— А, дамти Синь, — радостно приветствовал его переводчик Дин-Чонг Лок — высокий, немного нескладный парень с широким, улыбчивым лицом, побитым крупными оспинами, и чубом жестких черных волос, свисавшим на лоб. Знание им русского языка было далеко от совершенства. Он постоянно путал родовые окончания слов, времена, ударения, а падежи вообще игнорировал. И тем не менее он был незаменимым помощником. Ведь кроме него только доктор Дан знал немного по-русски. Сам Ракитин успел выучить десятка два вьетнамских слов, вставляя их в разговорах к месту и не к месту. Что же касается его коллег Дьякова и Шалеева, то для них певучая вьетнамская речь так и осталась тайной за семью печатями.
— Очень рад тебя видеть. Я думал, что ты придешь к нам только завтра, — продолжал Лок, обратившись к Ракитину: — Это Хуанг Ван Синь — знаменитый охотник и следопыт. Он очень замечательный охотник. Такой второй нет во весь уезд. Он все знает про лес, про зверей, про деревья. Он покажет много, много растений в лесу, которые можно кушать.
Синь, чуть склонив голову набок, молча слушал непонятные русские слова и, когда Лок кончил свою речь, сделал несколько шагов к костру и присел на корточки рядом с Ракитиным. Он неторопливо набил табаком трубочку с коротким изогнутым мундштуком и, выхватив из костра горящую веточку, прикурил.
Хунг подбросил в догоравший костер охапку веток. Пламя зашипело, припало к угольям, а затем побежало, потрескивая, по сушняку и вдруг фонтаном взметнулось вверх, озарив людей, сидевших в разных позах вокруг костра, и черную стену тропического леса, окружавшего поляну.
Теперь Ракитин мог подробно разглядеть гостя. На вид ему было лет сорок — пятьдесят. Правда, Ракитин хорошо помнил, как обманчива бывает внешность здесь, на юго-востоке Азии. Сколько раз он ошибался, принимая многодетных мам за юных девушек и зрелых мужчин за юношей.
Трудно было назвать красивым его небольшое, продолговатое смуглое лицо, большеротое, с широким, чуть приплющенным носом. Худенький, жилистый, он сидел на корточках, невозмутимо попыхивая трубочкой. Но в его сдержанном равнодушии казалась напряженность пружины, готовой мгновенно расправиться.
С первого мгновения Ракитин почувствовал к нему какую-то внутреннюю симпатию. То ли скромность, даже, вернее, застенчивость, с которой держался этот многоопытный, далеко не молодой человек с морщинистым лицом и натруженными руками. То ли приветливый взгляд темных, узких глаз из-под чуть набухших век. То ли поразительная для этих условий аккуратность: его старенькая, выцветшая коричневая рубашка с тремя зелеными пуговичками была тщательно отстирана и заштопана. То ли неуловимое сходство с кем-то очень знакомым. Но с кем? Ракитин мучительно пытался вспомнить, как вдруг его осенило — черт возьми, да конечно, с Дерсу Узала. Как это сразу не пришло ему в голову! Охотник, следопыт, знаток леса, вот так же неожиданно появившийся из темноты леса у лагерного костра.
В памяти всплыли строки из книги Арсеньева: «Меня заинтересовал этот человек. Что-то в нем было особенное, оригинальное. Говорил он просто, тихо, держал себя скромно, незаискивающе… Я видел перед собой первобытного охотника, который всю свою жизнь прожил в тайге». До чего же точной оказалась эта неожиданная ассоциация.
— Знаешь, Лок, есть такая книга «Дерсу Узала». Ее написал знаменитый русский путешественник и писатель Арсеньев. В ней он рассказал про своего друга, старого мудрого охотника-следопыта Дерсу Узала.
Лок вопросительно посмотрел на Ракитина.
— Так вот дамти Синь мне очень напоминает Дерсу. Он ведь тоже охотник, следопыт, очень хороший человек, знаток леса, только тропического.
— Значит, Синь, как Дерсу Узала, только наш, вьетнамский. — Лок что-то оживленно стал говорить Синю, который слушал его с большим вниманием, тихо покачивая головой, и вдруг широко улыбнулся, отчего от уголков глаз разбежались по сторонам веселые морщинки.
— Ты что ему сказал? — поинтересовался Шалеев.
— Я сказал ему, что у вас в Советском Союзе есть свой дамти Синь, только зовут его Дерсу Узала.
Пламя снова опало, и сразу вокруг сгустилась темнота.
Словно зеленоватые мерцающие фонарики, кружились над поляной в бесшумном хороводе крупные светляки. В зарослях ночных джунглей пробуждалась жизнь. Завели свою неумолчную песню цикады. Хрипло каркнув, встрепенулась вспугнутая птица. Откуда-то из глубины леса донеслось протяжное жалобное «тю-тю, тю-тю, тю-тю».
Видимо, непривычная обстановка лагерной жизни дала себя знать. То один, то другой тихонько исчезали из круга, и вскоре осталось лишь трое: Синь, Лок и Мо — дежурный по лагерю, который время от времени обходил, прислушиваясь, поляну, оберегая покой его обитателей от непрошеных гостей. Ракитин вошел в палатку, тщательно застегнув входное полотнище. Не зажигая «летучей мыши», быстро разделся и нырнул под кисею полога, служившего надежной защитой от комаров, москитов и прочей нечисти, которая водилась в джунглях в несметных количествах и просто «сатанела» с наступлением темноты.
