ров. Больше тут никак не возьмешь… — и после паузы добавили, — и меньше тоже не будет!» В тот год с подшефных полей хлеба сняли в шесть раз больше, чем собирали в прежние времена.
Корреспондентов понаехало пропасть. Из области телефонные звонки покоя не давали: ай да Христенко! Ну надо же, как везет! Приглашали выступить в районе, области: не скрывай, мол, секретов, поделись опытом. А он и не отказывался — не в его это правилах. И не в правилах СХОС. Забегу немного вперед и скажу, что после того случая директора многих совхозов позаимствовали у опытной станции расчеты внесения минеральных удобрений, переняли опыт по подготовке паровых полей к будущему севу, упорядочили нормы посева зерновых культур, каждый год звонили в СХОС, чтобы согласовать сроки сева. Но это было позже…
А тогда, не отказывая в многочисленных просьбах, он выступил раз, второй, десятый… Разве на словах объяснить всю технологию? Ведь можно сто раз сказать, что конфета сладкая, но тот, кто не пробовал этого лакомства, все равно ничего не поймет. Тут кроме теоретических занятий нужны и практические, с выходом в поле. А с трибуны получалось, что говорит-то он прописные истины, знакомые каждому агроному. Кто-то, конечно, выполняет и эти рекомендации: два совхоза, три, ну от силы пять…
…Он в сердцах стукнул по столу могучей рукой: почему элементарную культуру земледелия, давно уже ставшую законом, и практические рекомендации станции до сих пор не внедрены в хозяйствах? Да потому, что все боятся ответственности. В случае чего все опять же можно будет списать на засуху. И как с гуся вода. Ведь наша зона даже в научных трактатах значится не иначе как зона неустойчивого или рискованного земледелия.
Я смотрел на его разгоряченное лицо, и мне хотелось сказать: так вам и карты в руки, Александр Федорович. Разве не ваша станция здесь, в области, является «законодателем мод» в сельском хозяйстве? Но я промолчал, предпочитая до поры до времени помалкивать. Только Христенко, сам того не замечая, тут же и ответил на мой немой вопрос.
— Разве не регулярно мы планируем проведение ученых советов? Не мы ли распинаемся на них, рассказывая о всех проведенных опытах по культуре земледелия в степи? О всех успехах и неудачах? Беда только, что слова наши так и остаются словами. Да и обидно, что все эти мероприятия посещают в основном те, у кого в хозяйстве порядок. А как было раньше? На каждый итоговый отчет к нам самолично приезжал начальник областного управления госагропрома (в то время начальник облсельхозуправления). Рядом сидел его заместитель по земледелию, там же все главные агрономы районных комитетов агропрома, директора и агрономы хозяйств… Сейчас же наши диспетчеры натирают мозоли на пальцах, накручивая телефонный диск, дабы известить всех об очередном семинаре, но… у руководителей и их заместителей, видите ли, на это нет времени!
Он замолчал, выдвинул ящик стола и достал тоненькую брошюру с заголовком «Рекомендации по интенсивной технологии вызревания яровой пшеницы в Карагандинской области».
— Вот твердим, твердим: оставляйте пары, правильно их обрабатывайте. Мы же эту систему проверили и внедрили у себя на станции еще десять лет назад. Здесь все написано. Всего делов-то: две обработки плоскорезом на глубину двенадцать-четырнадцать сантиметров. Из них вторая — с внесением удобрений. Третья — с одновременным высевом, и последняя — с глубоким рыхлением. Выгода от такой обработки только одна — увеличение урожая. Мы ведь специально провели опыт: одно поле засеяли после неполной обработки паров, как делается во многих совхозах, и второе — по нашей агротехнике. С первого сняли урожай по четыре центнера с гектара, а с пара, рекомендованного станцией, вдвое больше — по восемь. Никто здесь не ловчил: сев на обоих полях проводился в один день, одними семенами и теми же самыми агрегатами.
Я понял, чем так огорчен Христенко: в результате неправильной обработки паров совхозы области в итоге не досчитываются по 80–90 тонн зерна…
— Но ведь под те же самые пары, — замечаю я, — в качестве удобрения необходимо вносить чистый фосфор. А это дефицит!
Христенко машет рукой:
— Фосфор у нас под боком. Его нужно только взять. Вон он, рядом, — показывает Христенко в сторону дороги на Темиртау. — В сотнях тысяч тонн отвалов на Карагандинском металлургическом комбинате. Мы провели исследования и обнаружили, что в шлаках содержится по восемь — десять процентов чистого фосфора. Такого, который мы завозим в область черт знает откуда. А этим можно обеспечить не только область, но и всю республику!
— Так в чем же дело? — удивляюсь.
Христенко отворачивается: мол, есть у казахов хорошая поговорка: «Богатство лентяю лени прибавляет». Отвалы растут каждый год. Строй рядом специальные мельницы, устанавливай на них грануляторы — и вырабатывай из отходов драгоценное удобрение. Но как раз заниматься этим никто не хочет. Конечно, куда проще подать заявку и ждать, пока к тебе все доставят.
— Ну, а какой же выход вы видите?
