Подавляющее количество кораблекрушений происходило и происходит на глазах очевидцев, при свидетелях, что всегда облегчает анализ происшедшего и позволяет делать из него более или менее верные выводы.
Формула «пропал без вести» относится к случаям очень редким, и только к кораблям или судам, в силу неизвестных причин не пришедших в порт назначения и вообще никуда не пришедших (по современному морскому праву — в течение трех месяцев). Достаточно упомянуть, что в русском флоте с 1713 по 1862 год, т. е. к времени исчезновения клипера «Опричник», из 304 случаев кораблекрушений только два корабля считались пропавшими без вести: яхта «Миюс» на переходе из Херсона в Смирну в 1782 году и транспорт «Курил» в Беринговом море в 1850 году, а в английском флоте с 1793 года по 1870 год из 461 корабля — всего пять, т. е. примерно один процент!
В предлагаемом очерке автор подвергает сомнению анализ комиссии, расследовавшей причины «исчезновения» «Опричника», и выводы о возможной его гибели в урагане 25 декабря 1861 года. В самом деле, чем же можно объяснить гибель еще совсем не старого корабля, управляемого опытным командиром, с умелой и сплававшейся командой, с исправными такелажем и рангоутом, имевшем очень хорошие мореходные качества? Невольно возникают «сто тысяч почему?».
Ошибки навигационного характера, особенно при неблагоприятной погоде, часто приводят к кораблекрушениям, но гибель корабля, так сказать, «в чистом виде», только от морской стихии, случается значительно реже и, как правило, в условиях бурной погоды. При неравномерной и стремительной качке смещаются грузы, ломается рангоут, в результате сильного крена ураганная волна гуляет по палубе, вышибая люки и круша все на пути.
В итоге — потеря остойчивости, сотни тонн воды в корпусе и как печальное следствие — удар колокола в страховой компании Ллойда. Впрочем, это относится только к торговым судам, военные корабли не страхуются.
Какая же судьба постигла клипер «Опричник»? Для выяснения этого попробуем рассмотреть случившееся с палубы клипера, поскольку его гибель в океане несомненна и, следовательно, отпадают все причины, кроме стихийного бедствия.
Известно, что «Опричник» был хорошо подготовлен к океанскому плаванию. Неприспособленный для перевозки грузов корабль не мог, конечно, принять груз на верхнюю или жилую палубу, его достаточно плотно уложили в трюмах вместе с корабельными запасами. Значит, можно исключить смещение груза, который к тому же размещался ниже ватерлинии, а считать остойчивость клипера, даже при сильном волнении, достаточной. Таким образом, можно предположить следующую весьма вероятную версию гибели «Опричника».
Мы знаем, что скорости ветра в тропических ураганах достигают 70 — 100 м /с (около 35–50 миль в час), а потому можем представить, какие разрушения производит такой ветер, с какой силой он давит на все, что «попадается ему под руку». Попав в ураган, «Опричник», вероятнее всего, уже не нес никаких парусов. Но даже «голый» рангоут с паутиной снастей имеет значительное сопротивление. Поэтому не исключено, что во время сильнейшего порыва клипер получил предельный динамический крен под ветер, был залит водой при сильном волнении и ушел на дно со всем экипажем. Так прочность парусного вооружения обратилась во вред кораблю.
Косвенно эту версию подтверждают два обстоятельства: во-первых, отсутствие каких-либо обломков «Опричника» (какие обломки, если он не был разбит ураганом, а потоплен им!), во-вторых, случай в 1857 году с 84-пушечным линейным кораблем Балтийского флота «Лефорт», который во время поворота через фордевинд, имея только марсели в 4 рифа, получил сильный шквал с большим креном на левый борт и в считанные минуты опрокинулся. Это случилось в Финском заливе. Что же говорить об Индийском океане!
Возможна, но маловероятна еще одна версия: встреча клипера с «волной-убийцей», явлением нечастым, которое встречается в юго-западной части Индийского океана. Такая суперволна способна сломать и потопить современное стальное крупнотоннажное судно, а не только миниатюрный (по нашим масштабам) деревянный парусник[4].
Установить место гибели клипера, очевидно, нельзя. Но можно допустить, что 25 декабря со «Зваана» был виден именно «Опричник». Дело в том, что русские военные клиперы имели трехмачтовое парусное вооружение типа «барк», т. е. на фок- и грот-мачтах несли прямые паруса, а на бизань-мачте — косой парус. Это довольно резко отличало их от английских и американских торговых клиперов, ходивших этим же путем, но имевших на всех трех мачтах прямые паруса. Коммерческие же барки были гораздо тихоходнее клиперов, затрачивали на переход через океан больше времени и не могли считаться хорошими ходоками.
Что могло заставить командира «Опричника» пойти в центр урагана — неизвестно: то ли роковая ошибка в выборе курса на расхождение- с ураганом, вызванная усталостью (такие ошибки случаются и в наше время), или другие причины — нам уже не узнать. Но даже если «Опричник» выскочил из урагана 25 декабря «сухим», то он мог погибнуть и несколько позже — с 24 декабря 1861 года по 8 января 1862 года его ждали на пути четыре зафиксированных судовыми документами урагана.
