Через сутки начальник экспедиции связался по рации с учеными-биологами на другом конце острова и получил подтверждение: вездеход с пленным Наглым Типом прибыл к бухте, зверь выпущен на волю. Да вот какая загадочная штука приключилась… Все местные белые медведи, будто сговорившись, собрались в стадо, до полусмерти избили новичка и прогнали его в глубь острова. Трудно сказать, почему это случилось. Жизнь вечного странника Арктики изучена мало. Возможно, пропитанный запахом дыма, жилья, Наглый Тип вызывал у сородичей какие-то подозрения. Ведь чутье у нанука превосходное, резкий запах он уловит за пятнадцать морских миль. Не раз подмечали, что белые медведи с большой враждебностью относятся к собратьям, которые недавно «побирались» у человеческого жилья…
…Новый год буровики встречали своей компанией. Елку нарисовали на большом листе ватмане, прикрепленном к стене, ведь ели в Арктике не растут, а все остальные деревья, хотя и называются деревьями — полярными березами, ивами, не достигают и человеческого колена, больше похожи на траву.
Из-за тесноты в бараке в обычные дни мы трапезничали на тумбочках, стоявших у коек, но к празднику раздобыли два конторских стола, сдвинули их. Новогодний стол упирался торцом в низкое оконце.
В самый разгар веселья кто-то громко постучал в дверь. Я накинул полушубок, вышел в голодные сенцы, отодвинув засов, распахнул обитую оленьими шкурами обледенелую дверь.
В морозных клубах, освещенный ярким электрическим светом, стоял Наглый Тип. Я сразу узнал его по огромному росту, рыжим подпалинам на боках. А мы-то уж и не вспоминали о нем! С тех пор как Наглого Типа отвезли к бухте, минуло три недели…
— Иди, иди на свалку. Здесь тебе ничего не дадут, — сказал я, вспомнив строгий наказ начальника экспедиции, и захлопнул, задвинул на засов входную дверь.
Но едва я переступил порог комнаты, послышалось короткое рявканье, затем раздался оглушительный удар. Две дверные доски, прорвав меховую обшивку, с треском рухнули в сенцах на пол. Я глянул в дыру пролома: Наглый Тип сидел возле крыльца и вытаскивал зубами вонзившуюся в левую лапу занозу.
Буровики переполошились. Кто-то схватил стоявший в сенцах лом, просунул его в дверной пролом и вдобавок прорычал по-звериному. Наглый Тип тотчас отпрыгнул от крыльца, повернулся и побежал. Мы выскочили на мороз, провожая нанука глазами. Зверь улепетывал вдоль улицы, распугивая собак, промелькнул последний раз в свете фонаря и растворился в темноте.
Кое-как заделав дверь, вернулись за праздничный стол.
— И вправду наглый тип!
— Начальнику экспедиции утром объявим. Не дело в такой праздник от стола отрывать…
— До утра небось в поселке не появится.
— Не решится, точно. Напугался — будь здоров! Ах, как мы заблуждались! Не прошло и получаса…
Двойная рама оконца со звоном вдруг упала на праздничный стол, заваленный снедью, заставленный бутылками. Те, кто сидел ближе к окну, инстинктивно закрыли руками лица от летевших осколков стекла.
В комнату просунулась крепкая литая голова Наглого Типа. Мгновение — голова исчезла, но тотчас появилась громадная когтистая лапа. Лапа схватила лежавшие в большой миске умело приготовленные цыплята-табака, штук шесть сразу, и поспешно исчезла. За оконным провалом послышалось жадное чавканье. Кто-то сорвал с гвоздя карабин и выстрелил в потолок…
…После новогоднего праздника на остров прилетел вызванный для необычной операции Ил-14. Жившего на свалке вконец обнаглевшего зверя усыпили тем же способом, затащили в багажное отделение самолета. Через несколько часов Ил-14 сел на дрейфующую льдину, за тысячи километров от острова. Там и выпустили нанука на все четыре стороны.
Уезжая на материк, я попросил знакомых островитян сообщить мне, если Наглый Тип вдруг опять объявится в поселке. С тех пор минуло полгода, а письма я так и не получил, но надежды не теряю. Ведь как-то находят, отыскивают голуби свои голубятни за тысячи километров? Белый медведь ориентируется в родной Арктике с такой же поразительной точностью, а прошагать вечному страннику каких-то две-три тысячи километров нетрудно.
Георгий Рыженков
В ЛЕСАХ ЗА ОКОЙ
Рис. Л. Кулагина
За тихой Окой, ее раздельными лугами, темнеет старый бор. Там. за пойменной дубравой, в Елатомском лесничестве затерялся Романовский кордон. На карте искать эти места нужно в северо-восточном лесном краю Рязанщины.
Потемневший от времени домик лесника с двором и банькой прячется среди могучих дубов. Вдалеке от больших дорог и деревень стражем зеленого края живет здесь Иван Иванович Щербатов. На его глазах тридцать раз распускали почки эти деревья и тридцать раз стряхивали пожелтевшую листа\.
С этим лесным жителем меня связывает давняя дружба. Мне много раз и по долгу службы приходилось навещать спокойного по натуре, но беспокойного в делах лесных, непоседливого хозяина кордона и бродить вместе с ним по лесным дебрям.
