Ярче других из того «воронежского года» запомнилась мне одна картина: цветут заливные луга. Сразу же за зданиями научных учреждений начинался овраг, переходящий в лог, сначала небольшой, затем обширный и глубокий. Справа от него — село Айдарово, подальше — деревушка с патриархальным названием Старое Животинное. Местность, где лог впадал в долину речки Воронеж, именовалась Займищем, недалеко от которого и начинались заливные луга. Пешком туда добраться можно было, лишь когда сходила вода и начинали цвести травы.
Не знаю, удастся ли передать это цветение словами — тут больше подошла бы кисть. Но мастерство нужно незаурядное, чтобы изобразить красками ту дивную картину. А было там всего четыре цвета… Зеленая трава, но не просто зеленая, а сочнейшего, изумрудно-янтарного оттенка, подобного которому на обычных «сухих» лугах не увидишь. По этому фону были щедро рассыпаны цветы. Куртины желтых лютиков напоминали скопления множества солнц, расположенных капризно-неравномерно: кое-где луг буквально заливался желтым.
Зато очень аккуратно по этому дивному ковру были рассыпаны сиреневые, закрученные пышной спиралью пирамидки мытника и коричнево-фиолетовые плотные колокола рябчиков, обращенные вниз, так что лоснящиеся их донышки отражали небо, и потому на цветы ложились матовые лиловые блики.
Вот это сочетание — зеленого, желтого, сиреневого и фиолетового — было настолько сочным, богатым, ярким, что в глазах рождалось необыкновенно приятное мерцание, не дающее оторваться от этой картины, которую оживляли шмели: залезали в колокола рябчиков, и те клонились под тяжестью грузных насекомых…
До лугов было довольно далеко, но мы много дней подряд ходили в эти удивительные места и все не могли насытиться их трепетно-сочной красотой.
А потом все это скосили. И было по-детски обидно и досадно: неужели люди не видят такую красу или, видя, намеренно ее губят, чтобы не увидели другие? Я, разумеется, отлично знал, что лучшего сена, чем с заливных лугов, не бывает. И конечно же косцы видели всю эту прелесть и потому отдавались работе с удовлетворением. Очень хорошо радость этого труда передана в замечательной картине известного художника Пластова «Сенокос».
А тамошние травы, как видно, давно привыкли к ежегодному кошению. И в начале лета до самой поры сенокосной сияют-переливаются зеленым, сиреневым, желтым и фиолетовым заливные воронежские луга — за Рамонью, за Айдаровом, за Животинным, на Займище — во славу природы и на радость людям.
И все же досада в душе осталась. Почувствовав, что воронежская благодатная земля ждет от меня не созерцательной любви, а каких-то конкретных дел, я до тех пор не успокоился, пока не принял активного участия в организации микрозаповедника местных насекомых и растений под той же Рамонью.
Вроде это уж совсем иная история, но упоминаю об этом потому, что, если бы не видел я цветения заливных лугов у речки Воронеж, не так бы вошел в душу этот край, и очень возможно, я отступил бы перед трудностями, связанными с организацией второго в стране специального заповедника насекомых.
А он, опекаемый ныне Всероссийским институтом защиты растений и Воронежским сельхозинститутом, процветает и по сей день…
Художник-анималист Н. Н. Кондаков, автор большого числа точнейших изображений рыб, насекомых, птиц и зверей, иллюстрирующий многие научные издания, в том числе Большую советскую энциклопедию, поздравил меня как-то с праздником такими словами: «Надеюсь, в ваших заповедниках для насекомых уже и эльфы развелись и вам-то они уж наверняка покажутся — не будут прятаться, как от недобрых людей!» При этом послании был приложен рисунок эльфа, как себе представляет этих сказочных существ художник.
Николай Николаевич попал, что называется, в самую точку. Эльфы действительно у меня завелись, правда, обличье у них немножко другое: нежные крылья длиннее и шире, а глаза — большие, сияюще-золотые.
И они тоже часто предстают передо мной, особенно теплыми летними ночами. То порхают меж темными кустами, то прилетают прямо в лабораторный домик, что мы ставим на лето в микрозаповедниках под Исилькулем и Новосибирском: эльфы летят ночами на свет лампы и тихонечно ходят по столу, позволяя даже брать себя в руки и любоваться ими вблизи.
А как же иначе: в микрозаповедниках — маленьких огороженных природных участках — не косят, не ездят, не пасут скот, а ходят лишь по узеньким тропинкам, поэтому всякая живность тут благоденствует, плодится и размножается.
Как, и эльфы? Да, и эльфы!
Только кто сказал, что эльфы имеют облик маленького человечка? Таких рисуют сказки и легенды. А верно ли, что крылатый человек так уж сказочно красив? И потом, ведь подобная «конструкция» попросту не работоспособна: крыловым мышцам нужно совсем иное туловище — такое крылатое существо, даже семикрылый серафим, камнем упадет вниз…
И тем не менее эльфы существуют. Они многочисленны и куда более изящны и красивы, чем человекоподобные. Это — златоглазки. Удивительные, очень милые насекомые из отряда сетчатокрылых. Они действительно ведут таинственный образ жизни и очень помогают людям, как и подобает эльфам.
