На суше и на море - 1983 — страница 89 из 130

икли Находка и Владивосток…

Все же Николаевск довольно долго оставался административным центром громадного края — от верхнего течения Амура до берега океана. До самой Читы в этом крае не было городов. Николаевск ежегодно принимал караваны барж, отправлявшихся из Читы. Эти «амурские сплавы» сыграли большую роль в освоении края. Первый сплав возглавил в 1854 году открыватель амурского фарватера Казакевич, ставший губернатором образованного вскоре Приморского края. В октябре 1865 года, когда контр-адмирал Казакевич покидал Николаевск, местная газета «Восточное Поморье» писала, что лишь только корвет «Америка» под флагом адмирала снялся с якоря, все суда флотилии и крепость Чныррах салютовали ему. Город простился с последним из своих основателей. Тогда его население, как писала газета, составляло уже больше четырех тысяч человек.

Николаевское морское училище закончил прославленный адмирал Степан Осипович Макаров, приехавший в только что возникший город со своим отцом, черноморским флотским офицером. Будущему адмиралу было тогда девять лет. В Амурском лимане и Охотском море прошла первая практика Макарова на судах Тихоокеанской эскадры, отсюда не без помощи Казакевича молодой гардемарин попадает в крепость Кронштадт, где начинается новая глава его жизни.

В 1868 году в Николаевске прожил полгода Пржевальский, совершавший путешествие по Уссурийскому краю. На доме, где жил знаменитый исследователь, установлена ныне мемориальная доска.

В 70-х годах прошлого столетия слава Николаевска, первого порта на тихоокеанском побережье России, несколько меркнет. На Амуре возникла Хабаровка, превратившаяся вскоре в большой город. Быстро растет и Владивосток.

Фронт освоения

Антон Павлович Чехов приехал в Николаевск ровно через сорок лет после того, как на пустынном берегу взвился флаг Невельского. Книга «Остров Сахалин» начинается такими словами: «5 июля 1890 года я прибыл на пароходе в город Николаевск, один из самых восточных пунктов нашего отечества. Амур здесь очень широк, до моря осталось только 27 верст; место величественное и красивое, но воспоминания о прошлом этого края, воспоминания спутников о лютой зиме и о не менее лютых местных нравах, близость каторги и самый вид заброшенного, вымирающего города совершенно отнимают охоту любоваться пейзажем…»

Очень одиноко и бесприютно было Чехову в этом «заброшенном, вымирающем городе». Но об Амуре он писал с восторгом: «Я в Амур влюблен; охотно бы пожил на нем года два. И красиво, и просторно, и свободно, и тепло. Швейцария и Франция никогда не знали такой свободы. Последний ссыльный дышит на Амуре легче, чем самый первый генерал в России» (из письма А. С. Суворину от 27 июня 1890 года).

За 30 лет до Чехова, в 1860 году, в Николаевске побывал известный географ Венюков. Он был недолго. В том же году, весной, в станицу Хабаровка прибыла лесоустроительная экспедиция во главе с Александром Федоровичем Будищевым, уроженцем волжского городка Камышина. Он был командирован министерством государственных имуществ «для приведения в известность лесов». За четыре года Будищев с этой работой справился — огромный массив лесов Приморья и Приамурья был обследован с большой тщательностью. На площади более двух тысяч десятин в районе теперешней Совгавани им была осуществлена первая промышленная таксация. Уже после смерти, которая унесла первопроходца приамурской тайги очень рано, в 38 лет (он похоронен в станице Казакевичевой, близ Хабаровска), вышли в свет два тома: «Описание лесов Приморской области» и «Леса Приамурского края». В предисловии автор указывает, что его экспедиция «искрестила Приамурский край по всей системе орошающих его рек и водоразделов». Эта работа была отмечена золотой медалью Русского Географического общества.

Многие прошли потом по стопам Будищева — выдающиеся геологи, ботаники, топографы… И вот в 1933 году в тысячекилометровом таежном безлюдье был основан город Комсомольск. Сегодня он протянулся на десятки километров по левому берегу Амура. Это заводы, институты, музеи, парки, театры, жилые массивы.

От этого крупного промышленного и культурного центра на Амуре проложена железная дорога к Тихому океану. Но — мимо Николаевска. Город остался в стороне. Многие грузы доставляют к океану по Амуру, и это создало основу для постепенного роста Николаевского перевалочного порта «река — океан».

Но медленно, очень медленно продвигался к Николаевску «фронт освоения». Сам же Николаевск за годы Советской власти преобразился неузнаваемо. Здесь большой судостроительный завод и рыбокомбинат, леспромхоз, зверопромхоз. Многое здесь указывает на связь города с окружающей его тайгой, связь органичную, еще не прервавшуюся, как кое-где в других местах.

В Николаевске можно узнать о возникшем в тайге поселке Многовершинном. Это первый на Нижнем Амуре центр горных разработок. У него большое будущее.

