Русско-японская война. В 1904 году началась война с Японией. Арсеньева, офицера, хорошо знающего Приморье и местную обстановку, назначают главой военной разведки крепости Владивосток. Теперь Владимир Клавдиевич часто бывает на границе с Кореей. Оттуда через реку Тюмень-ула ждали внезапного нападения японцев. Разведчики Арсеньева и он сам не раз брали «языков». Тут ему очень пригодилось знание корейского языка, которым он овладел в первые годы жизни на Окраине. Сохранились корейские альбомы Арсеньева и его научные труды по Корее, прежде всего о проникновении американских миссионеров в эту страну. За боевые действия во время русско-японской войны Владимир Клавдиевич получил два ордена и медаль. В конце 1905 года на него обратили внимание в штабе Приамурского военного округа, что находился в Хабаровске. Теперь он живет на Амуре — реке Пояркова, Хабарова, Невельского. В Хабаровске было тогда около 50 тысяч жителей. Город Арсеньеву понравился: целебный воздух, теплые летние ночи, рядом тайга, полноводный Амур, прекрасная охота.
Крупным центром краеведческой работы был Хабаровский музей. Арсеньев часто выступал здесь с лекциями. С 1910 по 1917 год он был по совместительству директором музея, которым руководил и позднее, уже после революции, — с 1924 по 1926 год. В Географическом обществе и в штабе округа Арсеньев докладывает о планах экспедиций в горную страну — Сихотэ-Алинь и на берега Японского моря. Здесь же Арсеньев обдумывает походы по Амуру — о т истоков до устья; на Сахалин, Камчатку, Командоры, Чукотку, а также в неприступные горы Янде-Янге. Готовясь к испытаниям походной жизни, Арсеньев для закалки зимой по утрам обливается холодной водой, ходит в легкой шинели, изучает местные способы передвижения по реке, а также на собаках и оленях.
Экспедиции 1906–1910 годов. В этот период Арсеньев с небольшим перерывом осуществляет две нелегкие летне-зимние экспедиции на Сихотэ-Алинь, на берег Японского моря и на север Уссурийского края. Напомним, что Уссурийский край — земля между реками Уссури и Амуром, Японским морем и Кореей. Сихотэ-Алинь — богатая горная страна, протянувшаяся в длину более чем на 1200 километров и шириной до 250 километров. После опасных и трудных экспедиций ученый мир Дальнего Востока, а затем и всей России называет Владимира Клавдиевича Колумбом дальневосточных Альп. Он стер там немало белых пятен.
Сборы. В начале XX века при организации экспедиций еще не использовали радио и самолетов, населенные пункты на Дальнем Востоке отстояли друг от друга на сотни километров. Любой длительный поход был сопряжен с немалыми опасностями. Необходимо было все заранее тщательно продумать. Арсеньев брал с собой минимум вещей и еды, например лишь половину бинокля Даже фотоаппарат не всегда захватывал, хотя фотоснимки — хороший документальный материал. Особенно следил Арсеньев за витаминным составом рациона. «Цинга победила железного Беринга», — говорил Владимир Клавдиевич. И непременно брал флаконы с луковым соком, сушеные черемшу и лук, шиповник и коломикту, которую очень ценили удэгейцы. В экспедициях Арсеньева все пили только кипяченую воду.
Дерсу Узала. Кому не известен обаятельный образ гольда Дерсу Узала? Фильмы о нем обошли страны мира и получили высокую оценку. В 1906–1908 годы Арсеньев совершал с Дерсу походы. Одно время гольд жил в Хабаровске у Арсеньевых. А 13 марта 1908 года его убили уголовники близ Хабаровска. С тех пор для Арсеньева этот день стал траурным. Арсеньев собирался написать о Дерсу еще одну книгу. В воспоминаниях близких есть эпизоды о гольде, о том, как он спас жизнь Арсеньеву. Эти эпизоды и вошли в изданные путешественником книги.
Письменный стол. Арсеньев много работал за столом, поэтому хочется обрисовать его письменный стол. На нем всегда поддерживался идеальный порядок. На некоторых выдвижных ящиках значилось: «При пожаре выносить в первую очередь». На столе была картотека, посвященная описаниям природы классиками русской литературы, лежали человеческий череп и краниометр: Владимир Клавдиевич занимался антропометрией. Карандаши и ручки он держал в большой артиллерийской гильзе. Одно время в его кабинете висел скелет человека. Но однажды во время бури он сильно раскачался и напугал Волю. Поэтому скелет подарили медицинской школе.
Дневники. Свои путевые дневники Владимир Клавдиевич берег как зеницу ока. «Они соль и пот моей жизни», — говорил он об этих толстых тетрадях в коленкоровом переплете. Хранились они в металлическом несгораемом ящике. В них было много записей, вошедших в его будущие книги. «На таежном воздухе, в лесной тиши хорошо пишется», — говорил Арсеньев.
В походах он вел несколько дневников: путевой, геологический, этнографический, погодный, литературный и другие. Есть в них и рисунки, в том числе цветные. Здесь он помещал собранные им рисунки на бересте, бумажные кружева, местные деньги, предметы быта и религиозного культа. В дневниках много цветных карт, засушенных растений, среди них «серебряная звезда» — эдельвейс.
