о озером Виктории.
«Вуд в какой-то мере испытал судьбу Марко Поло: доставленные им сведения были встречены недоверчиво и получили признание лишь спустя некоторое время, после накопления дополнительных данных о Памире», — пишет О. Агаханянц.
Позднее, в 80 —90-х годах, когда в исследование Памира включились русские офицеры-топографы, ученые — географы, геологи, ботаники, приоритет в памирской теме перешел к России. В 1903 году тогда еще молодой капитан генштаба А. Е. Снесарев издал книгу «Северо-Индийский театр (военно-географическое описание)», первая часть которой была посвящена Памиру.
Две великие державы вступали в прямое соприкосновение в Азии — это понимали англичане. Их активность резко возросла — Памир стал модной темой разговоров в светских салонах и целью далеко идущих планов, особенно после знаменитых памирских походов отрядов под командованием полковника М. Е. Ионова в 1891–1894 годах.
Внизу на десятки километров, вправо и влево лениво извиваясь, текла гигантская ледяная река с параллельными лентами морен, как колеями гигантской повозки.
— Ледник Федченко! — прокричал, обернувшись к нам, пилот.
Ледник Федченко… Вот он какой, один из самых больших глетчеров планеты и уж точно самый-самый в Центральной Азии. Ледник, существующий десятки тысячелетий, уже век носит имя человека, с давних пор владеющего нашим воображением…
В самом деле, немного в истории найдется людей, которым за такой короткий срок удалось запечатлеть свое имя в анналах науки.
…Федченко Алексей Павлович. Сибиряк, иркутянин. В 1871 году он стоял уже на пороге Памира: путешествуя по Кокандскому ханству, открыл и описал Заалайский хребет, высочайший его пик, которому дал имя Кауфмана (ныне пик Ленина), вышел в Алайскую долину. Жена его, Ольга Александровна, была с ним во всех экспедициях, замерзая, стояла с этюдником на перевале, зарисовывая вид Заалайского хребта. «Я мечтал, что дойду до тех мест, где фантазия местных жителей помещает крышу мира».
…Он погиб не на оврингах Памира, не в ледниковых трещинах и не в перестрелке с горцами.
Он погиб 28 лет от роду в цивилизованной Швейцарии, в Альпах, брошенный в непогоду проводниками, когда готовился к Памирской заветной своей экспедиции. Он не взошел на ледник, названный его именем. Это сделал через пять лет, в 1878 году, его друг, энтомолог Василий Федорович Ошанин.
(из беседы с президентом АН Таджикской ССР Мухамедом Сайфутдиновичем Асимовым)
— История освоения и изучения Памира неотделима от удивительной семьи Федченко. Да, семьи. Не только Алексей Павлович, трагически погибший в Альпах, но и его жена, и его сын…
Ольга Александровна Федченко — вот личность, достойная внимания и писателя-историка, и кинематографа! В самом деле, ровесница мужа, спутница и участница всех его экспедиций по Туркестану (это в те-то времена!), она внезапно осталась одна, беременная. После гибели мужа она посвятила себя его делу, продолжила его — готовила к печати его книги, расшифровывала дневники, оформляла коллекции, гербарии, вела переписку. Да и ее собственный вклад неоценим — ботанические сборы по преимуществу делала она, создатель «Флоры Памира». А еще замечательные акварели, рисунки, сделанные прямо на привалах, в пути, — высокохудожественные и точные. Эта удивительная женщина вырастила сына. Переводила. Писала статьи. Готовила книги мужа. Ботаники разных стран присылали ей для обработки свои коллекции, собранные на Памире. Сын вырос, стал ботаником и первые же свои экспедиции провел на Памире, начав там, где 30 лет назад до него прошел отец. Профессор Борис Алексеевич Федченко стал видным ученым, знатоком природы, и в особенности ее флоры.
Ледники занимают около шести процентов территории Таджикистана, а площадь их достигает 8,5 тыс. кв. км — это больше, чем вся посевная площадь республики. Но «посевы льда и снега» занимают территорию не напрасно; стаивая, стекая реками и ручьями, они дают воду всей гигантской Средней Азии, делают возможным развитие сельского хозяйства, орошаемого земледелия.
Ледники запасают воду надолго, выравнивают климат, сглаживают последствия различной солнечной активности…
Около 457 куб. км воды запасено в ледниках Таджикистана, и только 62 куб. км уходит с годовым стоком рек.
Познать ресурсы Памира, перспективы многолетнего регулирования вод памирских рек было нашей задачей. В Амударьинской экспедиции мы увидели и узнали, как остро стоят в Средней Азии вопросы использования воды; вода — самое главное здесь.
Год на год не приходится: один жаркий, другой холодный, и, повинуясь циклу активности солнца, тают ледники, а значит, то больше, то меньше воды в реках… Нурекская, а скоро и Рогунская ГЭС позволят зарегулировать около 70 процентов стока Вахша (но это всего лишь четвертая часть стока Амударьи). По-прежнему волен и дик великий Пяндж. Правда, существуют проекты строительства водохранилищ и ГЭС на нем.
