После разгрузки Ледков с женой и еще тремя ненцами остались на берегу. Остальные пошли на лодках на свои рыбацкие тони. Сравнительно недалеко отсюда стадо Захара Алексеевича Апицына голов в шестьсот. Сам он сильный, сметливый человек. Попросил ему передать, чтобы приехал срочно. Хочу договориться, чтобы перевез грузы на оленях.
Облегченное судно снялось с мели и ушло на правый берег бухточки. Там есть крупные камни: нужен балласт на обратный путь в Архангельск. Отсюда «Ястреб» возьмет груз легкий. Без балласта в море не выйдешь. Матрос Пустошный остается на берегу. Он плотник и печник, будет руководить ненцами при сборке построек. Живем в палатке. Кормит нас жена Ледкова. Всегда у нас свежая рыба. Живем хорошо.
Перевалило за вторую половину июля. Стоит жара. Сейчас самое тяжелое время для оленей. Появляются комары, мошка, оводы. Олени, истязаемые гнусом, кружатся на месте, норовят бежать против ветра, стадо держать трудно. Кружась, ранят себе ноги, в раны проникает инфекция. Заболевание называется некробациллез, в просторечии — копытка. На берегу моря легче: здесь постоянно ветерок, гнуса мало, дышится легко.
Ах эта «роза ветров!» Надо поставить постройки так, чтобы их не заносило в бураны. Со снегом на Севере много хлопот: нужно откапывать двери, чистить крыльцо. После неистовых буранов приходится изрядно попотеть. Поэтому правильно поставить постройки — задача серьезная. Советуюсь с ненцами.
Песок, сухой, белесый, мелкий индигский песок — большая для нас помеха. С грузом на спине проваливаешься в него почти как в снег. Решили выстлать из половых досок настил. Длина досок — пять с половиной метров, толщина — сорок миллиметров. «Тротуарчик» получился крепкий. Кое-где подравняли песок лопатами. Ходить стало легко. Носим в первую очередь ящики с пряниками, печеньем, конфетами, чаем, махоркой. Работает даже жена Ледкова, зовут ее по-русски Акулиной. Дело пошло. Груз укладываем по ассортименту к дверям будущего склада.
Приехал Захар Апицын на пятерке крепких быков. Олени уже вылиняли, но рога еще в «бархате».
— Здорово!
— Здравствуй, Захар Алексеевич! Иди перекуси. Чайку попьешь. Вон Акулина вскипятит. А потом ко мне подойдешь, поговорим по делу.
Подошел Захар, утирая загорелое лицо, потное от чая, которого он, видимо, изрядно попил:
— Какое у тебя дело?
— Мы друг друга знаем, Захар Алексеевич. Помощь нужна. Видишь, сколько груза?
— Много, очень много.
— Далеко твое стадо?
— Нет, недалеко.
— Пригони-ка сюда с полсотни быков покрепче, перевезешь бревна. Лес не очень тяжелый, сухой. Пятью нартами будем возить. Я сам стану работать и вот этот луцэ (русский).
Иван Пустошный был парень лет двадцати пяти родом из Архангельского уезда. Фамилия его вошла в историю арктических экспедиций. Матрос Пустошный сопровождал Георгия Седова при его героической попытке достичь на собаках Северного полюса.
— Ну как, Захар?
— Можно. Дня через три приду с легким чумом, с быками. Пожали друг другу руки. Захар пошел еще к Акулине чайку попить. Без чаю какая дорога?
— Там нашим передай — рыбы добыли. Сейчас на разгрузке работаем, — сказал Ледков с товарищами Захару. Хоть далеконько их стада, но весть дойдет.
Ненецкие лодки вытащили на берег от прибоя. Стоит на песке эта утлая флотилия, сослужившая нам добрую службу. Шлюпки забрал «Ястреб».
Через три дня появился Захар. Поставил далеко от берега на траву и ягель легкий летний берестяной чум. Вокруг, как должно, нарты. Две подсобных, остальные пять — грузовые, четырехкопыльные крепкие хамбуи. Нарты надежные.
На следующее утро принялись за перевозку. На пять нарт грузили десять бревен. Ненцы на нарты не садятся, идут рядом. Дверные рамы, полотна, косяки грузим комплектами, а кирпич — по тридцать штук на нарту. За три дня все перевезли, уложили по порядку. Принялись за муку.
Кончается июль. Жара не спадает. Прикатили по мосточкам бочки с керосином, маслом коровьим и постным, олифой. Пришлось доставить сюда известь и глину, алебастр для печей. Глины у моря нет. Пустошный руководит сборкой построек. Живем все еще в палатке.
Дуют ветры с моря. «Ястреб» стоит с зарифленными парусами. Приехал Кузнецов, передал слова капитана:
— Пока эти ветры дуют, как говорится, прямо в зубы, из бухты не выбраться. А пока здесь строитесь да товар от ненцев будете брать, может, и ветер сменится.
Словом, «жди у моря погоды». Отправил с Кузнецовым на судно свежее мясо и рыбу. Как начнут подъезжать ненцы, съедет на берег и Жилинский. Пока же он живет на судне.
Август. Проснулся я как-то утром рано. Легкий туман истаивает, видны дали. Опять будет жара. Осталось подвезти мешков сто пятьдесят муки и тонны две соли. Смотрю из-под ладони на Захаров чум — что-то не видно его. Сменил место, видно, подальше ушел, на свежие корма.
Вышел из палатки Ледков.
— Что-то Захар долго не идет. Пора бы и к работе приступить. — Сходи-ка, Егор, узнай, в чем дело. Может, олени откололись!