Расспросы. Арсеньев говорил, что по тайге надо ходить, как по храму. И в пути спрашивал у местных жителей, не знают ли они, где залегают редкие металлы, уголь, где богатый лес, хорошие земли, где растут те или иные растения. Владимир Клавдиевич ратовал за охрану леса и его обитателей. Сохранился его печатный отчет «О работе Владивостокского общества любителей природы за 1901–1905 годы», проникнутый заботой о спасении животных Окраины от истребления.
Анна Константиновна рассказывает, что примерно с 1906 года Арсеньев начал писать рассказы о природе и людях Окраины. Он посылал их в Петербург, Москву, Киев, Одессу, Казань, но под псевдонимом, так как офицеру тогда возбранялось выступать в печати под своей фамилией.
Святой час. Как и его отец Клавдий Федорович, Арсеньев не жалел времени, чтобы сделать своего сына Волю хорошим краеведом и патриотом. Когда бывал в городе, ежедневно с 9 до 10 вечера занимался с Волей. Занятия непременно шли у карты. «Ни одной книги без карты, — учил он Волю. — Все, о чем прочел, обязательно найди на карте». Сам Арсеньев знал многие места Окраины превосходно. «Воля, в тайге нужно знать каждый крупный кедр», — шутил Владимир Клавдиевич во время занятий с сыном, которые называл «святым часом». Это были интереснейшие беседы бывалого путешественника и любящего отца. Владимир Клавдиевич рассказывал о местных жителях Дальнего Востока, описывал флору, фауну, реки, моря, знакомил с легендами. Даже если приходили гости, Арсеньев не бросал занятий.
Скромность. Арсеньев запрещал соратникам нарекать географические точки его именем, а таких попыток было немало. Лишь после смерти Владимира Клавдиевича в его честь стали называть села,* деревни, реки, города, горные вершины. Орочи как-то решили: назвать Арсеньевским одно селение в Приморье и сообщили об этом Владимиру Клавдиевичу. Он тут же отклонил просьбу и сообщил, что; первым это село описал топограф Устинов из Никольск-Уссурийска. Тогда на карте и появилась Установка. Арсеньев всегда упоминал в книгах и статьях своих помощников.
В дневниках, лекциях и отчетах он неизменно перечислял фамилии соратников — стрелков, проводников, офицеров, ученых и руководителей.
Переписка. Успехи в изучении Окраины, отзывчивость и готовность помочь каждому, кто ею интересуется, влекли к Арсеньеву людей со всех концов страны. Он вел обширную переписку. При большой занятости каждый день отправлял хотя бы одно письмо. Почерк у него был прямой, красивый и четкий. Даже в годы интенсивной работы над дилогией «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала» он аккуратно отвечал на все письма. Правда, ему помогала супруга, сын, брат с женой Верой Яковлевной. Он не просто отвечал на письма, а высылал своим корреспондентам фотографии. выписки из дневников, карты, отправлял в дар книги и редкие экспонаты. Музеи Москвы, Казани, Одессы, Иркутска, Благовещенска получали от него порой целые ящики таких экспонатов. Жена и брат считают, что за 30 лет жизни на Дальнем Востоке наберется несколько тысяч корреспондентов Арсеньева.
Владимир Клавдиевич письма и печатные работы подписывал тогда так: Арсеньев-Уссурийский или Арсеньев-Сихотэ-Алиньский. Он завел несколько альбомов, в которых хранил письма выдающихся людей, в том числе академика Павлова, Семенова-Тян-Шанского, академика Комарова, Анучина, Горького, Нансена, Козлова, Гека, Потанина, Пальчевского и многих других. В Николаевске-на-Амуре Арсеньев приобрел редкие письма Георгия Седова и Можайского. В альбомах же был и автограф адмирала Макарова, которого Арсеньев глубоко чтил.
Географическое общество. В 1909 году Арсеньев был принят в Географическое общество. Оно помогло ему совершить несколько походов, издать труды, выступить в Петербурге в ученом кругу. «Я — дитя Географического общества, — часто говорил путешественник. — Без него я не стал бы Арсеньевым». С февраля 1927 года он — почетный член общества. Кроме того, он был членом географических обществ США, Англии и Общества изучения Маньчжурского края. У него было много самых неотложных практических дел: надо как-то использовать ту селедку, что массами выбрасывает в шторм на западный берег Сахалина; надо изучить Море розовых чаек — удивительную гигантскую 120-километровую полынью у южного побережья Чукотского полуострова от бухты Провидения до залива Креста; надо освоить японский способ добычи морской капусты, запасы которой на шельфе неисчислимы; надо бороться с браконьерами, которые хозяйничали в лесах Дальнего Востока.
Поездка в столицу. В ноябре — декабре 1910 года Арсеньев читает серию блестящих лекций в Петербурге и Москве. К ним он долго готовился, начертил цветную, богато иллюстрированную карту Уссурийского края. Начиналась она от северной части Сахалина и простиралась до Кореи. На карте были изображены представители местных народностей в национальных костюмах, обозначены горы, рекн, озера, важнейшие города и селения Приморья. Карта была объемной и наглядной. В столице эту карту по праву назвали произведением искусства.