Палеонтологические исследования в Монголии в пустыне Гоби обычно ассоциируются с поисками остатков динозавров, которые жили в мезозое и в конце мелового периода вымерли. Затем наступила эра млекопитающих — кайнозой, которая длится уже 65 млн. лет. В некоторых районах земного шара окаменевшие кости вымерших млекопитающих сохранились в осадках древних озер и рек. В этой статье рассказывается о поисках и раскопках позвоночных животных раннего олигоцена (32–37 млн. лет назад) на юго-востоке Монголии.
На четвертый день пути наш восточногобийский отряд Совместной Советско-Монгольской палеонтологической экспедиции выехал к обрывам Эргилин-Дзо. Сначала от Улан-Батора автомашины шли вдоль железной дороги на юго-восток, а от Сайн-Шанды повернули в пустыню прямо на юг. Далеко на севере остались изумрудные горы Хангая и бескрайние степные равнины Средней Монголии. Теперь основными красками ландшафта стали белая, черная и желтая. Зеленая появлялась у редких колодцев да в немногочисленных саксаульниках. Обрывы Эргилин-Дзо стали видны между сомонами Хубсугул и Хатан-Булак. Мы подъезжали к Эргилин-Дзо рано утром, и восходящее солнце подчеркивало красный цвет уступов обнаженных глин, песков и песчаников.
Ископаемых позвоночных открыла здесь в 20-х годах нашего столетия Центрально-Азиатская экспедиция Американского музея естественной истории, она назвала эти места Ардын-Обо. Двадцать лет спустя Монгольская палеонтологическая экспедиция Академии наук СССР, которой руководил профессор И. А. Ефремов, известный ученый и писатель-фантаст, называла их Эргиль-Обо. А сейчас это место называется Эргилин-Дзо. Сравнивая карты, схемы, фотографии и описания, я убедился, что речь идет об одном и том же месте. Палеонтологи участок местности, где залегают ископаемые остатки каких-либо животных, называют по близлежащему ручью, колодцу, оврагу или населенному пункту. Под этим названием оно и входит в научную литературу.
Обрывы Эргилин-Дзо врезались в окружающую равнину, как нос огромного корабля. На самой высокой их точке виднелось 4-метровое Эргиль-Обо. Обо — пирамида из камней, место подношений ламаистов своим богам и путеводный маяк в океане пустынь. Под обрывами с юго-востока на северо-запад по равнине шла старая караванная тропа. Верблюды проторили ее в течение многих столетий. Теперь караваны не ходят, и на машине старый караванный тракт можно пересечь, так и не заметив его. Но сверху, от Эргиль-Обо, тропа была видна отчетливо, так как ее выделяла растительность особого типа.
Лагерь мы разбили под обрывами, у колодца Сэвхуль-Худук. Стена обрывов прикрыла нас от знойного южного ветра и от бурь, приходящих с запада. Наш лагерь — несколько полотняных палаток, между ними юрта, в стороне кухня, невдалеке две автомашины ГА 3-66, трайлер ЗИЛ-130 и бульдозер. Здесь и предстояло нам жить и работать два месяца.
Никто из нас раньше здесь не бывал. Ископаемые кости животных собирали прежде на крайних восточных участках обрывов Эргилин-Дзо, хотя, по данным польских и монгольских палеонтологов, они встречались и в 30–40 км западнее нашего лагеря. Геологический возраст отложений Эргилин-Дзо определяли по-разному — от позднего эоцена до среднего олигоцена. Предстояло более точно установить возраст отложений.
Для начала мы обследовали места раскопок прежних экспедиций. Почти всюду на поверхности вскрытых глин и песков встречались только разрозненные и немногочисленные обломки костей различных млекопитающих и панцирей черепах. А нам были нужны массовые скопления, особенно черепа и челюсти, по которым в первую очередь определяют род и вид животных.
Ископаемые кости встречаются не во всей толще выходящих на дневную поверхность пород, а чаще всего приурочены к так называемым горизонтам размыва, отдельным участкам русл древних потоков.
В пестром и сложном профиле Эргилин-Дзо вскоре удалось наметить такие горизонты. Каждое утро мы выходили на разведку. В поисках костей участвовали студенты из Москвы и Саратова: Игорь Кузиков, Александр Горошко и Николай Шувалов, опытный полевик и препаратор Валерий Чистоганов, монгольский специалист Чангтумур, наши два шофера Михаил Сытин и Александр Антипов, бульдозерист Виктор Александров. Каждый обследовал определенный горизонт и если находил кости, то отмечал это место пирамидкой из камней или белой тряпочкой. Часам к 10–11, когда солнце уже пекло неимоверно и перед глазами плыли радужные круги, мы встречались, обменивались впечатлениями и возвращались в лагерь. Снова выходили из лагеря в 4–5 вечера, когда спадала жара. Вообще же поиск ископаемых костей лучше вести утром или ближе к вечеру: в косых лучах солнца они гораздо заметнее.
