— Не иначе что-то чует, — промолвил Захар.
— Наверно, унюхал мыша, вот и старается, — пошутил Ким.
— Моя собака не такой дурак, чтобы напрасно работать! — обиделся якут за своего пса.
Он позвал Витима, но тот не проявлял никакого желания идти с нами. Пришлось взять его на поводок.
Вечером у костра только и было разговоров о найденных выработках и странном поведении Витима.
— Солидный отвал перемытых пород свидетельствует о том, что из расчистки взято немало породы. А сильная обохренность доказывает, что тут было много серного колчедана, — высказал я свое предположение.
— Чем черт не шутит! — загорелся этой идеей Буткус. — Может, в этих выработках запрятан целый клад?
— Как бы не так, — возразил рассудительный Савельич. — Так тебе клад и оставят. Держи карман шире.
— Можно бы попробовать расчистить завал штольни, но уж очень это опасно, — вступил в разговор Кеша.
— Не так страшен черт, как его малюют! — Ким был настроен оптимистически. — Надо разгадать тайну этой выработки…
«Конечно, расчистка заброшенной горизонтальной выработки — дело опасное. Не исключены несчастные случаи. А отвечать мне!» — подумал я. Но для молодости риск — дело обычное. И мы решили с утра приняться за расчистку завала. Ночью мне не спалось. Я думал о том, что нелегко в мои-то двадцать с небольшим лет быть ответственным за жизнь людей, которые тебе доверяют и к твоим словам прислушиваются. Если бы это касалось только меня, я бы не раздумывал. И все же я был склонен к тому, что рисковать надо…
Подойдя к устью старой выработки, мы увидели, что Витим опять упорно роет землю, опять в том же месте, где вчера. Буткус с Ивановым, вооружившись лопатами, решили помочь собаке и стали разгребать грунт в том месте, где рыла собака.
Я занялся геологической документацией, отмечая на карте контакты горных пород и места найденных выработок взятия проб, затем стал заполнять полевой дневник. И так увлекся, что не замечал ничего вокруг.
От этого занятия меня оторвал Буткус. Добежав, он долго не мог выговорить ни слова, только тяжело дышал.
— Там… там мертвяк, — наконец промолвил он прерывающимся голосом.
— Что мелешь? Откуда ему взяться? — придя в себя от неожиданности, спросил я.
— Лежит там, — махнул рукой Буткус.
…На дне ямы лежали останки человека. Жалкие, истлевшие лохмотья едва прикрывали обтянутый кожей скелет. Все мы молча стояли, опустив головы.
— Вот так находка!
— Надо хорошенько осмотреть все поблизости, — прервал я молчание, — может, обнаружим какие-либо вещи погибшего.
Было ясно, что погибший заживо погребен во время обвала верхней части борта забоя, где он добывал песок из приплотиковой части. Рядом мы нашли кайло и лопату, неподалеку обнаружили сумку, в которой был один черный сухарь и пустая бутылка, видимо, из-под воды. На дне сумки лежала еще одна бутылка. С трудом открыли ее и увидели блестящие кубики пирита и мелкие крупинки металла.
Но когда произошло несчастье и сколько времени пролежал в земле таежник? Это оставалось тайной. Можно было лишь предположить, что погиб несчастный давно и только вечная мерзлота сохранила останки человека.
Нашелся небольшой кожаный бумажник. В нем хранился клочок бумаги. Начало записки уже нельзя было разобрать. Но в середине с помощью сильной лупы мне удалось прочесть несколько слов: «Места здесь знатные… до холодов кончать работу… выбираться в жилуху…» Дальше карандашная запись почти не видна. Буквы выцвели, бумага пожелтела. Все же с трудом разобрал едва заметные слова: «…подлый… бросил, украл сухари… добычу…» Ни имени, ни фамилии погибшего в записке мы не обнаружили.
«Как быть? — думалось мне. — Хотя записка не пролила свет на гибель несчастного, но все же следовало отправить ее в соответствующие правовые органы. Может, там удастся узнать что-нибудь еще о судьбе бедолаги». И я аккуратно сложил полуистлевший листок.
Останки погибшего похоронили на берегу речки, повыше того места, где его обнаружили.
Вечером возле таежного костра за кружкой крепкого чая обсуждали происшествие. Лучше всех знал обычаи и суровые нравы вольных искателей наш Иван Буткус, а потому первое слово было за ним.
— Видно, в этих местах кружили двое бродяг, — начал он, отгоняя от себя комаров, — как положено, они пробили неглубокий шурф, пытались пройти горизонтальную выработку, а затем занялись расчисткой борта террасы. Кое-что, конечно, обнаружили, но повздорили, и один из них, видно, с добычей ушел… А этот от жадности все копал и копал, вот и докопался.
— Куда же второй подался? — спросил Кешка.
— Если что добыл, значит, «рванул в жилуху», куда же еще? — резонно ответил Буткус.
Слушая их разговоры, я невольно задумался. «Конечно, могло так и быть, как говорит Буткус. Но может, здесь произошло преступление? И виновник разгуливает на свободе? Нет, нужно раскрыть эту тайну!»
