Обычно сифаки проводили все утро в «спальне» — на верхушках качающихся стволов дидиереи, греясь на солнце и запихивая в рот пищу. В самое жаркое время дня они спускались пониже, в тень, и дремали, лениво развалясь на ветках в самых немыслимых позах; иногда мы всерьез опасались за них: случалось, сифаки просто приваливались к стволу, оставляя лапы болтаться в воздухе, или сворачивались клубочком, подтянув колени к подбородку; иногда — это, пожалуй, было самое комичное — они вытягивались во всю длину на ветке, свесив вниз передние и задние лапы.
Однажды вечером парочка сифак замешкалась. Самка уселась на горизонтальной ветке, болтая ногами и расчесывая зубами шерсть. Сзади к ней подкрался самец. Она делала вид, будто не замечает его. Неожиданно он прыгнул на нее, чуть не сбив с ветки борцовским приемом «полунельсон». Она повернулась, выскользнула из цепких объятий ухажера и зажала ему голову под мышкой. Он начал извиваться, потом обхватил ее вокруг талии двумя лапами и крепко прижал. Она широко раскрыла рот, не издав ни звука. Могу поклясться, она смеялась! Шуточная потасовка длилась минут пять. Потом они вдруг расцепились и, сидя напротив друг друга, уставились на зрителей, стоявших, задрав головы, в двенадцати метрах под ними. Мы не шелохнулись. Через секунду самка неожиданно схватила пальцами левой ноги переднюю лапу самца, и вольная борьба вступила во второй раунд.
Это не было настоящей схваткой, и, хотя иногда сифаки прихватывали зубами руку или ногу партнера, они никогда не кусали друг друга. Это была игра.
Животные часто играют в детстве, приобретая навыки, которые им понадобятся во взрослой жизни: щенок трясет башмак точно так же, как он позже будет трясти крысу; котенок прыгает на моток шерсти, оттачивая движения, необходимые при ловле мышей. Взрослые звери, живя в неволе, тоже предаются играм, ища выход нерастраченной энергии. Но вид живущих в естественной среде взрослых зверей, играющих просто ради забавы, — большая редкость. В безжалостном мире дикой природы у них редко выдается время для развлечений.
Однако у сифак, похоже, нет тех проблем, которые заботят большинство зверей. Им не приходится добывать пищу: плоды манго, индийские финики, лепестки цветов и сочные зеленые побеги — все это имеется в изобилии и легко доступно. Их не преследует постоянный страх, им не нужно все время прятаться, поскольку на острове у них нет естественных врагов. И еще один, пожалуй, наиважнейший фактор — они живут семьями.
Если вы понаблюдаете за стадом обезьян, то скоро убедитесь, что структур» их сообщества строится по жесткому иерархическому принципу. Каждая обезьяна знает свое место. Она раболепствует перед старшим и безжалостно задирает младшего по рангу. В результате вы редко, а то и вовсе не увидите двух взрослых обезьян, играющих друг с другом ради удовольствия.
Среди сифак мы не видели ничего подобного. Их семейная жизнь основана на привязанности. За долгие часы, что мы наблюдали зверьков, они никогда не дрались, зато мы многократно видели их играющими или ласкающими друг друга, как сейчас.
Мы могли вдосталь налюбоваться трогательным зрелищем. Сифаки были неистощимы в выдумке. Только когда солнце начало наливаться краснотой, самка вырвалась из объятий дружка. Левой ногой она ловко сбросила с ветки хвост, словно дама викторианской эпохи, откидывающая назад длинный шлейф. Самец повторил ее жест, и они отправились по веткам обратно в «спальню».
Покинув Ифотаку с ее причудливым лесом, мы поехали на запад, в еще более жаркое и засушливое место. Колеса часто вязли в песке, мотор то и дело глох. Приходилось идти на малой скорости: «лендровер» буксовал, извергая струи песка из-под задних колес. Если мы прибавляли скорость, машину начинало швырять из стороны в сторону. К счастью, по обеим сторонам дороги стояли заросли колючих кустарников, молочая и си зал я; окажись там кювет, нам бы не поздоровилось.
Лагерь разбили в нескольких милях от берега в месте, где на карте была обозначена голубая линия под названием «река Линта». Мы рассчитывали увидеть реку, но обнаружили лишь русло шириной в полмили между скалистыми берегами, наполненное сухим горячим леском.
В эти пустынные просторы мы прибыли с единственной целью — найти крупнейшие в мире птичьи яйца, породившие легенду о птице Рух.
В арабских сказках часто встречаются упоминания об этих фантастических гигантских существах. В средние века крестоносцы, возвращаясь из походов, привозили с собой в Европу восточные легенды. Наибольшую известность получили сказки «Тысячи и одной ночи». Герой саги о Синдбаде Мореходе нашел яйцо величиной с дом, а один из спутников Синдбада разбил его; тогда Рух взлетела над кораблем, заслонив крыльями солнце, начала в отместку бросать вниз куски скал и потопила судно.