Толща осадков нашего местонахождения ясно разделялась на две пачки: нижнюю — песчаную, преимущественно белого цвета и верхнюю, сложенную красными, охристыми и черноватыми песками, глинами и песчаниками. Когда позднее к нам присоединились геологи Е. В. Девяткин, И. Г. Лискун, В. И. Жегалло и монгольский специалист Д. Дашзевег, удалось установить, что нижняя пачка — это отложения озер, а верхняя — отложения, сформировавшиеся уже в условиях речного режима. Между двумя главными пластами осадков залегал основной горизонт размыва — слой песчаных частиц разного размера и цвета с включением галек и глиняных окатышей. В нем и были наиболее богатые скопления ископаемых костей.
Постепенно район поисков расширялся. В маршруты мы выезжали уже на машинах, иногда на несколько дней. У западных обрывов Эргилин-Дзо организовали временный лагерь. Дорог здесь, разумеется, не было, и потому в некоторых местах двигались со скоростью 10–15 км в час. Особенно тяжело было ехать под обрывами, где песчаные кочки перемежались сайрами — сухими руслами, по которым в период дождей скатывается вода.
Первую крупную раскопку мы заложили рядом с основным лагерем на Сэвхуль-Худуке. В вершине глубокого длинного сайра здесь стояло несколько высоких останцов. И на одном из них была найдена песчаная линза длиной 5–6 м и около полуметра толщиной. Она была буквально переполнена мелкими древними костями. Сразу бросались в глаза челюсти небольших носорогообразных — гиракодонтов, хищных млекопитающих, множество остатков мелких жвачных — тратулид. Попадались и остатки грызунов, челюсти ящериц.
Бульдозер на этот останец не смог взобраться. Лопатами, кирками и ломами мы несколько дней снимали пустую породу, пока не дошли до костеносного слоя. Получилась почти горизонтальная площадка размером 14–15 м². Теперь в ход пошли раскопочные ножи и кисти. Снимая слой за слоем и расчищая поверхность костей кисточками, брали один образец за другим. Кости были довольно прочными, так что закреплять их спиртовым раствором клея БФ или бутираля почти не приходилось. Образцы обкладывали ватой, заворачивали и укладывали в картонные коробки.
Оставшаяся в костеносном слое порода казалась пустой. Но это было не так. Следовало ее промыть. У колодца соорудили дощатый желоб и ванну, выстланную полиэтиленовой пленкой. Рюкзаками перетаскивали отработанный грунт и промывали его на металлических ситах. В промытой и высушенной породе под лупой можно было выбрать много отдельных зубов и обломков челюстей цилиндродонтных грызунов, эумисов — древнейших хомякообразных и ящериц.
Теперь, когда на этом месте раскопки были налажены, появилась возможность переключиться на новые точки. В 45 км к западу от лагеря на ровной поверхности, покрытой сплошь черными и красноватыми железистыми конкрециями, мы нашли обширные высыпки костей каких-то средних по размеру травоядных млекопитающих. Но они лежали только на поверхности, а время и выветривание поработали так, что часто даже не удавалось установить, к какой части скелета относится тот или иной фрагмент. И родовую принадлежность этих небольших носорогообразных установить не удалось.
Зато на участке под названием Баян-Цав-Обо мы нашли скопление костей великолепной сохранности. Главный горизонт размыва был представлен мощным, 1,5 —2-метровым слоем «катунных» конгломератов. В нем находилось немало круглых глиняных «бомб», иногда размером с футбольный мяч и каменной твердости, — катунов. Между ними залегали многочисленные обломки костей и даже целые черепа зверей. Особенно многочисленными оказались остатки аминодонтов — болотных носорогов. Очевидно, в ложе древнего потока эти катуны способствовали накоплению этих остатков. Погибали животные где-то выше по руслу, потому что в Баян-Цаве совсем не встречалось сочлененных костей.
Кости были такие прочные, что их можно было сразу укладывать в ящики. Но черепа и нижние челюсти нуждались в особой обработке. Их надо упаковывать в монолиты. Поверхность такого объекта очищают от глины и песка и пропитывают жидким клеем, а потом вырубают вместе с блоком породы. Блок сшивают досками, а открытую поверхность костей покрывают мокрой бумагой и заливают гипсом.
В таком виде монолит сохнет несколько дней, потом его подрубают снизу, переворачивают и тоже обшивают досками. Крупные монолиты в несколько сот килограммов приходится подрезать тросом с помощью автомашины или бульдозера. К концу полевого сезона в экспедиции набираются десятки монолитов. Кости упакованы надежно. Транспортировать их в таком виде можно любым способом и на любые расстояния, да и храниться монолиты могут много лет, пока не подойдет их очередь препарирования.
Все ископаемые материалы, взятые нами за первые дни работы на Баян-Цаве, находились почти на поверхности обнажений. Но кости уходили в глубину. Чтобы не повредить объект, костеносный слой надо вскрывать не сбоку, со стороны склона, а сверху. Для этого надо было предварительно удалить 3–4 м пустых пород. Справиться со слоеным «пирогом» глин, песков и катунов одними кирками и ломами мы не могли. Пришлось использовать бульдозер.