На суше и на море - 1987 — страница 21 из 122

— Слушай, Лок, куда это они с таким грузом идут? — спросил Ракитин. Но Лока уже не надо было уговаривать. Он произнес целую речь, из которой Ракитин понял только «ко хуэ хонг» — «как поживаете» и «льенсо» — «советский». Лок на глазах преобразился. Куда девалась его обычная медлительность, неуклюжесть. Он улыбался, жестикулировал, и, судя по всему, его бойкость произвела на девушек впечатление. Неожиданно Лок нагнулся и вытащил из одной корзины небольшую низку стручков горького перца «ыт», похожих на большие красные запятые. Он покрутил ее на пальце и что-то сказал. Девушки прыснули от смеха.

— Это есть такой вьетнамский пословиц: «Каждый перец горек, каждая девушка ревнива», — перевел Лок.

Скоро Лок был уже в полном курсе дела. Он узнал, что все они не замужем, живут в соседней с Бао-Линь деревне, направляются на рынок в уездный городок, где хотят купить нужные вещи.

— Я так и думал, что они все нет муж, — сказал Дан, оказавшийся большим знатоком истории Вьетнама, народных обычаев и легенд.

Ракитин вопросительно поднял брови.

— Посмотри, дамти Витя, на их волос, — продолжал Дан и, вдруг замявшись, повернулся к Локу: — Лучше ты переводи.

— Посмотри на их прически, — подхватил Лок, — видишь, у них волосы гладкие и завязаны пучком сзади. Значит, они есть девушки. Если пучок сидит на макушке — значит, у женщины есть муж. Когда вдова, она пучок будет поместить на левый сторона головы.

— Интересно, сколько же килограммов в этих корзинах? — спросил Шалеев, пытаясь на глазок определить их вес.

— А ты попробуй подними, — посоветовал Дьяков.

— Могу и попробовать.

Шалеев направился прямо к девушкам и жестами объяснил, что хочет поднять их груз. Александр бойко ухватил «куанг-гань» за середину, приподнял, и вдруг на лице его появилось выражение удивления и полной растерянности. Он с трудом поднял шест с корзинами на плечо и почти тут же поставил его обратно на землю.

— Ну и ну, — сказал он смущенно. — И как они умудряются такую поклажу нести в такую даль? Уму непостижимо!

Девушки засобирались, повязали на лица платочки (оказалось, что они оберегали кожу от загара), каким-то неуловимым движением подняли на свои плечи шесты с корзинами и, помахав ладошками, пошли дальше, быстро-быстро переступая мелкими шажками. Вскоре они скрылись за поворотом. Недалеко от деревни с какой-то боковой тропинки на дорогу вышел молодой парень, одетый в короткую синюю куртку, такого же цвета брюки, закатанные до самого верха, с красной повязкой на голове. На концах толстой бамбуковой палки, лежавшей на левом плече, висели две большие связки рыбы. Были там маленькие, не больше ладони, и короткие толстенькие, похожие на большую синюю каплю. Но главный трофей представляли шесть рыб с крупной розоватой чешуей, достигавших в длину почти метра. Судя по всему, шел он издалека, так как такие крупные рыбы водились только в реке Тяй, протекавшей километрах в пятнадцати от деревни. Парень, которого звали Ким, был ужасно доволен встречей не только потому, что встреча с людьми в джунглях — приятное событие и можно было выкурить сигарету и даже парочку получить с собой в подарок. Главное, они были первые, кому он мог показать свой удачный улов и рассказать, как он охотился всю ночь с факелом и острогой на дальних речных порогах.

Дорога вильнула в последний раз, и перед глазами путников открылась красочная панорама деревни Бао-Линь. На пологих склонах невысоких холмов возвышались на сваях десять — двенадцать домов-хижин с двускатными крышами из неизменных листьев «ко». За длинными заборами-плетенками поднимались зонтики папайи с прилепившимися к стволу «дынями», темнели, словно нарисованные тушью на синем холсте неба, тонкоствольные, изящные арековые пальмы. Ярко зеленели шеренги бананов с тяжелыми длинными соцветиями, тесно усаженными желтыми трехгранниками ягод-пло-дов.

По деревенской улице трусили несколько тощих собак, не удостоивших незнакомых людей никакого внимания. Два поросенка с непропорционально длинным телом на коротеньких кривых ножках с хрюканьем перебежали дорогу и пролезли в лаз под плетень. Они были необычного черного цвета с желтыми пятнами. Ни дать ни взять — хрюкающий леопард. У дерева, опустив голову, украшенную огромными серповидными рогами, лениво помахивал хвостом, отгоняя мух, огромный буйвол. Трое ребятишек замерли посреди дороги, выражая всем своим видом восторженное удивление.

Синь ждал гостей у порога своего дома. Дом был двухэтажный, на толстых сваях из дерева «лкм». Нижний этаж служил хлевом для домашних животных. Лишь его дальний угол занимала огромная плетеная корзина для хранения запасов риса. Интерьер первого этажа несколько облагораживали рожки молодых оленей — панты, охотничьи трофеи хозяина, прибитые чуть ли не на каждой свае.

Прежде чем подняться по крутой шаткой лесенке с круглыми ступенями из бамбуковых чурбашек, требовалось в соответствии с обычаями народностей то-тай снять обувь и обмыть ноги.

