Но директор начал ругаться:
— Долго собираешься бездельничать? Работу забросил! Все на самотек пустил! Безобразие!
Опешивший Ходжаев хотел напомнить, что его еще два года будут держать в гипсе, что он получил инвалидность. Как можно его ругать? Но странно, слушать разнос директора было приятно, тем более что тот решительно перешел к делу:
— В районе Ангрена и Ходжикента активизируются оползни. Задумано большое дело — не только выявлять, но и останавливать их. Открываем войну стихии. А ты бездельничаешь! Сегодня же ставлю телефон у твоей кровати! Входи в курс дела, обзванивай, проводи совещания, руководи и чтоб скорее на ноги! Дел — невпроворот.
Ходжаев не знал, что весь этот разговор был задуман и отрепетирован старыми его товарищами, знавшими его деятельную натуру и уверенными в том, что работа нужна ему сейчас больше лекарств. Телефон действительно поставили. Мухтар Галиевич, вначале стесняясь, потом все увереннее звонил на объекты, выясняя обстановку. Приглашал специалистов к себе с картами и расчетами. Врачи диву давались: вопреки их предположениям меньше чем через год Ходжаев снял гипс, встал на костыли и первое, что сделал, — облетел на вертолете оползнеопасные участки, которые не успел осмотреть в тот роковой полет, и сверил составленные экспедицией карты.
Скоро и костыли не понадобились. Никто не мог заподозрить в этом крепком, кряжистом человеке недавнего инвалида. Разве что шрам на щеке напоминал об аварии.
Врачи, день за днем писавшие историю его болезни, натолкнули Ходжаева на мысль вести «историю болезни» каждого оползня.
— Да, да. Оползень — это тоже болезнь, болезнь Земли. — убежденно говорит Мухтар Галиевич. — И нам надо понять причины ее возникновения, найти методы лечения и, конечно, профилактики.
…Служба наблюдения и предупреждения весной следит особенно пристально за притаившимися оползнями. Проверяются колышки, которыми утыканы его края: чуть изменится расстояние между ними — «свистать всех наверх» — оползень оживает!
Измеряют влажность пород, сравнивают с базовой цифрой. Анализируют пробы грунта. Подкрепив свои выводы электроразведочными и топогеодезическими исследованиями, оползневики решают, велика ли опасность, что конкретно можно предпринять для обуздания стихии. Досье на каждый оползень к концу года становится внушительным. Что же могут оползневики?
Человек учится не воевать, а договариваться со стихиями. Так когда-то в Древней Руси первых пиротехников называли «уговорщиками огня». Оползневики — уговорщики оползней.
Сейчас в Узбекистане они в почете. Без их участия не обходится ни один проект, о каком бы строительстве ни шла речь — канала, водохранилища, дороги, завода, санатория, высоковольтных линий. То же касается освоения новых земель в предгорьях. Цель оползневиков — так обследовать территорию будущего строительства, чтобы исключить саму возможность оползней.
Но если подвержен оползням обширный регион, пусть даже раз в 30–40 лет, как тогда быть? Обходить его стороной? Не осваивать? Пусть пустует? Сидеть и ждать, когда разразится катастрофа?
Ученые научно-технического производственного объединения «Узбекгидрогеология» после почти 17-летнего изучения оползнеопасных районов республики пришли к убеждению, что замедленное развитие оползней нужно ускорять, вызывая их движение и умело регулируя его. В итоге удастся остановить оползень окончательно, создав безопасную зону. Как регулировать?
Самый крупный здесь Ангренский оползень оказался серьезным экзаменом. Когда впервые в мире здесь, в Ангрене, началась подземная газификация угля, никто не мог предполагать, что она вызовет такой колоссальный оползень. Только в последние годы инженеры-геологи научились прогнозировать послезавтрашние результаты сегодняшних начинаний человека. Что же произошло в Ангрене? Под мощным угольным пластом в 10–12 м оказалось почти полое пространство, и, когда выгорел пласт, отдав газ «на-гора», земля обрушилась и вызвала движение… противоположного берега реки Ангрен! Начался гигантский оползень. Объем его — до 800 тыс. м³, площадь, пришедшая в движение, — до 8 км², средняя глубина движения —100 м, скорость — 4–6 мм/сек!
Не будь инженерной геологии, не будь оползневой службы, от подземной газификации угля в Ангрене, быть может, пришлось бы вовсе отказаться.
Но специалисты дали прогноз развития оползня с учетом дальнейшей работы. Были предложены меры для прекращения оползнеопасных явлений: надежно сдерживать земную твердь станут здесь отвалы горных пород; они заполнят пустоты, восстановят необходимое равновесие.
А любую оползневую трещину, как ни парадоксально, есть смысл привести в движение, ускорить ее развитие искусственным водонасыщением и провести разрушительный процесс в жестких рамках, отмеренных человеком, остановив затем навсегда.