В предлагаемых ниже коротких зарисовках отражена простая и в то же время удивительная жизнь тенистых лесов и светлых перелесков с открытыми луговинами.
Белка в скворечнике
Весной у Романовского кордона Иван Иванович Щербатов повесил старый просторный скворечник.
Время шло, а домик на дубу пустовал: птицы не заселяли приготовленное для них гнездовье. Не так уж и тянет скворцов в лес, им больше поля да открытые обширные луговины нравятся. Корм-то они добывают на земле.
Вскоре лесник стал замечать, что в домик частенько наведывается белка. Мохнатой квартирантке понравилось жилье, и векша приготовила там мягкое ложе. А вскоре появились четыре малыша.
Так на виду у людей рыжая попрыгунья воспитывала свое потомство. Забавно было наблюдать, как проворные бельчата-непоседы подрастали и подолгу резвились на ветвях, спускались по стволу и с любопытством, как всякие малыши, рассматривали обитателей лесной сторожки. На ночлег маленькие верхолазы возвращались в скворечник. А утром снова беличьи хлопоты — родители готовили своих расторопных детенышей к самостоятельной жизни, посвящали в разные звериные премудрости.
Но когда появились грибы и созрели орехи, хозяину кордона все реже попадались на глаза мохнатые квартиранты. В это время у белок хлопот полон рот: на зиму и грибов насушить надо, и кладовые орехами заполнить, и в старом бору заприметить урожайные участки, где вершины деревьев украсились россыпью зрелых шишек. Тут уж недосуг играми да забавами потешаться.
Барсук-строитель
На лесном склоне глубокого оврага каменная плита козырьком чуть-чуть выступила, а под ней темнела нора. Я давно приметил: под надежной крышей барсучиная семья обитает.
Но то ли весной щедрые потоки талых вод у самого камня стремительно неслись, то ли в ненастье от ливневых дождей грунт начал оседать, только край плоского камня опустился, закрыв звериный лаз. Барсучья семья оказалась в ловушке. И все же глава ее не растерялся. Домосед-барсук вход в подземную квартиру поправил — землю подрыл: вот он, песчаный выброс! Затем обезопасил жилье и от потоков, стекающих по склону, и от дальнейших разрушений: путь воде, размывавшей почву на покатом лотке у камня, перегородил плотиной. Теперь в сильный дождь ручей в стороне от барсучьей квартиры по угору стремится, а камень лежит на твердой земляной основе.
И как это он все точно рассчитал, четвероногий строитель!
Засада
На Антошкином лугу, окруженном старой дубравой, сметано в стога сено. Сюда ходит кормиться семья пятнистых оленей. В сумерках они подступают к стогу и дергают сено большими клоками, а затем уж на снегу выбирают стебельки помельче с зелеными листочками, да подушистей, стоят жуют. В полночь, насытившись, удаляются в лесную чащу. А лиса уж сюда спешит. То ли устает от мышкования по глубокому рыхлому снегу, то ли понежиться предпочитает на душистом сене, то ли в засаду стремится. Кто отгадает? Только хитрый лисий след ведет к стогу, и резвые ноги возносят лису на самую его вершину, где солнце уж давно снег согнало.
А тут мыши после визита копытных, осмелев, резвиться начинают. Глядишь, и зайчишка, учуяв разворошенное сено, ужинать к стогу спешит. Да и на олененка хищница с высоты прыгнуть решится.
Так и сидит плутовка до рассвета в засаде, пока пропитание не добудет.
Лесной телеграфист
Утренний концерт пернатых на улице поселка внезапно заглушила барабанная дробь дятла. Умолк скворец, бросила петь коноплянка, сидит на яблоне, словно в раздумье, славка-смородиновка, оторопело прислушалась овсянка. И вот тишину опять пронизала звонкая трель пестрого стукача. Я осмотрелся…
О большом пестром дятле ученые пишут, что он, подобно скрипичному мастеру, который придирчиво выбирает певучее дерево для изготовления музыкального инструмента, столь же неторопливо отыскивает в лесу сухой упругий сук или засохшую тонкую вершину. Но вот как он музицирует? То ли сук от сильного удара долго вибрирует, а дятел клюв подставляет, то ли клювом успевает наносить изо всех сил удары — до тысячи в минуту.
Вот как описывал брачное «пение» дятла в книге «Звери и птицы нашей страны» доктор биологических наук Владимир Николаевич Шнитников: «…Одно всегда казалось непостижимым: каким образом дятел достигает такой поразительной частоты ударов? В последнее время ученым удалось выяснить, что дятел таких частых ударов и не наносит и механизм «барабанной дроби» несколько иной. В действительности дятел, вероятно, после неоднократной пробы на сухих ветках выбирает для своих музыкальных упражнений такую верхушку сука, которая после удара способна более или менее продолжительное время вибрировать. Расположившись ниже вершины такой ветки, дятел с большой силой ударяет по ней клювом, а сам замирает неподвижно, предоставляя дрожащей ветке частыми ударами о его клюв вызывать характерную дробь. После того как вибрирование прекратится, дятел наносит новый удар, и дробь возобновляется».