[6]. В этих книгах привлекает правдивое изображение жизни индейцев, сезонных рабочих, крестьян. Писатель рисует нечеловеческие условия, в которых оказались лесорубы-пеоны, поднявшие наконец знамя восстания. Он показывает, как героически «мексиканский пролетарий-индеец сражается за свое освобождение, за то, чтобы пробиться к свету солнца». Мексиканский журнал писал, что «ни один мексиканец, ни один иностранец еще не изобразил мексиканскую действительность с такой правдивостью». А вот личность автора этих книг так и оставалась загадочной.
Не раз в газетах появлялись сенсационные сообщения о «загадке века». Печатались подборки статей, посвященных Травену. Страницы солидных буржуазных изданий пестрели броскими заголовками: «Жизнь Травена скрывается во тьме», «Известный прозаик играет в кошки-мышки со своими читателями», «Писатель, книги которого изданы миллионными тиражами, остается неизвестным». Его пути-дороги действительно оставались неведомыми. Он бежал от славы с тем же рвением, с каким буржуазные писатели рвутся к ней. Это походило на парадокс, казалось неправдоподобным в мире бизнеса.
Почему же Травен не заявлял о себе? Однажды, отвечая на такой вопрос, он сказал, что, по его мнению, биография творческой личности не имеет никакого значения, если автора нельзя узнать по его книгам. «У писателя, — говорил Травен, — не должно быть иной биографии, кроме его произведений».
Нередко через печать с ним пытались вступить в диалог: кто он, где скрывается, почему? Травен отвечал, что он оберегает свой покой и уединение и просил перестать охотиться за ним.
Как-то один издатель попросил у Травена его фотографию. В ответ писатель прислал снимки нескольких сот людей, заявив, что он среди них. Значит, он обыкновенный человек, такой же, как и все трудовые люди. «Я чувствую себя рабочим среди людей, — писал Травен, — безвестным, как каждый рабочий, который вкладывает свою долю в движение человечества к прогрессу».
Ловкие газетчики часто пользовались завесой тайны вокруг имени Травена. То и дело следовали сенсационные «открытия», публиковались якобы подлинные фотографии загадочного писателя. От имени американского журнала «Лайф» была обещана премия в несколько тысяч долларов за раскрытие тайны Травена. На поиски устремились журналисты и сыщики. Они выслеживали писателя на улицах Мехико, прочесывали целые области. Но розыск ни к чему не привел: загадка Травенианы осталась неразгаданной.
Однажды весенним днем 1930 г. но холмистой равнине Чиапас ехал верхом на муле невысокий «гринго». Следом за ним шел юноша-индеец, ведя на поводу вьючного мула. Путешественник остановился на ранчо Эль-Реаль, за которым начинались дремучие леса Сьерры. Незнакомец спешился, снял висевший на шее мула фотоаппарат и протянул хозяину ранчо свою визитную карточку: «Торсван, инженер. Занимается изучением живущего в лесах индейского племени лакандонов, а также интересуется лесоразработками».
Не одну неделю прожил «инженер» на ранчо, потом перебрался на лесоразработки в монтерию накануне обильных сентябрьских ливней, после которых обычно начинался сплав заготовленного леса. «В просторах прерий сезон дождей — самое прекрасное и бодрящее время года, — записывает Травен. — Но в джунглях в это время, когда ливни покрывают землю водой на два фута, жизнь превращается в адскую пытку…»
Земля, густо покрытая мягким слоем сгнивших растений и листьев, не в состоянии уже впитывать влагу. Палящие солнечные лучи, которые тотчас же после дождя мощно пробиваются сквозь тучи и удивительно быстро рассеивают их, не достигают почвы джунглей, где в глубоких лужах стоит вода. Кроны деревьев так переплелись в вышине, что только случайно, если проносится легкий ветер, заблудившийся солнечный луч, дрожа, проникает сквозь них.
«От этого зноя под густым лиственным покровом, когда стоишь по пояс в мокрой траве, голова делается мутной и тяжелой, — свидетельствует Травен. — Все это может обессилить человека, лишить его способности мыслить. Каждый удар тяжелого топора, который лесоруб вонзает в твердый, как железо, ствол каобы, ощущается им как последний. Ему кажется, что вслед за этим он упадет, безразличный ко всему».
Но это еще не все. Чем дольше длится сезон дождей, тем плодовитее звери, гады и насекомые. Москиты жалят немилосердно. Большие и малые пауки, скорпионы и сколопендры, змеи, которые, кажется, только и ждут, чтобы босая нога индейца оказалась рядом, — разве этого мало? А ведь еще, повиснув на толстых сучьях, отдыхают ягуары и пумы, которые подкарауливают зазевавшихся.
Но самое страшное в монтерии — это капатасы, надсмотрщики, которые хуже зверей, насекомых и гадов, они буквально истязают лесорубов-индейцев, принуждая к нечеловеческому труду. На этих лесоразработках в 1910 г., во время мексиканской революции, вспыхнул яростный бунт. О событиях в монтерии Б. Травен повествует в своем знаменитом цикле «В стране каоба». Прототипами троих братьев Монтельяно послужили братья Бульнас, владельцы ранчо Эль-Реаль, имевшие неограниченную власть над всем краем.