Обследовав с помощью фонаря свое убежище изнутри и убедившись, что ни один кровопийца не проник под полог, Ракитин сладко потянулся и улегся на жесткое ложе из бамбуковой дранки, прикрытой простыней. Однако стоило ему закрыть глаза, как над ухом раздалось тоненькое, назойливое «зи-зи». Ракитин вскочил как ужаленный и, нащупав фонарь, нажал кнопку. Он вскакивал еще несколько раз, но комары все снова и снова умудрялись проникнуть под полог. Наконец, утомленный бесплодной борьбой, Ракитин натянул до подбородка простыню и вскоре погрузился в сон под звенящий стрекот цикад, неутомимых музыкантов тропического леса.
Его разбудил солнечный луч, отыскавший в боковой стенке палатки крохотную дырочку. Природа ликовала, встречая наступление солнечного утра. Сверкающие капли росы подрагивали на листьях деревьев, на серебристо-зеленых веерах пальмы «ко», скатывались по огромным зеленым опахалам дикого банана. Под их тяжестью клонились к земле стебли трав, ветви кустарников.
Ракитин рысцой спустился к ручью, весело бурлившему внизу, в распадке. Когда он вернулся в лагерь, все были уже на ногах. Игорь Дьяков возился с психрометром Ассмана, измеряя температуру и влажность воздуха. Было всего 8 часов утра, а термометр уже показывал тридцать градусов. Воздух был насыщен влагой. Было жарко и душно.
На завтрак все собрались в столовую. Ею служил высокий, просторный навес — шесть бамбуковых стволов, подпиравших крышу из плотных листьев пальмы «ко», уложенных черепицей.
— Наверное, пора посовещаться, — сказал Ракитин, когда последняя тарелка была убрана со стола. — Лок, переведи, пожалуйста, я хочу рассказать о цели и задачах нашей работы.
— Немного подождать, — сказал Лок. — Надо приготовиться к собранию.
Через несколько минут все вьетнамцы уже сидели за столом, держа в руках блокноты и карандаши.
— Ни для кого не секрет, — начал Ракитин, — что городской житель, попав случайно в джунгли без запасов пищи и воды, без лагерного снаряжения, окажется в трудном положении. Это может быть экипаж и пассажиры самолета, совершившего в тропическом лесу вынужденную посадку, летчик, спустившийся на парашюте. Это могут быть участники экспедиции — биологи или геологи или просто туристы-неудачники, застигнутые в пути наводнением, лесным пожаром или грозным циклоном. — Ракитин перевел дух и вдруг перехватил умоляюще-растерянный взгляд Лока. Видимо, переводчик окончательно перестал понимать его быструю, довольно витиеватую речь, но, стесняясь признаться в этом, предпочел просто замолчать. Ракитин быстро оценил нелепость положения. Ругнув себя в душе и подбодрив незадачливого переводчика понимающей улыбкой, он стал говорить медленно, стараясь упростить каждую фразу.
— Как же должны действовать люди, чтобы сохранить жизнь и здоровье? Как лучше выбрать место для временного лагеря? Где отыскать съедобные растения? Как раздобыть воду для питья? Мы должны научиться жить в джунглях, чтобы потом научить других людей. Мы должны познакомиться с полезными растениями, изучить природные водоисточники. В общем узнать как можно больше обо всем, что необходимо для обеспечения жизни в тропическом лесу. Кроме того, нам предстоит выполнить программу медицинских исследований. Исследовать особенности обмена воды и солей в организме человека, не привыкшего к климату тропиков. Изучить, как ведет себя сердечно-сосудистая система в этих условиях. Вот примерный круг задач, которые нам предстоит всем вместе решать. Может быть, у кого-нибудь есть вопросы?
Вопросов было много, и совещание затянулось бы до самого обеда, если бы Дан не предложил закончить разговоры и прямо отправиться в джунгли в ознакомительный поход. Впрочем, знакомство Ракитина с джунглями уже состоялось. Накануне, едва выпрыгнув из машины, он, не сдержав нетерпения, закинул за спину карабин и углубился в чащу. Ракитин прошел метров триста по едва заметной среди травы и опавших листьев тропинке, стиснутой зарослями бамбука и кустарников. Становилось все темнее. Густые кроны деревьев нависали сплошным, непроницаемым пологом. Ни единый луч солнца не проникал сквозь толщу лиственного свода. Ни единый солнечный блик не оживлял этого насыщенного испарениями сумрака. Между деревьями местами чуть вздрагивали клочки густого приземного тумана. Было сыро и душно. На лбу выступил жаркий пот, и капли его стекали за воротник. Но особенно гнетущей была тишина. Она действовала на нервы, давила, угнетала. Ракитин никогда не представлял себе, что дневные джунгли так угрожающе молчаливы. Постепенно его охватывало какое-то необъяснимое беспокойство. Каждое потрескивание ветки, каждый шорох заставляли его испуганно вздрагивать. Он каждой своей клеточкой ощущал приближение какой-то неведомой опасности. Правда, он не понимал, что за опасность, не мог сформулировать, чего он страшится.
Он сильно сжимал карабин, то замирая на месте, то резко поворачиваясь на малейший подозрительный звук. Ему вдруг почудилось, что он находится в узком туннеле, из которого нет выхода.