— Наша опытная станция согласна взять на себя разработку технических приспособлений для грануляции даже за счет наших же прибылей. Но без помощи во всем остальном, сам понимаешь, нам не справиться. Ждем пока ответа из области: что решат?
И пока область молчала, научные сотрудники СХОС провели несколько новых экспериментов. Рассчитали: если удобрить поля фосфором, то урожайность зерновых, да и остальных культур поднимется. И это невзирая на засушливый климат. Выгодно? Конечно. И тут я вспомнил крылатые слова Христенко: «Современная агротехника, упорство людей, их умение анализировать сложные ситуации и делать своевременные выводы — вот главные козыри борьбы с засухой в степи. Только благодаря труду зону неустойчивого земледелия можно будет переименовать в зону земледелия благоприятного».
Тут хотелось бы вспомнить один эпизод. Как-то для знакомства с работами казахстанских ученых на целину приехали специалисты-агротехники из самых разных стран мира. И аграрники США, например, искренне удивились, когда им назвали соотношение урожайности зерновых и годовые нормы осадков: по 20 центнеров с гектара при 250 миллиметрах влаги. Американские хлеборобы только и ответили, что в Соединенных Штатах столько получают разве что при количестве осадков, в два раза большем. Однако казахстанские ученые, как и сам Христенко, считают, что и такая урожайность в степных условиях республики не предел.
— Пусть американцы приезжают к нам на станцию, у нас их тоже есть чем удивить, — смеется Александр Федорович и уже серьезно говорит: — Вот, к примеру, разработали и внедрили новую технологию предпосевной обработки земли с одновременным боронованием. Это раз. Во-вторых, впервые в области применили новейшие гербициды. А рационализация и изобретательство? Вот Анатолий Трякин, Володя Шилин и Михаил Волков из цеха рационализации сами изготовили сеялку для посева люцерны…
— Из какого цеха? — переспрашиваю.
— Рационализации, — с недоумением смотрит на меня Христенко. — Что-то непонятно?
— Понятно, — в ответ пожимаю плечами и мысленно рисую картинку, как несколько ребят в промасленных комбинезонах сидят среди большого цеха рядом с отключенными станками с задумчивыми лицами — изобретают… — И чем же все-таки они занимаются в этом цехе?
Теперь Христенко смотрит на меня в упор:
— Я же сказал: воплощают технические идеи в реальные дела. На днях изготовили широкозахватный агрегат для внесения удобрений. А предложенная нашими сельскими конструкторами технология погрузки и скирдовки сена позволила высвободить пятерых механизаторов… Впрочем, стоит ли на этом теперь заострять внимание? У нас ведь в хозяйстве все что-нибудь изобретают.
— И вы? — шутливо спрашиваю я.
— И я, — без тени смущения отвечает Христенко.
— Ну и что же вы изобрели, если не секрет, Александр Федорович?
— Да так, одного психа…
— Кого? — округляю глаза.
— Психа первого, — повторяет он и, видя мое растерянное лицо, от души хохочет. — Это машина такая — «ПСИХ-1». То есть «Подъемник стеблей инженера Христенко».
«Этому бы директору да из рогатки пулять», — думаю я про себя и затем прошу рассказать о чудном агрегате.
Как ни странно, но свой «ПСИХ» он изобрел в один из немногих урожайных годов: когда и солнышко ласково пригревало поля, и дожди шли словно по расписанию. Осенью в хозяйстве Христенко комбайнеры собирали почти по 30 центнеров пшеницы с гектара. Впрочем, и в других хозяйствах урожай выдался на славу. Жатва уже подходила к концу, когда вдруг повалил снег, а ночью ударил такой мороз, что колосья покрылись ледяной коркой, пригнулись под тяжестью к самой земле. 12 тысяч гектаров остались необмолоченными. Что делать, как поднять хлеб? Убирать вручную? Христенко подсчитал: потребуется около 20 тысяч рабочих, чтобы успеть обмолотить оставшуюся пшеницу, пока она совсем не померзла. А где взять столько народу? Ночь просидел с циркулем и линейкой — к утру был готов проект приспособления. Механизм, сконструированный на базе лущильника, навесили на «Беларусь». Он поднимал из-под снега валки, а идущий следом комбайн их обмолачивал. На другой день 60 приспособлений под названием «ПСИХ-1» работали уже почти во всех хозяйствах области. Хлеб был спасен.
— …Да ты не беспокойся: по полям я тебя в такой снегопад водить не собираюсь. На этот раз посмотришь ферму.
Я осматриваюсь в кабинете. Все, кажется, по-старому. Портрет Владимира Ильича Ленина, стеллажи с книгами, пачки газет, незаменимый селектор, горит настольная лампа. В правом углу — три Красных знамени. Два года назад их было только два.
Христенко ловит мой взгляд и тут же поясняет:
— Последнее ЦК Компартии Казахстана нам вручил недавно. За успехи в животноводстве. Ведь мы за четыре с половиной года выполнили одиннадцатую пятилетку по продаже государству молока. А мяса сдали на четверть больше, чем нами планировалось. Стадо коров в области у нас, правда, не самое лучшее — пока. Но зато показатель надоя на одну особь самый высокий.