Труп и вещи умершего облили керосином и спустили за борт. Трюм продезинфицировали. Едко запахло карболкой. Капитан приказал изолировать приятеля чумного от прочих пассажиров и ежедневно проводить медицинское обследование.
«Кишинев» окутала напряженная настороженность.
Однако время шло, а ничего страшного не происходило.
Постепенно паника улеглась. Жизнь вошла в обычную колею. Карантинный китаец чувствовал себя превосходно. С аппетитом уплетал сдобренный сметаной флотский борщ, лукаво посмеивался, что-то напевая под нос. Считал — ему исключительно повезло: за те же гроши, что и товарищи, не ютится в вонючем трюме, а как господин расположился в чистой каюте, да еще и кормят бесплатно.
Транспорт миновал Цусимский пролив. Вошли в Желтое море и повернули на Чифу. О происшедшем почти забыли.
За обедом в кают-компании второй механик, о мнительности которого ходили анекдоты, расправляясь с отбивной, ворчал:
— Надо же. Выдают аттестаты медицинские всякому. А я еще к нему прошлым разом как к доктору обращался.
— Вы о ком? — приподняв голову от тарелки, спросил капитан Гросберг.
— О знахаре нашем. Тоже мне — врач медузий. Упившегося вусмерть «ходю» за чумного принял.
— Иногда ошибается и медицина. Лучше недосолить, чем пересолить. Вернее, я хотел сказать, что меры профилактики… — попробовал защититься доктор.
— А ты не ошибайся. Не пересаливай! — перебил механик. — Я, может, после такого места не нахожу, кусок в горло не лезет. А у меня жена, дети. Шутка ли — чума! За такие фокусы недолго и звания лишить.
— Ну, знаете! — обиделся лекпом. — В вас просто говорит недостаток общего развития. — Он вытер салфеткой рот и поднялся из-за стола.
— Смотри какой грамотный! — взъярился механик. — Раз-вился-разрезвился! Раньше плавали без разных там врачей-докторов, и ничего, обходились.
— Не говорите глупостей! Как вам не стыдно! — одернул механика капитан.
В одиннадцать часов, когда до пункта назначения осталось совсем немного, грянул гром среди ясного неба — обнаружилась чума еще у одного пассажира. Он умирал. Его жалкие пожитки перенесли на палубу. Поставили охрану, чтобы никого не подпускала.
Капитан собрал офицеров судна.
— Мы приняли чрезвычайные меры, сообразуясь с возможностями, — сказал он. — Основное — не допустить распространения заболевания, локализовать его.
— Господи! Вода же кругом. Что делать-то? — второй механик всплескивал короткими ручками. — Как мухи, все концы отдадим. А у меня семья, детишки малые.
— А у других — котята? — вспылил штурман. — Заткнулись бы, слушать противно.
— И не слушай, — окрысился механик. — Сам заткнись. За прокладкой вон лучше следи.
— Тише, тише! — капитан постучал ладонью по столу. — Главное, дисциплина, никакой растерянности. Скоро придем в порт.
— Придешь тут, — сказал механик. — Рыбам на закуску.
— Прекратите! — Гросберг сдвинул мохнатые брови. — И вообще хватит болтать — отправляйтесь по своим местам.
Неожиданно дверь салона распахнулась.
— Китайцы! На охрану набросились! Больного отымают! Дерутся, — матрос перевел дух. — Зарезать грозятся. Много их.
— Всем на палубу! Быстро!
Капитан и офицеры, толкая друг друга, бросились к выходу.
Наверху компрадоры отмахивались андшпугами от наседавших. Толпа колыхалась, вопила, ругалась и бурлила, как на базаре. Несколько человек, вооруженных ножами, пытались напасть на компрадоров сзади. Поодаль, сгрудившись над обнаженным по пояс больным, стояли китайцы и дергали его за руки и за ноги, намеревались бритвой вскрыть вену.
— Что вы делаете?!
— Разойдись! Марш в трюм!
— Отнимите у них человека.
Моряки стали отпихивать «врачевателей». Началась свалка.
— Капитана! У него не чума. — Вперед выскочил длинный, худой китаец. — Вот он, — ткнул пальцем в благообразного старичка в черной островерхой шапочке, из-под которой торчала тощая, засаленная косичка, — наш лекарь. Он ему дурную кровь выльет.
— Мы вам выльем! — кричали матросы. — А ну, катись отседова!
Кое-как навели порядок. Китайцы, бормоча ругательства, нехотя отступили. Больной был без сознания.
После полудня «Кишинев» подходил к Чифу. Навстречу вырулил беленький катерок. На борту, похлопывая полированным стеком по коричневым крагам, облокотился о рубку карантинный врач-англичанин. Круглый, как колобок, одет в кремовый чесучовый костюм и белую панаму. Он запрокинул голову и, улыбаясь во весь рот, полный золотых зубов, прокричал капитану, которого знал еще по Владивостоку, где когда-то служил в той же должности:
— Как поживаете, кэп? С благополучным прибытием! — Он передвинул сигару в уголок рта. — Все ли здоровы? Как там Россия-матушка?
— Здравствуйте. Мне не до шуток, мистер Саймор, — ответил Гросберг. — На борту больной. Предполагаем чуму. Его следует незамедлительно эвакуировать в больницу. Прошу сделать это поскорее.
— У вас чу-у-ма? — сигара чуть не вывалилась из губ англичанина. — Вы серьезно, или это ваш большевистский юмор?
— Совершенно серьезно. Нам нужна срочная помощь.