Стройное изящное тельце этих «посланцев ночи» светло-зеленого цвета, четыре совершенно одинаковых прозрачных крыла, пронизанных нежным и сложным кружевом жилок, сложены домиком, когда златоглазка сидит или ползет; небольшая голова, на которой сияют переливчато-золотым блеском выпуклые глаза, — вот облик существа, с которым я знаком очень близко. Именно с этими золотоглазыми эльфами, прилетающими из лесного мрака на свет лампы в лабораторный домик, я подружился несколько лет назад при следующих обстоятельствах.
Редакция журнала «Защита растений» попросила меня сделать цветные рисунки златоглазки, ее яиц и личинок. Дело в том, что эти личинки чрезвычайно полезны — они в массе истребляют тлей, потому-то златоглазок не только охраняют, но и научились разводить в больших количествах. В ту пору наступила уже поздняя осень. Где взять живых насекомых? Именно живых — у мертвых златоглазок тельце сжимается и буреет, меркнет непередаваемый золотистый цвет волшебных глаз; сухая же личинка вообще сморщивается до неузнаваемости и чернеет.
Выручил энтомолог Г. А. Бегляров из Подмосковья, работающий в лаборатории, где разводят золотоглазых эльфов: прислал по почте яйца и корм для будущих личинок. Я немедля взялся за оборудование маленькой «фермы» на подоконнике для разведения этих созданий, чему очень помогла инструкция, приложенная к посылке[12].
У златоглазок (другое их название «флерницы») все чудесно и необыкновенно. Начать хотя бы с яичек, отложенных самками. Ни за что не подумаете, что это яйца насекомого. Иной раз встречается такое: на листьях кустов, чаще с нижней стороны, торчит пучок длинных и тонких стебельков с продолговатыми белыми шишечками на конце — скорее что-то растительное, из царства грибов или плесеней. Но нет: это златоглазка-мама, откладывая яички, предусмотрительно сажает их на тоненькие, но упругие и длинные стержни — чтоб не достали насекомые-хищники и прочие охотники до подобных лакомств.
А там, в овальном футлярчике, покачивающемся от ветра на длинной стойке, формируется личинка. Вот уже просвечивает розово-зеленое ее тельце сквозь матовую оболочку яйца. Личинка тужится, кожица эта лопается, и на свет появляется вовсе не напоминающее эльфов дитя, крохотное существо, которое, однако, хорошо знает, что делать: сползает по стерженьку на лист растения и тут же начинает рыскать в поисках тлей. Следует заметить, что флерницы «ставят» (слово «кладут» тут вряд ли подходит) свои яички только там, где для их детей уготован такой корм.
Зубастые личинки нежных эльфов — неописуемые обжоры. Прокалывая своими шприцеобразными жвалами тлей, они высасывают из них все, лишь сухая шкурка остается. Личинки одних видов флерниц пренебрегают шкурками, других — цепляют шкурки на свою волосатую спину, маскируясь таким образом то ли от врагов, то ли для незаметного подкрадывания к жертвам. К слову сказать, в отличие от своих взрослых крылатых родителей зубатики эти активны днем, а ночью спят.
Шустрые хищницы быстро растут. А когда совсем отъедятся и станут достаточно большими, чтоб превратиться во взрослую златоглазку, сползают с растения вниз и ткут шелковый кокончик, круглый-круглый, как некий «спускаемый аппарат» инопланетного звездолета. Через некоторое время его обитатель, уже изрядно преобразившийся (личинка стала куколкой), начинает изнутри пропиливать жвалами стенку шарика. Пропил этот идет по окружности, и в «кабине» откидывается идеально круглая крышечка. Куколка у златоглазок подвижная: выползает через образовавшийся «люк», и последнее превращение — во взрослое крылатое насекомое — происходит на лоне природы.
Так бывает в естественных условиях. А на «златоглазьих фермах», откуда рассылают истребительниц вредителей в теплицы, на огороды и поля, специалисты отказались и от растений, и от тлей. Вместо тлей личинок флерниц кормят яичками зерновой моли ситотроги, производство которых было налажено раньше для разведения крохотных наездничков-трихограмм, истребляющих яйца разных вредителей. Развитие детей златоглазки проходит в нехитрых садках — своего рода «сотах», склеенных из бумажных полосок и прикрытых стеклом. В каждой ячейке — несколько зубатиков «на откорме» и порция еды — яички ситотроги, напоминающие продолговатые красные огурчики.
Всю эту простую, но необычную зоотехнию пришлось спешно освоить и мне. Съедят личинки корм и готовы приняться друг за друга — аппетит у них сильнее волчьего! Тут надо не зевать, предложить им новую порцию красных яиц. Но как? Поднимешь стекло — сотни шустрых хищниц разбегутся и по чужим ячейкам, и за пределы «сота».
Для временного усыпления насекомых (пчел, шмелей и других) применяют углекислый газ: подуют им в гнездо, и обитатели его быстро делаются неподвижными. А потом «просыпаются» живыми-здоровыми. Тут пригодились баллончики для сифона и нехитрое приспособление из резиновой груши и трубки, которое применял знакомый мне шмелевод для работы со своими жалоносными подопечными. Несколько секунд — в бумажных сотах прекращается всякое движение, и можно поднимать стекло.