Гнезда фламинго устраивают на озере Накуру редко. Большие фламинго гнездятся иногда на щелочном озере Эльментейта. Кстати, в Кении гнездовья их были открыты сравнительно недавно — лишь в 1954 г. Птицы высиживают по одному, редко по два или три яйца. Насиживание продолжается 30–32 дня, причем в этом важном деле принимают участие оба родителя. Когда этим занята самка, супруг ее ходит рядом и грозно ерошит перья, предупреждая, что он на страже, что это «его» территория!
Когда в колонии появляются птенцы, наступает горячая пора. Счастливые родители без конца гогочут и по очереди летают за едой на озеро, а птенцы, укрываясь в тени крыла одного из родителей, громко требуют пищу. Аппетит у маленьких фламинго завидный. Родители кормят их, отрыгивая в их широко разинутые рты ярко-красную жидкость, которая образуется в их пищеварительном тракте и весьма питательна.
Излюбленное место гнездования малых фламинго — пустынные острова у южного берега озера Натрон, в соседней Танзании. Добраться до их колоний не так-то просто. Нужно преодолеть многие мили вязкого ила, поминутно рискуя увязнуть в трясине, полной густого щелочного раствора. При этом можно получить нешуточные ожоги.
Первые две недели птенцы живут под опекой родителей. Затем, когда их розовые ноги вдруг становятся темно-зелеными, птенцы покидают гнезда и собираются в большие стаи. Пушистой серой лавой, переваливая через мелкие складки местности, лужи и все, что попадается на пути, стаи птенцов кружат и кружат вокруг родного гнездовья. Малышей сопровождает несколько мамаш, управляющих всеобщим движением особыми призывными криками. В течение дня то и дело прилетают с озера родители и, каким-то образом ухитрившись узнать в массе птенцов свое «чадо», кормят его. Так продолжается еще недель семь.
Трудно вообразить себе более суровую обстановку, чем та, в которой проходят первые месяцы жизни юных фламинго. Гибель подстерегает их на каждом шагу. При ходьбе по мягкому илу, затянутому сверху содовой коркой, на голенях у них образуются большие содовые наросты — настоящие «вериги». Если эти «вериги» слишком тяжелы, они отнимают у птенцов все силы. Из-за этого птенец может и не дойти в положенный срок до чистой воды, где затвердевшая сода обычно растворяется. Отставший от стаи неудачник становится добычей орлов и других хищных птиц.
Но вот если никто не нарушит покоя гнездовий, если стаи птенцов уцелели, на озере вдруг разом появляется множество молодых фламинго. Наблюдая внезапное их появление, местные жители до недавних пор были уверены, что фламинго появляются не из яиц, как все остальные птицы, а выплывают из глубин озера!
На одиннадцатом месяце жизни молодые фламинго уже умеют летать. Ноги у них мало-помалу вновь приобретают розовый цвет. Самый трудный, самый опасный период в их жизни остался позади. Уцелевшие имеют шансы прожить долгую жизнь — свыше восьмидесяти лет, как считают орнитологи. Полной зрелости они достигают примерно к трем годам.
У взрослых фламинго мало врагов. Им могут угрожать лишь орлы да еще марабу. Но орлы охотятся по большей части за ослабевшими и старыми птицами, а марабу предпочитают падаль. Эти могильшики и санитары Африки методически обследуют на рассвете топкие берега озер и мощными клювами разрывают тела погибших. Но в период гнездования орлы и марабу могут нагнать панику на фламинго, которые в таких случаях покидают на произвол судьбы насиженные яйца и даже недельных птенцов.
Люди до последнего времени почти не нарушали покой фламинго в Восточной Африке. Места их гнездовий не имеют хозяйственного значения. Вода большинства озер соленая и непригодная ни для питья, ни для орошения. Рыба здесь почти не водится. И хотя еще древние римляне считали язык фламинго деликатесом, мясо этих птиц невкусное. Но самое главное — гнездятся эти птицы в труднодоступных местах.
В поведении и привычках фламинго до сих пор много неясного. Например, время от времени они совершают массовые перелеты с одного озера на другое, хотя условия и там и тут как будто бы одинаковы. Орнитологи считают, что фламинго каким-то образом передают друг другу информацию о более благоприятных условиях кормления. И стоит нескольким птицам принести эту весть, как громадные стаи отправляются в путь. Перелеты происходят обычно в ночную пору. Жители окрестных селений слышат, как, сдержанно переговариваясь между собой, фламинго летят и летят куда-то.
Большую часть времени фламинго проводят в добывании пищи на мелководье или на середине озера, образуя нечто вроде гигантского плавучего ковра диковинной красоты. Но в определенные периоды времени как бы срабатывает некий механизм, и в поведении части птиц наступает резкая перемена. Сотни их сбиваются на мелководье в тесные группы. Широко распахивая крылья, вытягивая к небу шею, они начинают ритмично подымать и опускать голову и затем пускаются в танец, похожий на испанское фанданго. Танцы эти брачные, и продолжаться они могут неделю или даже дольше. В эту пору у фламинго образуются супружеские пары.