Итак, завесу таинственности, окружающую исчезновение клипера русского флота «Опричник», можно лишь приоткрыть, рассматривая немногие крупицы известных фактор и более или менее реальных предположений. Истинная же причина гибели корабля навсегда похоронена в океане.
Игорь Подколзин
В МОРЕ «ЧЕРНАЯ СМЕРТЬ»
Очерк
Художник В. Родин
Море поблескивало, словно осыпанное рыбьей чешуей. Из него всплывало солнце, и под его лучами холодный ночной туман превращался в воду, которая ручейками сбегала по черным бортам.
28 апреля 1921 года пароход Добровольного флота «Кишинев» отвалил от причала мыса Эгершельд во Владивостоке, вышел в бухту Золотой Рог и взял курс на Чифу. В вахтенном журнале значилось: кроме сорока двух человек команды на судне находятся восемьдесят шесть пассажиров-китайцев, два американца и сорок семь компрадоров — своего рода десятников, ведающих перевозкой грузов и рабочих.
На траверзе маяка Муравьева-Амурского повернули в Японское море. Команда и пассажиры занимались своими делами.
К вечеру засвежел норд-ост. Зарябила неоглядная ширь. От берегов Японии покатилась крутая, в белых пенистых барашках волна. Закачало.
Расположившиеся было на палубе со своим немудреным скарбом пассажиры засуетились, начали спускаться в душную, глубокую яму трюма, где и разлеглись вповалку на настилах из шершавых, неструганых досок.
Когда стемнело, низкие, дымчато-тревожные тучи разразились ливнем. Длинные струи захлестали по желтым облупленным надстройкам, забарабанили по палубе. Густая сырость перевалила через комингсы люков и поползла туда, где, прикрытые чем попало, прижавшись друг к другу, лежали люди.
Глухие удары волн сотрясали корпус. В твиндеке скрипело, ухало и переливалось. Стонали страдающие морской болезнью. Кислый запах грязной одежды и человеческих тел заполнил все уголки темного помещения.
На рассвете ветер стих, прекратился дождь. Потеплело.
Старший помощник капитана Александр Бочек, светловолосый, молодой, больше напоминающий учителя, чем моряка, заканчивал составление судовых документов.
В дверь настойчиво постучали.
— Да, да! Входите!
В каюту ввалился судовой врач Киселев. Задыхаясь, взволнованно выпалил:
— Беда, Сан Палыч! Чер-те что творится!
— Дух переведите. Бежали, что ли?
— Э-э!.. Бежал, летел — какая разница! Беда, понимаете ли, на судне.
— Да что случилось? Успокойтесь.
— Успокоишься тут на веки вечные.
— Да что с вами? Садитесь. Выпейте воды. — Старпом придвинул к врачу графин.
— Значит, так, — осушив стакан, сказал Киселев. — Такое дело…
Утром врач совершал обычный санитарный обход. Он медленно поднялся по трапу, щелчком швырнул за борт окурок. Тут же боязливо огляделся, помянув недобрым словом никчемные, как он считал, флотские порядки, запрещавшие выбрасывать что-либо за борт.
Внимание его привлекли два человека, одетых в застиранные синие хлопчатобумажные куртки. Они пытались втащить в ватерклозет беспомощно повисшего на их плечах товарища. Киселев неторопливо приблизился.
— Пьяный? — спросил он, покачиваясь с носков на каблуки, заложив руки за спину. — А может, опиума накурился?
— Нет, капитана, нет, — затараторили китайцы, стреляя глазами по сторонам. — Укачался мало-мало. Рвет его. Задыхается.
— Чего же вы его трясете, ему покой нужен. Ну-ка!
Киселев протянул руку и за подбородок повернул голову мужчины. На почерневшем остроскулом лице резко выделялись мутные глаза. Нижнюю, закушенную до крови губу покрывала розоватая пена.
— Да он болен! Ну-ка, положите его.
Китайцы опустили человека на палубу. Лекпом пощупал пульс — его не было.
— Он без сознания. У него шок. Эй, вахтенные!
К Киселеву подбежали матросы.
— В лазарет. Живо. Помогите им.
Больного отнесли вниз и уложили на покрытую простыней кушетку. Он почти не дышал. Судороги в дугу сгибали тело. Спустя полчаса он умер. Врач, сверив симптомы, установил диагноз — легочная чума…
Киселев сидел, беспомощно опустив руки. По вискам из-под фуражки бежали тонкие струйки.
— Почему сразу не доложили?
— Сомневался. Шутка ли, такая напасть. А вдруг не то. Чума вообще вещь дрянная, а уж на море… — Врач безнадежно развел руками.
— Кто еще знает о случившемся?
— Никто вроде бы, — неуверенно протянул лекпом, — разве санитар? Хотя вряд ли он понял, но кто ведает…
— Пойдемте к капитану. Самое главное, чтобы паники не было.
Но на маленьком судне трудно что-либо утаить. Переполох уже поднялся. Видно, сболтнул санитар с перепугу или из желания покрасоваться — дескать, вот мы с доктором что обнаружили. Страшная фраза «черная смерть» передавалась из уст в уста.