Большой удачей было для него знакомство с Арсеньевым, прославленным автором «Дерсу У зала». Молодой Нечаев помогал Арсеньеву на лекциях: менял диапозитивы в проекторе. И однажды услышал от него: «Я верю, ты будешь знать леса и луга… Это надо увидеть и одолеть ногами». Нечаев, дальневосточник по рождению, исходив вдоль и поперек обширный этот край, знал его прекрасно. Но был особенно любимый уголок…
Работая в юности директором одного из заповедников, в первый же свой отпуск отправился Нечаев на Шантарские острова. Они совсем близко от Николаевска, в суровом Охотском море. Когда-то этот необитаемый архипелаг исследовал академик Миддендорф. Нечаев открыл на нем около двухсот новых видов растений. По Шантарам защитил он свою кандидатскую диссертацию. А к концу жизни снова вернулся на Шантары. И привез оттуда пять тысяч гербарных папок — богатейшую коллекцию. Его заветной мечтой была организация заповедника на этих островах.
Он не дождался исполнения этой мечты: в очередной экспедиции со студентами в уссурийской тайге, так им любимой, завершилась его жизнь. Остались гербарии, книги, более пятисот статей, заметок, рассказов, посвященных необыкновенной природе Дальнего Востока…
Итак, из тайги вернулись ученики и последователи Нечаева. Что же они привезли?
Ассистент кафедры Нина Телекал о возглавляла отряд по определению ресурсов стеблелиста мощного — растения, на которое лишь недавно обратили внимание ученые как на исключительной ценности лекарственное сырье. Стеблелист может встать в ряд со всемирно известными женьшенем, элеутерококком, заманихой. За четыре полевых сезона составлена карта ресурсов стеблелиста в бассейне Амура — его запасы указаны на ней в килограммах на квадратный метр…
Одна из книг Нечаева называется «Зеленые стрелы» — она о растительности Приамурья, о зеленых «стрелах Амура», поражающих в самое сердце, пробуждающих неодолимую любовь к этой уникальной природе. Больше ведь нигде не встретить такого переплетения элементов арктической, сибирской, монгольской и маньчжурской флоры.
Контрастность условий благоприятна для видообразования. Так считает кандидат биологических наук Светлана Дмитриевна Шлотгауэр. Она подчеркивает, что найти новый вид в Приамурье вполне реально. Она рассказала о том, как на высокогорном плато по-арктически сурового хребта Геран случайно наткнулась на крохотную камнеломку. Это был совсем не известный науке вид. Экспертиза в Главном Ботаническом саду АН СССР подтвердила: да: действительно, новый вид! В списках флоры Дальнего Востока появилась «камнеломка Светланы».
…От изучения необъятного разнообразия видов и форм ботаники переходят к практическому овладению всем этим богатством. Стеблелист, например, начинают возделывать на плантациях. А сколько еще таких же вот нужных медицине растений можно заимствовать у тайги?!
Но главное — хорошенько понять, как живет тайга, какое место занимают в ней растения — от гиганта кедра до миниатюрнейшей камнеломки. У каждого место свое, особенное.
Собственно, весь отмеченный необычайным разнообразием растительный комплекс Приамурья именно поэтому заслуживает самого пристального внимания. И тут ждут не менее значительные открытия, чем совершенные в этом краю более трехсот лет назад Москвитиным и Поярковым, сто тридцать лет назад — Невельским и Бошняком…
Такие мысли приходят в голову, когда выедешь из Николаевска и с высокого берега лимана вдруг откроются неоглядные дали, в зеленый наряд тайги одетые сопки…
По-видимому, точно такой же ландшафт открылся перед глазами казаков-первопроходцев Пояркова. Столь же девственным застал его Невельской. И Антон Павлович Чехов видел его. Быть может, даже и черных подпалин «горельников» было ничуть не меньше, чем сейчас: лес горел и в отдаленные времена…
Можно ли представить здесь пейзаж индустриальный? Наверное, можно и должно. Ведь недра Приамурья сказочно богаты. Еще не все открыто. Совсем недавно выявлены месторождения алунитов (ценного алюминиевого сырья), фосфоритов (они необходимы для удобрения полей)…
Фронт освоения лишь только приближается к Нижнеамурью. И самое время напомнить: ценность того, что на поверхности, ничуть не меньше запрятанного в глубины земные…
Их много, и все они грандиозны, под стать здешним пространствам. Чего стоит, например, проект переноса устья великой реки в Татарский пролив, на 250 км к югу! Эта идея высказана давно. Ее осуществление, возможно, дало бы Нижнеамурью немало.
Во-первых, произошло бы резкое изменение климата края, потому что Амур в этом случае соединится с теплыми Японским и Желтым морями и навигация в низовьях реки продлится. Вдобавок исчезнут разом все неудобства, причиняемые судоходству мелководным Амурским лиманом. Комсомольск, а за ним и Хабаровск станут тогда морскими (а вернее, океанскими) портами, и путь из них во Владивосток, Находку и на Сахалин сократится на полтысячи километров. Ну и кроме всего этого будет осушено громадное заболоченное пространство Нижне-Амурской низменности, которое заметно пополнит резерв сельскохозяйственных угодий Дальнего Востока.