— Нет, тут что-то не то… — задумался Ледков. — Пойду узнаю.
Вернулся через полчаса.
— Уехал Захар. По следу видать — к себе в стадо, со всеми нартами и чумом.
— Вот так номер! Не сказал ничего и работу бросил. Видно, в тундре неладно!
— Жара стоит, копытка — это еще ничего, — вздохнул Ледков. — Не дай бог, сибирка. Мы на правой стороне Индиги. Здесь сибирки не было. А вот стадо Захара за рекой. Если сибирка объявилась, он стадо уведет к нашим стадам, а может, и дальше.
— Ну и беда! Вот не везет нам: то на мель сели, то сибирка навалилась!
— Иначе Захар не уехал бы, не тот человек! Остаться, сибирку подхватить — конец. Вот и сбежал. Стадо потерять не шутка, когда других оленей накопишь? Годы нужны, — объясняет мне Егор Ледков.
— Скажи, Егор, а вы тоже сбежите?
— Пошто сбежим? Вот склад и дом поставим, тогда и к себе вернемся. У нас стада на чистых местах стоят, стада небольшие. Летом вместе пасем, у нас у всех там братья, отцы, места летовочные знают до каждого кустика тальникового, до каждой березки. А наше дело — рыбы наловить, нерпу добыть, а вот теперь и у тебя заработаем кое-что, запасемся на зиму. Зимой песца промышлять будем.
— Хорошо, Егор. Работайте на складе. А я потихоньку муку перенесу. Мешков по двадцать в день. А вы в это время стены склада соберете, полы настелете, стропила поставите. Обрешетку брезентами закроем, а то, неровен час, дожди пойдут. А там помаленьку и крышей накроем. Товары в склад сложить матросов с «Ястреба» попрошу. Вы в это время дом собирать начнете.
Изложил Пустошному свой план. Иван только поддакивал после каждой фразы. Согласен, мол. Есть в нем что-то от старообрядческой строгости. Староверов по Поморью, да и по архангельским деревням, и по Печоре, много еще в те годы было.
Нависло грозной тучей над тундрой страшное слово «сибирка». Как там дела в левобережных стадах? Начало августа. Телята уже подросли, окрепли, даже гнус меньше свирепствует, скоро осенняя прохлада придет. Олени понемногу рога чистить начнут. Уже видно оленеводу, чем год кончится (приплод, можно сказать, определился), где здоровые стада, а вот если сибирка прошла, иное стадо как косой выкосит — ни телят, ни взрослых оленей, иной раз и быков не останется, чтобы чум перевезти. Так и стоит на одном месте, как наш «Ястреб» без ветра.
Утки уже вывели на чистую воду свое потомство. Молодые кряковые с писка переходят на басовитый кряк. Для отдыха хожу вверх по Индиге с двустволкой. Постреливаю уток, несу добычу Акулине в общий котел. Скоро утки начнут собираться в стаи к отлету, в южные края готовиться.
Плотники закончили сруб для склада, положили балки, настилают полы. Таскаю грузы с двумя матросами. Керосин, известь оставляем на улице, все остальное — в склад.
Прошла еще неделя. Склад готов полностью. Навесили двустворчатые двери. Плотники приступили к дому. Из Нижней Пёши прибыл на лодочке с двумя гребцами заведующий Индигской факторией Попов. Сдал ему товары. Все трое принялись помогать на сборке дома. Появились оленеводы с правобережья Индиги. В стадах все благополучно, сибирки нет. С левого берега пока никто не приезжает. Но там свирепствует сибирская язва молниеносной формы. Ходит олень, вроде здоровый, и вдруг падает и погибает минут через двадцать — тридцать. При острой форме живот вздут, опухают рога, на теле тестообразные опухоли. В Тобольской губернии в начале нашего столетия от сибирки погибало до ста тысяч оленей. И не мудрено: ни прививок, ни карт падежных мест. Страшная эпидемия хозяйничала в стадах как хотела. Теперь, конечно, другое положение. Но вестей с левого берега пока никаких нет.
Начинают потихоньку тянуть на юг гуси и утки. Вчера принес с охоты пару гусей. Гуменники, тяжелые, налитые. Научил Акулину жарить гуся с сухофруктами. Блюдо — пальчики оближешь!
Засентябрило. Пошли дожди, похолодало. Плотники положили конек-охлупень. С Пустошным работает подсобником Кузнецов на кладке двух печей в доме. Подает кирпичи, раствор.
Стройка заканчивается. С утра посмотрю, как идут дела, и в тундру с ружьецом подамся. Сам заряжаю медные многострельные гильзы. Пыжи, и пробочные и войлочные, завезли сюда мы, дробь шестого номера и выше, до картечи, пули для централок.
Гусь идет уже густо. Охота добычливая. Серый денек. Дождя нет, а к ночи, наверное, соберется. Тяжелые кучевые облака цвета темно-голубого песца, почти грозовые. Присел за взлобком, притаился за кустиками карликовой березки, уже желтой, поредевшей, но укрыться еще можно. Тянутся гуси, гогочут прощально, летят низко, как раз на расстоянии выстрела. Приготовился — сейчас ударю дуплетом. Прямо на меня рулит вожак. И вдруг резко в сторону отвернул. Заметили? Эх, черт! Вроде бы хорошо спрятался.
И тут издали: «Кш! Кш! Кш!» Кто-то оленей подгоняет. Оглянулся — по низинке моховой, осочной упряжка оленья, пять быков. И кто-то знакомый на ней. Ближе… Ближе…
— Алеша! — Бросаюсь навстречу.