Для Марко Поло, путешествовавшего в XIII веке, птица Рух была не легендой, а вполне реальным существом. В своем описании он приводит такие подробности:
«Ее можно полагать похожей на орла, только во много раз больше; птица столь велика, что ее крылья покрывали в размахе тридцать десятин, а перья были по двенадцать десятин и толсты весьма. И силы у нее так много, что может схватить когтями слона, вознести его в поднебесье и бросить наземь, где он разбивается на куски; убив его, птица устремляется вниз и поедает от него, сколько захочет».
Поло не утверждал, что сам видел это фантастическое создание, но в доказательство его существования описывал перо, присланное в дар его властелину Хубилайхану. Перо было девяносто пядей[43] в длину, а обхватить его ствол можно было лишь двумя ладонями. Впечатляющий предмет был, по всей видимости, высохшей пальмовой ветвью — несомненной редкостью в Пекине XIII века. Но Марко Поло пошел в своих описаниях еще дальше. Он привел свидетельства достойных доверия очевидцев, побывавших в местах, где он сам не был. Согласно им, птица Рух обитала на островах, расположенных «к югу от Мадагаскара».
При первом чтении кажется, что в этих словах нет никакого смысла, поскольку к югу от Мадагаскара на сотни миль тянется океан. Однако указание не столь абсурдно, как представляется. Поло пишет, что в стране Мадагаскар много верблюдов и что там идет богатая торговля «слоновьими зубами». Эти детали не имеют никакого отношения к острову, ныне носящему название Мадагаскар. Вероятнее всего, собеседники рассказывали Марко Поло о городе Могадишо на восточном побережье Африки, где действительно много верблюдов и слоновой кости. Если так, то тогда «островами к югу от Могадишо» должны быть Мадагаскар и его соседи — Реюньон и Маврикий. Более того, у информаторов Марко Поло были веские основания считать, что птицы Рух обитали именно там; три века спустя, в 1658 году, в этом убедился и европейский ученый мир.
В том году француз сьер Этьен де Флакур, назначенный королевским рескриптом главой Французской Ост-Индской компании и губернатором Мадагаскара, опубликовал первую книгу об острове. Эта изобилующая интереснейшими подробностями работа содержит списки местных растений, минералов, рыб, насекомых, млекопитающих и птиц. Среди прочего мы находим там следующее описание:
«Вурон патра — гигантская птица, живет в краю ампатров (на юге Мадагаскара), откладывает яйца, похожие на страусиные; сама птица из породы страусов; обитает в безлюдных местах, чтобы ее не могли поймать».
Сообщение не вызвало сенсации. В те времена каждый путешественник привозил домой свежеиспеченные истории об увиденных чудесах и открытиях, потому описание птицы не привлекло внимания и вскоре забылось. Но в 1832 году другой француз, Виктор Сганзен, увидел на Мадагаскаре яйцо «вурон патра». Местные жители использовали его как сосуд для воды. Яйцо было поразительных размеров — тридцать сантиметров в длину, в шесть раз больше страусиного! Сганзену удалось купить и отправить драгоценную реликвию в Париж на купеческом судне. К несчастью, корабль потерпел крушение и затонул возле Ля-Рошеля; яйцо так и не доехало до Парижа. Лишь в 1850 году в Европу попали три странных предмета — три целых яйца и несколько обломков костей, привезенных во Францию морским капитаном по фамилии Абади.
Несколько лет в ученых кругах велись горячие споры о том, что же это за птица, откладывающая столь необычайные яйца. Одни авторитеты решительно заявляли, что таинственное существо — орел типа описанного в книге Марко Поло. Другие полагали, что птица — огромный пингвин или гигантский пастушок. В конце концов вопрос решился сам собой, когда из болота в центральной части Мадагаскара удалось извлечь птичьи кости гигантского размера. Стало ясно, что птица была действительно похожа на страуса и не могла летать. Ученые назвали ее эпиорнисом.
При реконструкции оказалось, что рост птицы достигал трех метров. Это не рекорд — рост вымерших новозеландских моа был еще больше; но эпиорнис обладала на редкость крепким телосложением и, безусловно, была тяжеловесом мира пернатых. Ее вес достигал, по некоторым подсчетам, 450 кг.
Флакур был прав: птица принадлежала к семейству страусов; если учесть, что губернатор не видел ее костей и не ведал сравнительной анатомии, чтобы прийти к такому заключению, то становится очевидным, что информаторы Флакура видели это существо живым. Сейчас, как ни печально, птица принадлежит к вымершим видам. Мадагаскар хоть, и огромен, но на нем не осталось уголков, не исследованных настолько, чтобы там могло скрываться существо размеров эпиорниса. Тем не менее гигантские яйца сохранились, и я лелеял надежду отыскать в песках возле пересохшей реки Линты если не целое яйцо, то по крайней мере его кусочки.
Мы разбили палатку под молочаевым деревом недалеко от десятиметрового колодца, единственного источника на многие мили кругом. Люди приходят сюда из далеких селений. Вытягивая ведром воду, они пьют сами и поят пригнанный скот.