Что же для этого нужно? Всего лишь спрямить русло Амура в районе озера Кизи, соединенного с рекой протокой, и преодолеть водораздел шириной 8,5 км. Длина канала по проекту не превысит 45 км. Правда, есть опасения, что ухудшится климат на севере Сахалина. И это заставляет воздерживаться от реализации проекта.
Существуют и другие предложения, связанные с существенной реконструкцией природной среды, поэтому здесь необходимы мудрая неторопливость и осторожность. Нужно все рассчитать и взвесить до мельчайших деталей.
А пока, быть может, все же разумнее заняться в Приамурье лесовосстановлением — возместить ущерб, нанесенный пожарами и не всегда разумными порубками. Полезно было бы создать в Нижнеамурье два-три заповедника для охраны еще нетронутых, неповторимых уголков природы.
Много заботы требует восстановление рыбных богатств Амура. А ведь устье Амура и Амурский лиман, по словам ихтиолога Леванидова, сотрудника Тихоокеанского института рыбного хозяйства и океанографии ДВНЦ АН СССР, — это гигантская ловушка для лососей. Огромными стадами идут они за песчаный бар на нерест, идут против течения, теряя силы, меняя облик до неузнаваемости: у горбуши, например, вырастают зубы, появляется горб и тело покрывается малиновыми пятнами.
Все лососевые, идущие на нерест, учитываются специально созданными рыбоводно-мелиоративными станциями. Оказывается, есть у рыб излюбленные места нереста. Например, в реке с оригинальным названием Мы, впадающей в Амурский лиман, мечет икру почти треть всего нерестового стада горбуши и до 90 % нерестящейся летом кеты. Именно там, где лососевые особенно хорошо нерестятся, нужно бы построить рыборазводные заводы. Их требуется не так уж много — около двадцати пяти на весь Амур, производить они должны не более шестисот миллионов икринок в год. Тогда даже при однопроцентном возврате личинок будет обеспечено восстановление стада.
Лососевые удивительны тем, что они возвращаются на нерест в те же реки, на те же нерестилища, где появились на свет. Ученые называют это «хомингом», чувством «родного дома», используя которое можно создать «одомашненные» стада лососей и рыбоводческие «фермы», аналогичные животноводческим на суше…
…Дорога приводит на мыс Озерпах, к рыбокомбинату. Здесь кончается лиман, и амурская вода вливается в воды Тихого океана. Он прямо на востоке. Но узкая низменная полоска Сахалина загораживает его. Сахалин рядом — всего полчаса продолжается полет до города Охи от Николаевска на рейсовом Ан-24. А океан сам приходит на Нижний Амур. Он заявляет о себе муссонными ливнями, после которых Амур разливается на 20–25 км. Его богатырское дыхание доносится с океанскими судами, разгружающимися на причалах Маго, со стадами кеты и горбуши, возвращающимися каждое лето и осень к родным нерестилищам. Несомненно, близость океана сказывается и на характере людей Приамурья, духовных потомков первопроходцев, на величии их дел и замыслов.
Валерии Гуляев
ТАЙНА «СВЯЩЕННОГО КОЛОДЦА»
Очерк
Худ. Л. Кулагин
Гравюры подобраны автором
Цветные фото автора
Древних майя никак не назовешь народом-призраком, бесследно исчезнувшим в глубинах прошедших тысячелетий. До сих пор почти два миллиона прямых их потомков населяют юг Мексики, Гватемалу, Белиз и часть Гондураса. В вечнозеленых джунглях Центральной Америки найдены руины десятков великолепных майяских городов. Полки музеев Старого и Нового Света полны изящной расписной керамикой, статуэтками, украшениями из нефрита, кости и раковин — вещами, добытыми археологами в ходе раскопок майяских поселений и могильников. Но парадокс в том, что еще сравнительно недавно об истории этой самой блестящей цивилизации доколумбовой Америки было не известно практически ничего. Подлинные названия городов и областей, имена правителей, полководцев, художников и жрецов, важнейшие события истории этого народа — все это оставалось для исследователей книгой за семью печатями. И никто не имел ни малейшего представления, как проникнуть в эти тайны.
Положение изменилось, когда ученые обнаружили и перевели с языка майя рукописные тексты книг «Чилам Балам», названные по имени знаменитого индейского жреца-прорицателя, жившего на полуострове Юкатан незадолго до прихода испанцев. Книги эти были созданы майя уже после их завоевания, в XVI–XVII веках, чтобы сохранить в памяти потомков воспоминания о великом и славном прошлом народа. Книги написаны на языке майя, но буквами латинского алфавита и содержат причудливую смесь из сведений исторического, мифологического и астрономического характера. Видимо, как