работали налегке. Впервые с того момента, как мы ушли из Сан-Диего, подвахта могла оставаться внизу все свои положенные четыре часа. Справившись у третьего помощника о широте, на какой мы находились в полдень, и погадав, сколько нам еще идти до мыса Горн, мы забрались в койки и успели уснуть, но были разбужены тремя ударами в крышку люка и командой: «Все наверх!»
Справа по борту, скрыв море и небо, стеной наползал на нас туман. Я уже видел такое, когда проходил мыс Горн на «Пилигриме», и знал, что нельзя терять время. Мы выскочили в одних рубахах: одеваться было некогда.
Парни из другой вахты, кто на марсах, а кто на салингах, убирали паруса. Мы помогли им снять лисели, убрали бом-брамсели и крюйс-брамсель. Фор- и грот-брамсели оставили: «старик» хотел показать, что его среди бела дня не запугаешь, и, вероятно, собирался нести эти паруса, пока не ударит шквал.
С первыми же шквальными порывами стало ясно, что следует настраиваться на самый серьезный лад. Корабль завалился на борт по самые шпигаты, натужно заскрипел рангоут, брам-стеньги согнулись, как прутики. «Фор- и грот-брамсели на гитовы!» — закричал капитан, и мы бросились к фалам. Но едва мы спустили брам-реи и взяли паруса на гитовы, как услышали: «Трави марса-фалы!» Мы спустили марса-реи, выбрали риф-тали и стали взбираться по вантам. Нас прижимает к ним ветер с градом и мокрым снегом. Наконец мы расходимся по рею и пытаемся взять рифы. Руки онемели и не справляются с задубевшими парусами и веревками. С большим трудом удается подтянуть парус к рею. Теперь нужно к наветренному ноку рея крепить риф-кренгельс. Слава богу! На ноке — Джон Француз. Лучшего штык-болтного не сыскать. Мы лежим в ожидании животами на рее и колотим по нему руками, чтобы не дать им закоченеть. Но вот слышим, как Джон кричит: «С подветра — выбирай!» Мы тянем за риф-бант, крепим его на подветренном ноке, обвязываем парус и собираемся уходить с рея. Но снизу раздается: «Вторые, вторые рифы!..» Процедура повторяется. Затем мы слезаем на палубу и направляемся к грот-мачте, чтобы все начать снова. Ибо нас слишком мало, чтобы работать на двух реях сразу.
Я надеялся улучить момент и сбегать в кубрик, чтобы надеть бушлат и зюйдвестку; но, когда мы кончили работу, склянки пробили восемь раз, так что, превратившись из подвахтенных в вахтенных, мы должны были отработать еще два часа «собачьей» вахты.
Дул устойчивый юго-западный ветер. Но он не был для нас попутным, так как мы отошли к югу не настолько, чтобы можно было миновать Огненную Землю на безопасном от нее расстоянии. Палубу покрыл мокрый снег, который шел не переставая. Нам нужно было до темноты снять все лисели, убрать лисель-спирты, смотать концы в бухты. Для четверых работы оказалось более чем достаточно. Мы только-только управились с ней, когда четыре раза пробили склянки. Теперь мы могли уйти на два часа вниз — выпить чашку горячего чаю и, самое главное, сменить мокрую и заледеневшую одежду н