— Как тебе, отец, не стыдно! Зачем гонишь этих людей? Ведь сказки о железном коне распространяли шаманы и ламы. Им нужно было держать народ в страхе. Теперь ламы не ходят по улусам, зачем же повторять то, что они когда-то твердили?
— Нет, Павел, сын мой, если люди с железным конем останутся в юрте, у нас случится большое горе, — упрямо возразил старик. — Колхозные овечки околеют, а мы с тобой заболеем.
— Мы отнесем железного коня подальше от юрты, — предложил я, ободренный поддержкой Сына старого чабана.
Вместе с Павлом я вынес из юрты железный прут и спрятал в укромном месте. Старик несколько успокоился. Мы растянулись на мягкой кошме, укрывшись шубой. Мои спутники погрузились в крепкий сон, а ко мне он не приходил. Сильно ныла нога. Я подумал, что Дорж наверняка видит в грозе и моей ране происки злого духа. Он рассказал обо всем Бабасану, и вскоре все буряты будут знать о наших злоключениях. И весь наш поход, вместо того чтобы развеять суеверия, еще более укрепит их. Я долго думал, как убедить Доржа, что все происшедшее на горе лишь цепь случайностей. Но постепенно усталость взяла свое, сон одолел меня.
Мне приснилось, будто каменный идол, целый и невредимый, ожил и спустился с горы. Он подошел ко мне, держа в руках железного коня, и стал бить по больной ноге, приговаривая: «Ты зачем приходил на священную гору? Ты зачем нарушил мой покой?» Когда я утром проснулся, рана на ноге стала гноиться, образовалась опухоль. Идти сам, даже опираясь на плечи товарищей, я не мог. Дорж долго говорил с Бабасаном по-бурятски. Как позже выяснилось, убеждал его дать нам лошадь. Старик не соглашался, ссылаясь на какие-то распоряжения колхозного начальства. Однако плитка кирпичного чая и пачка листового душистого табака, извлеченные из рюкзака запасливого Доржа, сделали старика сговорчивее.
Косматая лошаденка, впряженная в тележку, резво шагала, везя меня и тяжелые рюкзаки с образцами горных пород. Без всяких приключений мы приехали на базу.
Нога еще долго побаливала. Лечил меня Дорж. Он промывал рану раствором медуничного сока и прикладывал к ней листья подорожника. Все мы многому научились у этого мудрого таежника.
Осенью 1936 года я возвратился в Томск. Сдал в институтскую лабораторию образцы кварцитов, взятые на горе Хан-Ула. Химический анализ показал, что в них содержатся железо и некоторые редкоземельные элементы. Получив анализы и захватив железного коня, я отправился к профессору Шахову. Он внимательно выслушал рассказ о наших злоключениях на горе Хан-Ула. Долго рассматривал железную палочку, изучал результат анализов. Потом начал рыться в книгах, справочниках, словно забыв о моем присутствии. Вернувшись к столу, проговорил:
— Все это очень интересно. Благодарен вам, что выполнили мою просьбу. Вы даже не представляете, какое сделали открытие. Взять хотя бы железистые кварциты, минералы опала и сердолика. Кварциты — отличное сырье для металлургической промышленности. Будем надеяться, что окажется целесообразным организовать их добычу. И знаете ли что еще, молодой человек? Огромные массы кварцитов, видимо, создают большое поле слабого радиоактивного излучения, благоприятно действующего на человеческий организм.
— Припоминаю, — сказал я, — что на горе легко дышалось, не чувствовалось усталости даже после подъема на вершину.
— Вполне возможно, — продолжал профессор, — что здесь еще сказалось присутствие сердолика. В глубокой древности по всей Азии сердолик ценился на вес золота. Из него делали женские украшения — кольца, браслеты, ожерелья. Древние верили, что изделия из этого камня предохраняют от многих заболеваний. В наше время медицина открыла весьма любопытные свойства сердолика, которые, может быть, будут использованы для лечения нервных заболеваний.
— А каково ваше мнение о рассказе старого Бабасана? О захоронении в недрах горы «потрясателя вселенной»?
— Могила Чингисхана действительно до сих пор не найдена. Вполне возможно, бурятская легенда имеет какие-то реальные основания.
Потом профессор стал рассматривать железного коня и посоветовал передать эту культовую принадлежность ламаистских верований в Томский краеведческий музей.
Я так и поступил. Железный конь стал одним из наиболее любопытных экспонатов музея, всегда привлекающих внимание посетителей.
Что касается промышленного изучения горы Хан-Ула, то оно в те далекие годы не состоялось: началась Великая Отечественная война.
Но известно, что в последнее время ученые нашей страны занимаются вопросами комплексного изучения и развития производительных сил Забайкалья. Это необходимо, ибо Забайкальский регион находится в зоне влияния строящейся Байкало-Амурской железнодорожной магистрали. Она вовлечет в промышленное освоение огромные природные богатства Забайкалья и Дальнего Востока. И безусловно, преобразования коснутся и Агинской степи, будут разведаны и минеральные богатства горы Хан-Ула.