Вызванные к жизни БАМом Комсомольский и Совгаванский ТПК несомненно заденут Николаевск. Его порт будет работать и на БАМ. Его лесоразработки будут увеличены с расчетом вывоза древесины и по БАМу…

Сбережение тайги

Лесозаготовки — дело леспромхоза. Лесхоз занимается лесовозобновлением. Очень хорошо, когда две эти организации действуют согласованно и вырубаются только те деревья, которые мешают нормальному развитию леса, а вырубки засеиваются теми породами, которые росли здесь искони. На практике же не всегда так получается. Часто план лесозаготовок выполняется гораздо энергичнее, чем лесоразведения. Иногда можно услышать: «Все равно пал уничтожит лес…»

Здесь есть доля правды. Палы, пожары — страшное стихийное бедствие в приамурской тайге. И так было всегда. Пожар может быть вызван ударом молнии. Но чаще неосторожное обращение с огнем приводит к грандиозным пожарам. Стоит только подуть ветру, если образовался хоть небольшой очаг, а в ветрах у берега океана недостатка не бывает…

Как писал профессор Скалой, «тайга есть гарь, по сути дела, в разных стадиях восстановления». Главное здесь, видимо, именно в том, какая стадия. Восстанавливается тайга после пожара очень медленно. И на десятилетия гарь оккупируется тонкоствольной и кривой березкой Миддендорфа. Это ерник, через который ужасно трудно пробираться, хотя он очень мало похож на могучий лес, что шумел в этом месте.

Пожары в одно мгновение уничтожают тайгу, все ее великолепие и разнообразие; моментально рвутся все сложные экологические связи, созданные тысячелетней эволюцией. Когда огонь, уничтоживший все живое, затихнет, медленно начинается возрождение леса. Пройдут десятилетия — тайга снова шумит, и глаз ботаника может обнаружить в ней какие-то новые, ранее отсутствовавшие элементы. Правда, иногда десятилетий мало для полного восстановления. Некоторые породы деревьев растут очень медленно. Есть и такие, что после пожара не возобновляются совсем. Это те виды, что чудесным образом занесены в наше время из давно минувших эпох — реликты доледникового периода, сохранившиеся только в не покрывшихся ледниками относительно невысоких горах у Тихого океана…

Древнейший из древнейших реликтов — тис остроконечный, обитающий в Приамурье с мелового времени. Это дерево, живущее больше тысячи лет, растет чрезвычайно медленно — всего по два сантиметра в год. И не во всяком лесу можно увидеть его шаровидную крону и красно-бурые стволы с шелушащейся корой. Тис любит тень и растет только на северных склонах в содружестве с голубой аянской елью и грациозной пихтой. Этим лесам цены нет.

На Нижнем Амуре тис не так высок, как в Приморье и на Южном Сахалине, но сохранить его и здесь необходимо.

В низовья Амура не заходит кедр корейский — едва ли не самое ценное дерево Приамурья и Приморья. Его можно встретить лишь в окрестностях Софийска. Здесь все-таки север, и этот роскошный многовершинный великан принимает форму стланика, льнущего к земле.

А вот аянская ель в Нижнеамурье торжествует. Она — лесообразователь. И дерево это не менее уникально, чем тис. В ее голубоватой хвое содержится в шесть раз больше эфирных масел, чем у обычной европейской ели. Оно тоже реликт доледникового времени. И отличается солидной продолжительностью жизни. В бассейне озера Кизи была спилена ель в возрасте 439 лет. Но вот беда — еще Будищев более ста лет назад заметил, что аянская ель усыхает. Сейчас этот процесс повсеместно продолжается на Дальнем Востоке. Причину видят в усиливающемся из года в год дефиците влаги и постепенном летнем потеплении. Аянская ель плохо переносит избыток тепла и недостаток влаги. Может быть, влияют и другие факторы. Скорее всего комплекс их. Все вместе они вызывают преждевременное старение ели.

Амурские искатели растений

Удивителен этот край еще и тем, что здесь можно сделать настоящее открытие в геоботанике: обнаружить новые ассоциации растений, понять сложное переплетение взаимосвязей в биоценозе и даже обнаружить неизвестные науке виды…

Вот вернулась из тайги экспедиция, все лето бродившая по приамурской тайге. Тесная комната заставлена зелеными вьючными ящиками, баулами, спальными мешками в чехлах. На только что отпечатанных фотографиях — экспедиционный быт: палаточный городок на берегу таежной реки, костер, люди, немного похожие на средневековых рыцарей в своих «энцефалитках» и накомарниках…

«Геологи!» — обычно решают встретившие такой караван в тайге. Но иной раз ящики с образцами оказываются не так уж и тяжелы, потому что уложены в них не образцы горных пород, а плотно увязанные гербарные папки с засушенными растениями.

Нет, это не геологи. Из тайги вернулись геоботаники — те, кто изучает закономерности географического распространения растений.

Экспедиция, которую я встретил, была снаряжена кафедрой ботаники Хабаровского пединститута. Многие годы заведовал ею Андрей Петрович Нечаев, совершивший за свою жизнь сорок экспедиций в леса Дальнего Востока. Пути, намеченные им, продолжают прокладывать ученики. Профессор Нечаев привил им огромную любовь к природе Приамурья, которая перешла к нему от отца — ботаника, от выдающихся исследователей растительного мирa, лекции которых слушал он в Ленинградском университете: Комарова, Буша, Криштофовича.