— Ведь при естественном развитии оползня в склоне устанавливается замкнутая система — не нарушенный водный мешок, — рассказывает доктор геолого-минералогических наук Р. А. Ниязов. — Искусственным увлажнением мы добиваемся раздробления склона. Из нескольких точек, через штангу, под давлением подаем воду в глубь склона, насыщаем вначале нижние пласты, потом верхние и таким образом создаем поле влажности искусственно. При этом лёссовые неустойчивые породы сжимаются и дают вертикальные трещины. Склон разрушается. «Водный мешок», созданный искусственно, не распространяется дальше, зато на данном оползнеопасном участке влажность достигает критической точки и процесс замирает. Это можно сравнить с возведением фундамента здания, — добавляет Ходжаев. — Строители увлажняют предварительно грунт, а после просадки кладут фундамент. Вот и мы после «профилактики» оползнеопасного района можем уверенно сказать: стройте здесь, люди, селитесь, но не забывайте, о деревьях
Почему Ходжаев напомнил о деревьях? Ведь гигантские оползни, тронувшись в страшный поход, не щадят целые леса!
Потому что, по наблюдениям оползневиков, движение земли в горах часто начинается там. где нет «зеленых друзей» человека, где они своими корнями не скрепляют почвы. И потому оползневики ратуют за рекультивацию — восстановление покрова — самый простой и надежный способ закрепления почв, если они стронуты каким-либо строительством. На опасных голых и крутых склонах гор нужны террасы с зелеными насаждениями, тогда эти массивы земли вряд ли попадут на карту оползнеопасных точек. А сажать можно и загодя, еще только планируя освоение района.
Об этом и рассказывали мне инженеры-геологи узбекской оползневой службы. Сейчас, осенью, в диспетчерской тихо. А вот весной у телефона постоянно дежурят. Люди, находящиеся далеко от города, в опасных точках, сообщают: «Оползнепроявление, наблюдаемое мной, в прежнем состоянии. Движения не замечено» или: «Меры, принятые против такого-то оползня, оказались эффективными. Движение остановлено…»
— Под крылом самолета — Волга, — объявляет стюардесса. Мы кинулись к иллюминаторам, но, конечно, ничего, кроме белой ваты облаков, не увидели. А летящие со мной узбекские инженеры-геологи принялись рассказывать:
— Строители на Волге не помышляют начинать работу над проектом, если не знают мнения оползневиков, — будь то шоссейная дорога, новый поселок, завод или высоковольтная линия: любая строительная деятельность человека сопряжена здесь с риском вызвать оползень.
— Как же «уговаривают» оползни волжане?
— Ненадежные склоны закрепляют сваями, специальными гигантскими шпонами. Сооружают подпорные стенки. Подрезают крутые верхние уступы, что. конечно, меняет привычную живописность берегов. Но есть более простой способ — посадка деревьев и кустарников. Хлопот у волжан много, так что и тут не мешало бы создать постоянную службу наблюдения за оползнями.
— На Кавказе, «в глубокой теснине Дарьяла». опасно ссыпается земля с горы, на которой высится воспетый Лермонтовым замок царицы Тамары — забота для грузинских оползневиков.
Дарьял — серьезная речка: горная, капризная, сильная. Крымские оползне-вики одержали крупную победу — хорошо укреплен Южный берег Крыма.
— А наша кроткая смиренница — Москва-река? Бывают ли на ней оползни?
Ответ был неожиданным:
— Бывали и могут быть. Семь излучин «смиренницы» считаются весьма оползнеопасными, и среди них та, на которой находится знаменитый заповедник «Коломенское».
Московские строители, работавшие без контакта с оползневиками, запланировали было здесь построить набережную с асфальтовым покрытием и гранитными парапетами, автобусные и автомобильные стоянки с бетонированными площадками.
Этот проект был отвергнут по соображениям охраны памятников старины. Однако, кроме того, инженеры-геологи представили расчеты, из которых явствовало, что не только нельзя здесь ничего строить, но нужно срочно принимать меры к укреплению берегов: грунтовые воды за прошедшие века размыли их, земля весной ползет под ногами. А над этим коварным обрывом стоит шедевр русского зодчества XVI в. — храм Вознесения.
Чтобы уберечь Коломенское, инженеры-геологи предлагают кроме обычных укреплений берегов устроить естественную набережную с пологой облицовкой валунами и неширокую пешеходную дорожку вдоль берега, обсаженного кустарником.
Ведь остановили когда-то московские инженеры затаившиеся оползни на Ленинских горах!
Каждый легко заметит эту до поры до времени скрытую опасность: свежие обрывы, глубокие трещины, характерную ступенчатость склонов, искривленные, а то и упавшие деревья — «пьяный лес» (в Филевском парке, например). Это приготовилась к движению земная твердь, и нам, людям, нужно научиться удерживать ее на месте.
Иван Заянчковский
ЖИВЫЕ КОМПАСЫ
Заставка А. Соколовского