Давно было подмечено, что книги Б. Травена носят автобиографический характер. Эсперанца Лопес Матеос, имя которой не один год фигурировало в качестве переводчицы произведений Б. Травена на испанский язык, подтверждала, что писатель в своих книгах рассказывает о том, что сам видел и пережил. Тогда, может быть, текст книг Травена поможет раскрыть его тайну, укажет места, где он бывал, чем занимался? И те, кто охотились за писателем-невидимкой, принимались штудировать его сочинения, пытаясь найти хоть какую-нибудь зацепку, которая позволила бы найти путь к разгадке.
Кое-что им удалось установить. Похоже, что в романе «Сборщики хлопка» под именем бродяги-американца Гэйла автор вывел самого себя. Это он работал сборщиком хлопка на ферме, затерянной в дебрях тропического леса, был бурильщиком на нефтепромыслах, погонщиком скота, пекарем в маленьком городишке. Можно было предположить, что еще в 1922 г. автора заподозрили в том, что он член объединения профсоюзов: стоило ему поработать где-нибудь, как там вспыхивала забастовка. Полиция обращала на него внимание. Приходилось менять работу. Так, кочуя с места на место, он забрался в глушь, поселился возле индейской деревушки, затерянной в джунглях. У него был ящик с лекарствами, где хранилось все его земное достояние. Вскоре он прослыл лекарем. Он был единственным белым на весь обширный край, и его знали индейцы в радиусе тридцати миль. Каких только больных не приходилось ему врачевать! Он даже «воскрешал из мертвых».
Однако и он чуть было не заразился распространенным недугом — манией золотоискательства. Те, кого поражает эта болезнь, вечно ищут золото, они знают несколько историй о заброшенных рудниках, носятся со схемами и картами, рассказывают басни, слышанные от индейцев и метисов, о местах, где будто бы лежат груды золота. Они рыщут повсюду, и, чем неприступнее горы, чем больше опасностей, тем сильнее они убеждены, что цель близка.
Многие из них умирают от голода и жажды, становятся жертвами змей или хищников. Нередко на них нападают бандиты.
Подвергся такому нападению и Травен. К счастью, ему удалось выбраться невредимым из переделки, и он оставил мысль о поисках своего Эльдорадо.
В ярко написанной в джек-лондонских традициях повести «Проклятье золота», надо думать, отражены подлинные события, пережитые автором.
Выздоровев от «золотой лихорадки», он снова изнывал на хлопковых плантациях, охотился на аллигаторов где-то на границе штатов Сан-Луис-Потоси и Тамаулипас и стал участником событий, описанных в романе «Мост в джунглях». Затем он попадает в Тамгшко, трудится на нефтяных промыслах «Кондор ойл компани». Об этом прожорливом иностранном хищнике, нещадно эксплуатировавшем землю и народ Мексики, рассказано в романе «Белая роза».
Книги Б. Травена позволяли проследить пути-дороги писателя. Из его сочинений стало ясно, что он много странствовал, видимо, у него долгое время не было постоянного адреса. «Я не могу просиживать штаны, — говорил он. — Я должен бродить». Он был, возможно, последним бродягой в век паспортов.
Впрочем, одно время он не обладал паспортом. И что значит оказаться на чужой стороне без документов, писатель познал на собственном опыте. «У кого нет паспорта, тот — никто», — напишет он позже в романе «Корабль смерти».
Полицейские чины, не желая иметь дело с бродягой, высылали его из одной страны в другую — из Бельгии в Голландию, из Голландии опять в Бельгию, оттуда во Францию, пока наконец он не оказался в Испании.
Человек беспомощен перед тупой и жестокой государственной системой, где царит власть золотого тельца. И только на корабле, обреченном на гибель ради того, чтобы дельцы получили страховку, ему удалось найти пристанище. Но судно терпит запланированную аварию, экипаж поглощают волны, и сам герой, чудом уцелевший, пережив своеобразную робинзонаду на полу затонувшем корабле, в конце концов тоже погибает в пучине: «Вошедший сюда избавлен от всех страданий».
Прогрессивный американский журнал «Нью мэссиз» назвал этот роман Травена своего рода «Моби Диком», «мастерским сочинением, которым может гордиться Америка».
Книга написана истинным моряком, а не верхоглядом, «побывавшим в каюте океанского парохода и вообразившим, что знает толк в морях и кораблях». Пассажир, говорит автор, «не в состоянии изучить не только море, и корабль, но и жизнь экипажа». И действительно, каждая страница этой правдивой и страшной книги словно пропитана морской солью и полна яростного ветра. Она не оставляет сомнения, что в юности Травен был юнгой и стюардом на судне, курсировавшем вдоль тихоокеанского побережья обеих Америк, затем плавал в качестве палубного матроса, угольщика и кочегара. Доставлял груз хлопка из Нью-Орлеана в Антверпен, ходил на каботажных судах вдоль берегов Европы, имел дело с контрабандистами.
Однако и книги не помогли раскрыть тайну Б. Травена. По-прежнему загадки громоздились одна на другую, путали след, сбивали с толку, мешали докопаться до истины. Но именно к этому стремился тот, кто называл себя Б. Травеном. Он был мастером мистификации, вводил в заблуждение, играл в прятки. Ему удавалось сохранять свою тайну благодаря множеству хитроумных предосторожностей; он ловко надувал любопытных благодаря разработанной им сложной системе общения с внешним миром, в частности с издателями; пользовался несколькими почтовыми ящиками, из которых корре