Запасы памирских вод интересовали нас еще вот в какой связи. Читатели, следящие за публикациями нашей экспедиции «Живая вода», знают, какое внимание уделяли мы проблеме водных ресурсов Севера и Юга: прошли по предполагаемым трассам проектируемых перебросок, по Амударье и по Оби. Наши опасения и сомнения, прежде всего экономического и экологического характера, были высказаны в печати.
В Таджикистане и на Памире мы хотели уточнить возможности многолетнего регулирования водных ресурсов Средней Азии как одной из альтернатив переброски по затратам и возможным последствиям проектов.
…Дело в том, что в силу специфического климата водность рек Средней Азии подвержена большим колебаниям. Старожилы хорошо помнят, например, 1969 год — год бешеных рек и наводнений, когда сток Сырдарьи и Амударьи превысил средний многолетний на 50 куб. км!
А в 1974 году, напротив, суммарный сток двух рек оказался на 30 куб. км ниже среднего многолетнего. Казалось бы, решение напрашивается само: зарегулировать воды великих рек так, чтобы их можно было использовать в многолетнем режиме. Это уже делается: в бассейнах и Сырдарьи и Амударьи строится множество водохранилищ, больших и малых (самое большое из последних — Тюямуюнское (на 5 куб. км воды), в низовьях Амударьи). Но дело в том, что большинство водохранилищ все-таки, хотя и учитывают потребности ирригации, работают в гидроэнергетическом режиме… Слишком велики, говорят специалисты по водным ресурсам, «мертвые объемы воды в водохранилищах…». В летнюю жару, когда воды мало, водохранилища не могут отдать необходимое для орошения количество воды; когда же идет катастрофически много воды, они не способны собрать и запасти всю эту воду: емкости их оказываются недостаточными.
Для водохранилищ Средней Азии, считают многие специалисты, необходимо признать приоритет сельского хозяйства перед энергетикой. Подсчитано, что, если создать в бассейнах Сырдарьи и Амударьи систему ирригационных водохранилищ, больших и малых, объем которых вместе с уже существующими и Сарезским озером на Памире достигнет 90 куб. км, это позволит практически полностью зарегулировать речной сток и в маловодные годы дополнительно использовать около 26 куб. км воды.
…Как всегда, неожиданно и быстро ушла из-под брюха земля, оказалась далеко внизу. Вертолет заложил вираж и взял курс на восток.
… Из блокнота:
«14 июля. Джиргаталь.
Ночуем в Джиргатале после фантастического полета над ледником Федченко, совсем рядом с пиками Коммунизма и Евгении Корженевской. Зрелище совершенно неземное, инопланетное, ни с чем не сравнимое. Не Земля — скорее Юпитер!»
Мы шли низко над ледником, делая 160 км в час над серыми, иссеченными параллельными полосами разрывами льдов, над черными колеями морен, бирюзовыми жилами чистого льда в разломах, зелеными озерами вытаявшей воды.
…Прошлись над Рушанской тесниной, вошли в ущелье, пролетели над Пянджем. Прибыли наконец в Хорог. Здесь было прохладнее, чем в Душанбе, градусов всего тридцать…
Географам надо было забрасывать свои экспедиционные ящики на базы, что в получасе лета вдоль Гунта. Мурин, скептически улыбаясь, посоветовал нам не лететь: «Туда да обратно… Еще налетаетесь… Через часок вернемся!»
Мы сидели на набережной Гунта с гидрологом Василием Юрьевичем Лобко, который рассказывал о своей работе на Памире.
…Говорили о Сарезе, который сейчас увидим, о его уникальной природе, неповторимой красоте и конечно же о его проблемах.
Сели в Рушане на заправку. Было уже 7 часов вечера. Заходило солнце, и Рушанская прекрасная долина была в пурпуре. В этот день выпала удача — пролететь над ледником Федченко на грани сумерек, на самом закате, когда и летать-то здесь уже никто не летает…
Взлетели и сразу пошли через хребты с набором высоты. Поднимались быстро — четыре, пять тысяч, пять триста; в вертолете очень холодно.
Минут через двадцать пошли ледники — Медвежий, Гармо.
Ледник Федченко, освещенный уходящим светом уже скрывшегося за хребтом солнца. Неземное было зрелище — ледяная река с циклопической колеей-эстакадой. Не по этой ли дороге взлетает каждое утро золотоволосый Гелиос?
А может, напротив, это и есть царство смерти, поднебесный Аид, ледяное молчание? Неужели в древности никто не всходил на эти хребты, не смотрел с замиранием сердца вниз, на панораму (впервые нанесенную на карту топографом Иваном Дорофеевым в 1928 году)? Неужели ни Геракл, ни Тесей, ни аргонавты или какой другой герой не добирались сюда?..
На гималайских вершинах, говорят, сидят годами махатмы — учителя — эти сгустки самодовлеющей воли, учителя человеков.
Расплавляется лед, и греется камень вокруг от их испепеляющего безделья.
На памирских вершинах (мы не ступали на них) с борта вертолета мы не видели никаких махатм. Пусто на вершинах. Памирские мудрецы живут ниже линии снегов, они живут в кишлаках.
Острые гребни черных скал. Цепи, хребты, перевалы, седловины. Готика гор, архитектоника складчатости, контрфорсы осыпей, крокелюры стенок, фронтоны перевалов, рубленые фризы безумного титана, строившего сей храм молчания.