Врач забарабанил стеком по крыше рубки и что-то сказал высунувшемуся оттуда рулевому. Затем повернулся к Гросбергу и крикнул:
— К причалам не швартоваться! Отойдите на рейд и встаньте на якорь. Я приму меры. Гуд бай!
Катер описал вокруг судна дугу, оставил в воздухе голубоватый дымок и полным ходом помчался к берегу. Бравый доктор будто сделался меньше. Несколько раз испуганно оглянулся. Выплюнул сигару и скрылся в рубке.
Пароход стал на рейде на якорь. Слух о происшествии, очевидно, уже распространился по порту — рыбачившие неподалеку джонки подняли бамбуковые паруса и опасливо отплыли подальше.
К вечеру свалился еще один китаец. Команду переместили в носовые помещения, а пассажиров — в корму. Твиндеки окурили серой. Судно окуталось едким запахом. Из порта сообщили: на следующий день заболевших переправят в город.
Рано утром оба больных умерли. Через час к «Кишиневу» снова приблизился катер. На нем, закутавшись в черный блестящий плащ, стоял доктор. Куда девалась вся его жизнерадостность! Лицо до бровей закрывала марлевая маска. Приподняв ее край, он крикнул капитану:
— Передайте мне пассажиров-американцев!
— А остальные?
— Потерпят! Скоро пришлем гробы для умерших. Проведите дезинфекцию. К вам подниматься не буду, — добавил он, словно оправдываясь. — Начальство запретило, я у них единственный медик. В общем обходитесь своими силами.
— Трюмы мы обработали. Когда заберете остальных пассажиров?
— Возьмем, возьмем. Я веду переговоры с властями. Положитесь на меня, кэп.
— Неужели там не понимают, что грозит людям?
— Не знаю. Я доложил, думаю, скоро примут меры. Не лезьте на рожон, Гросберг, лучше себя берегите, чума не фунт изюма. Счастливо. — Англичанин помахал рукой.
— Трус и ничтожество, — сказал ему вдогонку Гросберг.
Раскаленное добела солнце припекало. Мрачная толпа китайцев вылезла наверх и грозно придвинулась к носовым надстройкам. Суровые, угрюмые лица. Плотно сжатые губы. Поблескивающие глаза.
Китаец-знахарь сложил руки рупором, прошепелявил:
— Капитана! Не уберешь мертвый люди, худо будет. Мы не хотим умирай!
— Прошу спуститься вниз и не мешать нам, — ответил Гросберг.
Его слова утонули в угрожающих криках. В руках у китайцев засверкали ножи. На мостик полетели бутылки и палки.
Капитан облокотился на поручни.
— Успокойтесь. Мы подвергаемся одинаковой опасности и делаем все возможное. Ступайте отдыхать. Не мешайте нам. Бочек, наведите порядок.
С большим трудом старшему помощнику и матросам удалось оттеснить взбунтовавшихся на ют. Наступила тягостная, повисшая на тонюсенькой ниточке тишина. Чуть задень — оборвется. Загрохочет вокруг, забурлит, покатится лавиной…
Снова появился катерок. Увидев англичанина, китайцы облепили борта. Перевесившись, размахивали руками, кланялись и умоляли о помощи.
— Сейчас подойдет баржа! — крикнул врач. — Перегрузите пассажиров, мы отправим их на остров Кентукки в пяти милях отсюда, пусть там посидят.
— Как быть с умершими? Вы представляете, что на такой жаре…
— Сообщу потом, — пообещал доктор.
В сумерках действительно пришлепала грязная и обшарпанная баржа. Пассажиры по шторм-трапу перебрались на нее. Моряки снабдили их продовольствием, отдали и случайно оказавшиеся на судне палатки. Но к этому времени уже скончалось еще несколько человек. Трупы лежали там, где их застала смерть. Зрелище было жуткое. В темных, узких коридорах и высоких, как залы, опустевших твиндеках чернели застывшие в разнообразных позах скрюченные тела.
Наступила ночь. Никто не сомкнул глаз. Когда засерело, подошел катер. Он остановился так далеко, что с большим трудом можно было расслышать голос доктора:
— Кэп! Команда должна убрать трупы сама!
— Но куда их деть? За борт?
— Ни в коем случае. Понесете строжайшую ответственность.
— Так куда же? Вокруг вода. — Гросберг вышел из себя. — Не по воздуху же.
— Сожгите в топках.
— Горловины узки, тело туда не пройдет.
— Разрубите на части.
— Что-о-о?
На борту возмущенно загудели.
— Не привередничайте. Это же не белые.
— Я категорически протестую. Это святотатство. У нас нет лекарств и дезинфицирующих средств. По международным законам вы обязаны оказать нам помощь. Я требую! Слышите, требую!
— Требую! — передразнил англичанин. — Не устраивает — ждите и не морочьте мне голову. Подумаешь, нежности. — Он пожал плечами. — Вам же добра желаю по старой дружбе.
Прошел день, вечер. Казалось, портовое начальство решило бросить «Кишинев» на произвол судьбы. Выжидает, когда экипаж справится с эпидемией сам или погибнет до единого человека. Ночь тянулась бесконечно. Никто не спал. По мостику нервно ходил капитан. От крыла до крыла. Вперед — назад. Звук шагов гулко отдавался по судну.
На востоке заалело. Из-за пустынного, расположенного к югу от Чифу островка Кентукки поднялось оранжевое солнце. Посапывая паром, от причала отвалил портовый буксиришка — доставил 11 гробов и немного извести. Доктор сообщил капитану: