Усталость и волнение помешали двум всадникам заметить явные признаки пребывания людей на оставленной базе; прогоревший неубранный костер, разбитую бутылку, надетую на кол забора, кусок, вырезанный из шкуры, служивший пологом на входе в хижину. Мельком взглянув на место, где была зарыта провизия, они не обратили внимания на рыхлую землю. Если бы они раскопали яму, они бы убедились, что провиант исчез, а вместо него лежит бутылка с запиской Берка.
Всадники повернули назад. Похоронив умершего Паттона, экспедиция ускоренным маршем двинулась к дому.
Рассказанная Браге история взбудоражила весь Мельбурн. В различных частях Австралии были организованы поисковые партии, ринувшиеся в буш с севера, юга и востока.
Что же произошло в лагере?
Берк увидел надпись на эвкалипте, открыл «тайник» и прочел записку Браге, написанную утром того же дня. Можно представить себе всю горечь их разочарования. Подкрепившись оставленными припасами, Берк, Уиллс и Кинг собрались с духом и решили двигаться в направлении Маунт-Хоплес, на юго-запад от Куперс-Крика. Они надеялись попасть в район, который осваивали переселенцы.
Многие впоследствии не могли понять мотивов этого решения. Куда логичнее, казалось бы, двигаться вслед за ушедшими. Но дело в том, что Браге, известив руководителя экспедиции о том, что сворачивает лагерь, написал: «Все члены группы и животные здоровы». Напиши он о том, в каком состоянии находятся люди, Берк бы понял, что у его тройки есть шанс нагнать спутников. Но Берк этого не знал. Не знал он и о том, что Райт так и не добрался до Куперс-Крика, а его колонна все еще движется на север. Берк считал, что ему не догнать пешком конную группу.
Целый месяц они выбирались из окружающих Куперс-Крик болот. Один верблюд увяз в трясине, и его пришлось пристрелить; второй вскоре обессилел настолько, что его постигла та же участь. Уложив в рюкзаки остатки провизии, Берк, Уиллс и Кинг решают совершить форсированный бросок, но, пройдя 45 миль, отступили назад к Куперс-Крику.
Дни становились короче, и трое людей, оказавшиеся пленниками пустыни, чувствовали, как постепенно иссякают их силы. Встреченные аборигены учили их печь лепешки из перетертого тростника и время от времени подкармливали рыбой. Но однажды Берк отогнал их от бивака выстрелом из ружья — ему показалось, что аборигены растаскивают и без того скудные запасы провизии.
Первым стал сдавать Уиллс. Поняв, что не может двигаться дальше, он попросил Берка и Кинга оставить его в заброшенной туземной хижине. Там он написал последнее письмо отцу:
«Мы на пороге голодной смерти… Нам удалось проделать весь путь от залива Карпентария и обратно в добром здравии, у нас были все основания считать, что худшее позади… По возвращении оказалось, что группа уже ушла из лагеря…»
29 июня Берк и Кинг покинули умирающего Уиллса и отправились вверх по берегу Крика в поисках аборигенов; они понимали, что это единственный путь к спасению. Два дня спустя кончились силы у Берка. Он тоже нацарапал прощальную записку: «Надеюсь, что нам воздастся по заслугам. Мы исполнили свой долг, но нас (поки…) не дождались…»
Сознавая, что у Кинга не хватит сил вырыть могилу, Берк попросил оставить его на земле с пистолетом в руке. Утром 1 июля он умер.
Кинг продолжил путь. Он нашел аборигенов, которые накормили его и дали целебного отвара. 15 сентября один из спасательных отрядов натолкнулся на стойбище и обнаружил среди туземцев оборванного, обросшего белого.
— Кто вы? — спросил человек, первым увидевший его.
— Я Кинг, сэр, — ответил тот.
— Кинг?!
— Да. Последний из экспедиции…
Позднее останки Берка и Уиллса перевезли в Мельбурн, где они покоятся под гранитным монументом. В отделе рукописей библиотеки Виктории мне дали прочесть дневники Уиллса и последнюю написанную нетвердой рукой записку Берка. Трудно передать волнение, которое я ощутил, беря в руки эти реликвии. Только повидав собственными глазами «Зловещее пятно», по-настоящему понимаешь, что довелось испытать его первопроходцам.
В один из дней в Мельбурне я шел под дождем — таким желанным после стольких дней в пустыне — на встречу с Алеком Браге, внуком того самого человека, который покинул Куперс-Крик за девять с половиной часов до возвращения Берка, Уиллса и Кинга. Дверь открыл подтянутый 75-летний джентльмен.
Алек Браге оказался приятнейшим собеседником; от него я узнал множество подробностей о дальнейшей судьбе оставшихся в живых членов экспедиции. Что касается его деда, то историки, по мнению внука, обошлись с ним несправедливо. В прижизненных и последующих публикациях Уильяма Браге не раз винили в гибели Берка и Уиллса. Но разве Браге не ждал лишний месяц, подвергаясь опасности? Целый месяц сверх установленного Берком срока он просидел в лагере на Купере-Крике. Браге знал, что Берк взял с собой трехмесячный запас провианта. Разве не логично было предположить четыре месяца спустя, что четверо ушедших к заливу погибли? Между тем Браге как старший группы отвечал за жизнь своих людей: Паттон был уже плох и остальные тоже болели.
Алек считает, что с самого начала экспедиция была скверно подготовлена. Берк не имел походного опыта, не знал особенностей австралийского климата. Его с полным основанием можно назвать дилетантом. Люди подбирались произвольным образом, и это привело к бесконечным конфликтам и раздорам. Экспедиция в строгом смысле слова кончилась в тот момент, когда Берк распылил силы, оставшись без врача и не обеспечив связи с тылом. Кроме того, атмосфера ажиотажа вокруг «Великой австралийской гонки» заставила Берка принимать поспешные решения, исходя не из сложившейся ситуации, а под давлением обязательств, наложенных на негр Мельбурном. (Экспедиция Стюарта достигла северного побережья 24 июля 1862 года.)
— Большинство австралийцев видят в Берке и Уиллсе символы мужества и упорства, — сказал Браге. — Но мало кто знает, что им пришлось искупать мужеством и страданиями чужие просчеты.
Я спросил, как относились к этой истории в семье Браге.
— Тема экспедиции была запретной у нас в доме, — ответил Алек. — Никто никогда не упоминал о ней.
Владимир Бардин
ПОЛЮС ХОЛОДА:— 89,2°
Очерк
Художник В. Родин
Фото А. Будрецкого
В 1984 году я возвращался из Антарктиды на теплоходе «Байкал». В районе Берега Правды к нам на борт должна была сесть большая группа полярников. Ледовая обстановка складывалась неблагоприятно. Набирала силу зима. Тяжелые льды преградили подступы к материку. В Мирном температура упала до -20°, мела пурга. Пассажирскому судну нечего было и думать соваться в эту заварушку. «Байкал» лег в дрейф у кромки ледового пояса.
Вся надежда была на дизель-электроход «Капитан Готский». Это грузовое судно ледового класса должно было снять людей с берега. Моряки делали все возможное и невозможное. Причала у Мирного не было. Не было и вертолета, эвакуация осуществлялась на шлюпках. Небольшая прибрежная полынья замерзала на глазах, борта шлюпок обледеневали. А когда завершилась эта трудная погрузка, дизель-электроход блокировали льды. Судно потеряло ход. Положение сделалось критическим. Моряки и полярники скалывали, выпиливали льдины вдоль бортов, пытаясь освободить корпус. Дорога была каждая минута: вблизи судна находились айсберги высотой в двадцатиэтажный дом.
Вот ведь как получалось: зимовка позади, настроение чемоданное, а тут — на тебе! — под занавес еще одно испытание. Недаром говорят: «Трудно отпускает Антарктида».
Все мы на «Байкале» переживали за наших товарищей, и особенно за тех, кто возвращался с полюса холода, с внутриконтинентальной станции Восток. К полярникам Востока в экспедиции отношение особенно уважительное. И есть на то причины…
Дышит холодом, играет ледяными кристаллами, слепит белизной бескрайняя равнина. И по всему горизонту снег да снег. И незаходящее солнце над головой, порой ореол вокруг светила — как нимб. Таков летний пейзаж. А зимой круглые сутки темень, безмолвная ночь. Жемчуга звезд, сполохи сияний. И мороз… Такой же страшный и губительный, как огонь, — под -90°. Но пожалуй, самое тягостное — чувство удаленности, изолированности. Ведь на многие сотни километров ни одной живой души. А до родного дома тысячи и тысячи километров.
Не найти другого такого места на земном шаре, столь же далекого и труднодоступного, необычного и сурового, столь же неподходящего для жизни человека! И именно здесь, в центральной части южнополярного материка, в районе геомагнитного полюса, на макушке планеты вот уже почти 30 лет действует наша станция Восток.
По данным полярных медиков, здоровье зимовщиков Востока подвергается суровым испытаниям. Особенно опасна работа на открытом воздухе при температурах ниже 80°. Стоит выйти из домика, как ощущается сильная сухость во рту, слабость, одышка, слезотечение, иногда боль в глазах, чувство саднения в груди. Предельный груз, который может нести здесь человек, — 20–25 кг. Особенно тяжело приходится полярникам сразу же после прилета на станцию. Надо привыкать не только к низким температурам, но и к пониженному атмосферному давлению — высота 3488 м. В период акклиматизации обычны сердечные и головные боли, носовые кровотечения, тошнота, рвота, тягостные расстройства сна…
Казалось бы, не просто заполнить штатные вакансии этой станции. Но все совсем наоборот. И среди моих товарищей по работе в Антарктиде есть горячие приверженцы, прямо-таки энтузиасты Востока, которые не променяют эту самую суровую полярную станцию ни на какую другую. Хотя знаю: за время зимовки на их долю выпали тяжелые испытания… Впрочем, справедливости ради должен сказать, что есть и такие, кого на Восток больше и калачом не заманишь. Что ж, зимовка — дело не простое, по-разному складывается жизнь в полярных коллективах.