Второй этаж представлял большую, не меньше ста квадратных метров, комнату с бамбуковым полом и плетеными стенками, перегороженную на три неравные части. Синь усадил гостей на низкую лежанку, тянувшуюся вдоль стены справа от входа, застеленную циновками, и ушел хлопотать по хозяйству, предоставив им возможность подробно оглядеть скромную обстановку дома. На полке, слева от входа, стояли деревянная посуда, плетеные корзиночки, черпаки из замысловатого плода «бау». С краю горкой лежали связки тонких свечей, похожих на елочные. Впрочем, это были не обычные свечи из стеарина или воска. Их изготавливают из древесины дерева «бому», которую долго растирают со спиртом, а затем получившейся пастой облепляют высушенную бамбуковую палочку, которая служит фитилем.

В центре комнаты располагался очаг. Вернее, им служила прямоугольная деревянная коробка, до половины заполненная песком. Над очагом свисала сажеловка, напоминавшая трубу старинного граммофона. Ярко пылал огонь, распространяя приятное тепло.

На плетеной перегородке, разделявшей помещение, висели две большие раскрашенные грамоты. Ими, как оказалось, были награждены два старших сына хозяина за успехи в учебе. Впрочем, отцу тоже было чем похвастаться.

Синь возвратился, держа в руках красную коробочку с наградой — пятиконечной серебряной звездой с гербом Демократической Республики Вьетнам в центре. Лок взял из рук Синя грамоту и, подняв над головой, чтобы все видели, торжественным голосом прочел: «За участие в освободительной войне против французских колонизаторов Хуанг Ван Синь награжден «Медалью сопротивления» второй степени». Ай да Синь!

— А что же там, во второй комнате? — поинтересовался Дьяков.

— Там комната духов, — понизив голос, сказал Синь. В его словах звучало величайшее почтение к отцу и матери, духи которых, как считают то-таи, постоянно находятся в жилище, помогая своим детям в делах, оберегая от бед. В их честь в каждом доме воздвигнут небольшой алтарь. Такой же находился и в соседней комнате, в которую их проводил по просьбе Ракитина дамти Синь.

Это был небольшой ящичек из полированного, красного оттенка дерева, с боков его были наклеены полоски красной бумаги с иероглифами. Перед ним на подставке с рисунком дракона с раскрытой пастью — символом жизни народностей то-тай — стояла чашечка с приношениями. По бокам курились тоненькими синими дымками палочки, наполнявшие комнату странным сладковатым ароматом.

Синь поставил на лежанку деревянную плоскую тарелку с печеными плодами хлебного дерева. На другой тарелке желтело несколько крупных грейпфрутов. Отведав тропических яств и запив их горячим вьетнамским чаем, все выкурили по сигарете и стали собираться. Предстоял еще не близкий путь к реке Тяй.

Они прошли несколько километров по проселку, изборожденному двумя глубокими колеями, пока не выбрались к перекрестку. Здесь, на пересечении трех дорог, перед ними на невысоком холме возникло мрачное сооружение — огромный железобетонный параллелепипед с плоской крышей, уже поросшей невысокой травой. Это был старый французский форт. Слева, на крыше дота, виднелась невысокая куполообразная башня с узкой щелью-амбразурой, из которой торчал изогнутый, насквозь проржавевший ствол пулемета. В стенах мертвыми глазницами чернели бойницы.

Пространство вокруг форта было когда-то расчищено от растительности, все деревья вырублены, чтобы бойцы Народной армии не могли незаметно подобраться и забросать гранатами маленький гарнизон. Но крыша уже поросла травой, а дикие бананы вплотную с трех сторон подступили к стенам. Ракитин прошел внутрь. Три небольших помещения были пусты. Солнце раскаляло бетон, и в этих маленьких склепах было очень жарко. На полу валялись истлевшие обрывки газет, смятая, выцветшая пачка от сигарет «Голуаз». В углу стояла скрюченная, проржавевшая двухэтажная кровать. Да, не сладко, наверное, пришлось французским солдатам, которых загнали в эту железобетонную душегубку. Изнуряющая жара днем и вязкая сырость ночью, комары, москиты и, главное, постоянный, иссушающий душу страх. Страх неизбежной расплаты.

Только к вечеру путникам удалось добраться до реки, катившей свои мутно-желтые волны к югу. Оставалось совсем мало времени до захода солнца. А надо было еще выбрать место для временного лагеря, построить шалаши и поужинать.

Это была первая ночевка вне лагеря. Но Ракитина смущало главным образом только одно — летающие кровососущие. В глубине души его таился страх перед опасностью заболеть тропической малярией или еще чем похуже вроде слоновой болезни — элефантиазиса. Тем более что по сведениям, которые получил доктор Дан, эти болезни встречались в окружающих деревнях.

Для каждого шалаша вырубили по две двухметровых ветви с развилками на конце для подпорок и десятка два бамбуковых стволов для конька и скатов. Веревки для их крепления Синь тоже изготовил из бамбука. Для этого метровый кусок бамбука он расколол на рейки толщиной полсантиметра, затупил ножом их края, острые как бритва, а затем, поставив нож между зеленым и белым слоями древесины, разрезал сверху вниз (вдоль ствола). Когда на стволе встречалась перемычка, ее следовало проходить резким толчком. Веревки получались гибкие, прочные. Когда перекладины были надежно привязаны к скатам, их, начиная с нижней, словно черепицей, прикрыли листьями дикого банана. У входа в каждый шалаш развели по небольшому костру, чтобы прогнать его дымом настырных комаров.