На другой день, не откладывая, я направил Кешу Иванова в поселок с обнаруженной бутылкой и своим письмом к начальнику — И. С. Зенкову. Через неделю он вернулся и вручил ответ:
«Бутылка с металлом передана в химическую лабораторию для производства анализов. Что касается записки, направил ее начальнику райотдела милиции и попросил отдать на экспертизу. А у нас в архиве копается мой зам Гордеев, может, обнаружит какой-либо материал об исчезнувшем».
Прошла еще неделя-полторы. Мы продолжали работы по геологической съемке района, опробовали найденную россыпь. И тут к нам приехал Павел Иванович Гордеев. В свои 35 лет он успел обзавестись изрядным животиком, поэтому верховая езда по таежным тропам доставалась ему нелегко.
Он долго отдувался, потом, умывшись и отдохнув, рассказал следующее:
— Пришлось из-за ваших сообщений долго рыться в архивных бумагах. В общем чего только не узнал! Но сообщений о гибели людей в архиве не было. Зато в милиции мне рассказали, что не так давно местный охотник в районе нашей тайги обнаружил труп человека, заваленный кустами. На месте его гибели он подобрал обрывки вещевого мешка, а в кустах нашел жестяной бачок, наполненный металлом. Охотник приблизительно указал местонахождение погибшего, а бачок вместе с вещевым мешком передал в милицию.
— Ну а к нашему случаю какое это имеет отношение? — перебиваю Гордеева. — Скажите, зачем вы-то сюда пожаловали?
— Во-первых, сообщить, что начальник милиции оперативно направил в тайгу своих работников для установления личности погибшего и причин его смерти. А пробу металла из бачка он послал на химический анализ. Вот когда будут данные обоих анализов, результат экспертизы записки, тогда многое станет яснее. Предполагается, что оба случая связаны. Во-вторых, мне поручено осмотреть старые выработки, проверить геологическую документацию.
— Ну что же, это очень хорошо. Думаю, что вы крепко поможете нам в поисковых работах, как опытный геолог.
Наш отряд продолжал исследовать бассейн реки и ее притоков. Шлиховое опробование, проведенное нами вдоль левой террасы, особенно в том месте, где был найден погибший таежник, показало наличие богатых залежей. В этом убедился и Гордеев, который вскоре отправился в обратный путь с докладной запиской, подтверждающей наши прогнозы. А через некоторое время он вновь вернулся и привез два письма, адресованные начальнику ГРБ Зенкову.
— Я знаю, что у всех вас из головы не идет история с гибелью двух бродяг. Так вот, специально приехал, чтобы проинформировать, и письма привез для ознакомления.
Он рассказал, что результаты химического анализа металла в бутылке и в железном бачке оказались абсолютно одинаковыми. Поэтому стало ясно, что погибшие при жизни знали друг друга и даже работали в одном забое. Это подтверждается письмами.
— Вот, читай! — И Гордеев протянул мне два конверта.
В одном из них начальник райотдела милиции, в частности, сообщал: «Опознать личность убитого не удалось. Однако на остатках вещевого мешка, переданного местным охотником, была найдена метка «Иван». Можно считать, что это и есть настоящее имя погибшего. Фамилию установить не удалось».
Во втором конверте был ответ из бюро судебной экспертизы: «Присланная Вами записка подвергнута тщательному исследованию. Установлено, что бумага, на которой она написана, является упаковочной из-под сухарей и галет. Что же касается содержания записки, полностью восстановить текст нам не удалось. Но все же часть его мы расшифровали: «Здравствуй, дорогая Катя. Пишет тебе твой Степан. Нахожусь далеко от тебя, но надеюсь на встречу. Мне пофартило. Места здесь знатные. Но кореш Иван подлый, меня бросил, украл последние сухари, взял добычу. Хоть бедствую, но еще копаю. Питаюсь ягодами, грибами, кореньями. Вчера поймал куропатку, а ночью возле себя изловил крысу. Надо до холодов кончать работу, выбираться в жилуху. Жив буду — получишь это письмо. Надеюсь на встречу. Твой Степан».
Теперь все было ясно. Я представил себе картину. Два искателя «фарта» наткнулись в тайге на богатое содержание металла. В стремлении к наживе не обращали внимания, что лето проходит, запасы продовольствия иссякают. Один сообразил, что вдвоем до жилья не добраться. Решил спасти свою шкуру. Ушел, бросив напарника, захватив и добычу, и остатки еды. А другой с пустыми руками не хотел уходить, копал сам, жил на подножном корму. Если бы не обрушился борт террасы, может быть, живым вышел из тайги. А первый поплатился за предательство. Его помял медведь. На двоих хозяин тайги наверняка бы не напал. Боясь, что сильно ослаб и не выйдет из тайги, Степан на всякий случай написал на клочке бумаги письмо жене, чтобы хоть оставить след…
Так была открыта тайна старой отработки.
И вот наступило прощание с забайкальской тайгой, прощание с моими товарищами по работе. Мне предстояли камеральная обработка, составление отчета о полевых исследованиях, а затем возвращение в Томский горный институт и подготовка к защите дипломного проекта.