Бывают неблагоприятные годы, когда фламинго вообще не выводят птенцов. Но при этом они строят как бы игрушечные гнезда. Своими изогнутыми клювами, словно мотыгами, подгребают под себя мягкий ил до тех пор, пока не образуются конические гнезда высотой в 10–60 см с углублением наверху. Но яиц не откладывают.
Резкое сокращение численности диких животных заставило правительство Кении запретить в 1977 г. всякую охоту на территории республики. Главная опасность, которая подстерегает фламинго, — это возникновение различных предприятий, сбрасывающих вредные стоки в озера, где живут эти птицы. Угроза эта вполне реальна. Но надо надеяться, что будут приняты меры, чтобы не исчез навсегда шумный и красочный мир древних голенастых птиц, которые пока радуют глаз своей грациозностью и красотой.
Григорий Зеленко,Галина Вельская
ПАМЯТЬ ГОРОДА, СКАЖИ…
Худ. Б. Мокин
Гравюры из древнерусских летописей
подобраны авторами
«Послал ты холопа своего меня к Ивану Микитичу Мясному город делати и острогу. И я, государь, с воеводою твоим Ондреем Дмитриевичем Звенигородским и Иваном Микитичем Мясным острог сделали». Это — из челобитной городовых дел мастера Ильи Катеринина, поданной государю Федору Иоанновичу и посвященной строительству города Ельца после разрушения его татарами. На челобитной сделана помета, содержащая царево распоряжение: «Дата ему четыре рубля, что город и острог делал…»
Челобитная Ильи Катеринина относится к 1592 г., от нашего времени ее отделяет без малого четыреста лет. Она вводит нас в мир, казалось бы давно ушедший, и, однако, мир, удивительно близкий нам, затрагивающий за живое. Близкий не только тем, что в нем — наше прошлое, прошлое нашего народа, страны, но и тем, что прошлое продолжает жить в нашем сегодня.
Мысль эта сама по себе не нова, ни в каких объяснениях и подтверждениях не нуждается, и все-таки… Можно сказать так: прошлое нашего народа так богато, исторический опыт, накопленный им в разных областях культуры, так необъятен, что еще долго предстоит открывать и исследовать то, что сквозь века, сквозь войны, нашествия, невзгоды донесли до нас наши предки. И при этом не стоит удивляться, если окажется, что в сегодняшнем дне скрыто гораздо больше следов былого, чем это можно себе представить на первый взгляд; что и для нашего времени — времени космических кораблей, ЭВМ и прочих примет атомного века — сделанное предками таит в себе много поучительного.
Давно ушли от нас времена Бориса Годунова и Федора Иоанновича. Илья Катеринин — где он жил? Что мы знаем о нем? Да почти ничего. А вот дело его рук живет: в планировке старой части Ельца, которая не раз перестраивалась, в которой деревянные дома давно заменены каменными и которая тем не менее до наших дней сохранила замысел своих созидателей. Память города…
Она неисчерпаемо богата для тех, кто понимает язык, на котором с нами говорит минувшее. Среди тех исследователей, чьим трудом открывается мир средневекового русского градостроительства, Гали Владимировна Алферова — историк, архитектор, реставратор. И кроме того, прекрасный знаток древнерусского языка. Очевидно, именно благодаря такому счастливому сочетанию знаний и стали возможны те значительные результаты, к которым пришла исследовательница, после 20 лет упорной работы. Ею поднят целый пласт отечественной истории, разобрано и изучено множество- дел из фондов бывшего Московского архива Министерства юстиции. Поместно-вотчинного Архива, охватывающего документы с 1540 по 1720 г. Боярские городовые книги, приказные дела старых лет, статьи о Разрядном приказе, дела Сибирского указа, Уфимской приказной избы, документы о строительстве многих русских городов. Сделано много. Возможность в подлинниках читать документы и оценивать их глазами специалиста, архитектора, открыла перед исследовательницей широкие перспективы. Дела приказов, в частности Разрядного, математические книги, книги чисто практического свойства того далекого времени, прочитанные архитектором, неожиданно стали источником бесценной, неизвестной до этой поры информации по истории градостроительства. Именно эти сведения наряду с другими позволили совсем иначе увидеть картину строительства городов на Руси XVI–XVII вв., переосмыслить очень многое из того, что было сделано до нее. Главные выводы ее исследований последних лет следующие.
Первые города на Руси XVI–XVII вв. не появлялись случайно. Их строительство было частью обширной внутригосударственной политики. В архивных документах нередко встречаются указания приказных дьяков, подобные тому, какое Алферова обнаружила в указе Бориса Годунова 1600 г. о строительстве города Царева-Борисова: «А на город на башни и на всякое городовое дело сметить им лес каков город делати по тому чертежу и по росписи».
Второе — города на Руси этого времени не строились стихийно. Их планировка была свободной, но не случайной и беспорядочной (Алферова называет ее пространственно-модульной, впервые вводя этот термин в научный оборот). А свободная, живописная планировка, по мнению исследовательницы, это результат высочайшего градостроительного искусства.