Роман Белоусов
МОРЯК, ЭТНОГРАФ,ПИСАТЕЛЬ
Очерк
Рис. Н. Хориной
Фото из разных изданий
Этот человек выразил подлиннуюдушу Мексики.
Много дней экспедиция доктора Сильвануса Г. Морли пробиралась сквозь мексиканские джунгли. На пути к городам древних майя, давно обезлюдевшим, нужно было преодолеть тропические заросли. Здесь произрастала краснодревная свителия, низвергались бурные потоки, громоздились скалистые утесы. Когда-то тут, в лесах нынешнего штата Чиапас, существовала высокоразвитая цивилизация. Следы ее и пытался отыскать доктор Морли. Если будут обнаружены древняя пирамида или храм, фотограф экспедиции запечатлит находку. Фамилия его была Торсван. В Мексике он выдавал себя за шведа. Был молчалив. Сдружился с молодым индейцем Фелипэ Амадором Паниагуа, подолгу сиживал у его костра, неспешно беседовал и что-то записывал. Они были знакомы еще по состоявшемуся два года назад летом 1926 года походу в Чиапас. Тогда экспедиция Альфонса Дамифа включала тридцать участников, среди них был и фотограф Торсван, «поставляющий корреспонденции в газеты США». В тот раз Торсван прошел с экспедицией только до Сан-Кристобала-де-лас-Казас, а потом вместе с Паниагуа совершил многодневный переход по джунглям, преодолев 350 километров. Позднее, в 1928 году, он описал это путешествие в книге «Земля весны». Многое в ней навеяно рассказами его попутчика — простого индейского парня, суеверного, смекалистого и доброго. Паниагуа любил петь песни своего народа, знал его древние обычаи и старинные легенды. Для Торсвана, который не только фотографировал, но и питал живой интерес к настоящему и прошлому родины Паниагуа, юноша-индеец был просто находкой. Не всем, однако, была по нраву дружба белого с индейцем. Это выглядело странным. Откуда пожаловал в Мексику фотограф? Что заставляло его скитаться по джунглям?
На первый вопрос Торсван предпочитал не отвечать. Что касается второго, пояснял: тот, кто хочет познать душу джунглей, жизнь и песни народа, его любовь и ненависть, должен покинуть «Реджис-отель» в Мехико и углубиться в девственные леса.
И Торсван познавал душу страны, ее народ. Он жил на плантациях, в монтериях среди лесорубов, добывающих в чащобе драгоценное дерево каоба, бывал у сплавщиков на катишах, работал на нефтепромыслах. Подружился с лакандонами — индейским племенем, которое, спасаясь от полного истребления, укрылось в джунглях. И всюду делал записи, зарисовки, которые хранил в небольшом сундучке — неизменном спутнике его скитаний. С годами записей становилось все больше. Это было целое сокровище — материал для тех книг, которые втайне писал владелец сундучка. Как потом признавался их автор, они создавались в периоды длительной безработицы. Он писал их для того, чтобы не ощущать непрерывных мук голода и не вспоминать по шестьдесят раз в час о том, что против безработицы и пустоты в желудке нисколько не помогают ни вера в бога, ни славословие в честь капиталистической экономики.
Кем же в действительности был создатель этих книг, на обложке которых стояло: Б. Травен (таков был псевдоним их автора, имя которого расшифровывали как Бруно). Прошло почти полвека, прежде чем удалось получить ответ на этот вопрос, а заодно и раскрыть тайну псевдонима, его местопребывание, поскольку никому не было известно не только подлинное имя писателя, но и то, где он жил. Никто никогда не встречался с писателем Б. Травеном. Его личность, подлинная биография много лет оставались загадкой. И еще недавно на вопрос, кто такой Травен, можно было услышать: всемирно известный неизвестный. Называли его еще и многоликим, потому что у него было двадцать две «достоверных» биографии. В стремлении раскрыть загадку Травена, расшифровать буквы «Б. Т.» — так иногда подписывался этот человек — было создано много легенд. Одни утверждали, что под псевдонимом скрывается американский моряк; другие заявляли, что Травен — это бывший русский князь; по мнению третьих, он потомок династии Гогенцоллернов. Появились слухи о том, что популярные романы написаны целым писательским концерном, дело даже дошло до оглашения имен. Наконец, находились фантазеры, доказывавшие, что Травен — это не кто иной, как сам Джек Лондон, который симулировал самоубийство и, спасаясь от кредиторов, где-то скрывается.
Загадка писателя-невидимки Б. Травена стала, пожалуй, одной из самых удивительных мистификаций нашего времени. Дотошные литературоведы, пронырливые репортеры и частные детективы сбились с ног, пытаясь проникнуть в эту тайну, охотились за каждым «подозрительным», в ком виделся таинственный автор популярных книг.
Им написано полтора десятка романов. Лучшие из них — «Сборщики хлопка», «Восстание повешенных», «Корабль смерти», «Сокровища Сьерра-Мадре», «Мексиканская арба», «Проклятье золота», «Поход в страну каоба», «Генерал выходит из джунглей», «Белая роза»