Картину, нарисованную Марком Оуензом, можно действительно назвать идиллической, если бы их соседями по спальне посреди пустыни Калахари не были львицы. Да и возникла столь необычная дружба далеко не сразу.
Первый шаг к ней Оуензы сделали, когда после университета Марк пошел работать забойщиком на каменоломню, а Делия стала за прилавок универсама. Задуманная экспедиция требовала средств, а у молодоженов не было за душой ни гроша. Через два года они устроили среди друзей горняков грандиозный аукцион — продали все, начиная от подержанного «опеля» и кончая кухонной посудой. На следующий день Оуензы взяли билеты в один конец в ботсванскую столицу Габороне, имея с собой два рюкзака с одеждой, бинокль, фотокамеру и шесть тысяч долларов.
Разбив палатку в саду местного отеля и не обращая внимания на шутки заезжих туристов, настойчивая молодая пара с утра до вечера опрашивала всех, кто имел хоть малейшее представление о внутренних районах Ботсваны. В конце концов по совету старого почтмейстера, некогда промышлявшего охотой на львов, они выбрали район озера Макгадикгади посреди Калахари. «Там водится множество копытных, значит, хватит и львов», — заверил старик.
Четыре дня, без дорог и карты, полагаясь лишь на компас и спидометр, Оуензы пробирались по песчаным холмам на возмущенно дребезжавшем и скрипевшем старом «лендровере», купленном по случаю у того же почтмейстера. «Ему там все знакомо, так что он не подведет», — совершенно серьезно заверил старик. И действительно, его предсказание сбылось, когда утром на четвертый день, перевалив через гряду каменистых холмов, путешественники увидели перед собой огромную долину, в которой стоял пыльный туман, поднятый многими тысячами копыт зебр и антилоп.
Насчет того, где разбивать лагерь, не было сомнений — поближе к водопою и солончакам. Однако первый же опыт, когда Марк три часа спасался в наглухо закрытой машине от рассерженной львицы и чуть не изжарился за это время, заставил Молодых зоологов пересмотреть свои взгляды. У местного четвероногого населения имелись собственные владения, определенные законы и привычки, которые следовало уважать. «Иначе доверия не завоюешь», — глубокомысленно заключил Марк, потирая поцарапанную львицей руку. Делия внесла практическое предложение: не разбивать постоянного лагеря, а постараться следовать за каким-нибудь львиным прайдом и затем поселиться на первое время возле границ его владений. Будучи соседями, они рано или поздно познакомятся… «А когда взаимное недоверие исчезнет, будем ходить, друг к другу в гости, если еще сможем передвигаться после первых контактов», — пессимистически согласился Марк.
Однако столь блистательному плану не суждено было осуществиться. Стада зебр и антилоп находились в постоянном движении. На них, естественно, охотились львы, но вот разобраться в том, откуда они приходят и придерживаются ли определенной охотничьей территории, как гласила теория, Оуензам никак не удавалось.
В конце концов зоологи решили обосноваться в заказнике Центральной Калахари, где на территории в 32 тысячи квадратных мили не было ни людей, ни дорог, ни населенных пунктов. Запасшись припасами в форпосте цивилизации, крошечной деревеньке Маун, и в последний раз вдоволь накупавшись в коричневой, как кофе, реке, зоологи опять двинулись в путь. Правда, на сей раз у них был довольно-таки точный адрес — Долина привидений — высохшее русло в трех днях пути от реки Ботети. Несмотря на свое зловещее название, долина произвела на путников благоприятное впечатление: ее русло и покатые берега поросли травой, а самое главное, там преспокойно паслись стада сернобыков и антилоп. Каждое утро они были на том же самом месте, так что сумасшедшая гонка преследования отпадала сама собой.
Оставалось только выявить хищников, нападавших на травоядных, и заняться их изучением. Марк и Делия решили вести наблюдение круглосуточно и для этого разбили сутки на двухчасовые смены. Первому после ужина досталось дежурить Марку, которому и выпала честь познакомиться с первым из местных хищников. Едва угли костра догорели, как возле палатки возник приземистый силуэт. Сначала зоолог подумал, что это пожаловал львенок из какого-нибудь соседнего прайда, и стал прикидывать, как бы подбросить гостю какое-нибудь- лакомство, не спугнув его при этом. Однако замашки визитера мало походили на львиные. Сначала он громко гремел кухонной посудой, видимо вылизывая остатки ужина, а потом Марк с ужасом услышал, как чьи-то зубы скребут по глиняному кофейнику.
Марк включил фонарь и не удержался от проклятья. В нескольких метрах стоял шакал и преспокойно примеривался, как отгрызть носик у кофейника. Если учесть, что, как заверили Оуензов, шакалы панически боятся людей и улепетывают при одном их появлении, это было явным оскорблением. В гневе зоолог обрушил на нахала целую тираду из лексикона рабочих каменоломен. Это достигло своей цели. Шакал оставил в покое кофейник, внимательно выслушал все мыслимые и немыслимые проклятья, а потом с хитрой улыбкой взглянул на Марка, словно говоря: «А ты мне нравишься. Мы с тобой поладим».
Что имел в виду этот прохвост, вскоре стало ясно. Когда Делия заступила на дежурство, а ее супруг задремал, положив под голову вместо подушки свернутую рубашку, кто-то рывком выдернул ее. Марк вскочил и стал шарить лучом фонарика вокруг. Так и есть. Футах в тридцати он обнаружил шакала, не спеша тащившего рубашку по колючкам, так что было слышно, как трещит материя. Марк сунулся было за туфлями, чтобы догнать и проучить воришку, но его и след простыл.
Ночь была окончательно испорчена. Но, как говорят, нет худа без добра. Даже в таком пустынном месте нельзя было размагничиваться, если они не хотели лишиться чего-либо более ценного. Поэтому остаток ночи и утро Марк посвятил устройству платформы-сейфа из колючих ветвей на верхушках трех росших рядом акаций. Теперь по крайней мере за пожитки можно было не беспокоиться. «Какое-никакое, пусть временное, но жилище у нас теперь есть», — так оценила Делия строительные усилия супруга, не подозревая, что в течение семи лет это место будет их домом. Возможно, не слишком комфортабельным, ибо каждая капля воды была на учете: восемь месяцев в году дождей в Калахари не выпадает, и за водой приходилось ездить за 150 миль в оба конца на речку Ботети. Тем не менее здесь всегда сохранялось достаточно травы и кустов, которые давали пропитание сернобыкам, антилопам, шпрингбокам. А они в свою очередь позволяли существовать львам, леопардам, гепардам, гиенам и шакалам. Поскольку все хищники вели в основном ночной образ жизни, Оуензам волей-неволей тоже пришлось стать «ночными птицами» и с заходом солнца заводить свой «лендровер», чтобы не пропустить чью-нибудь охоту.
«Нас нередко спрашивают, почему мы выбрали для своих научных изысканий столь примитивные условия. Ведь есть достаточно биостанций, где в более цивилизованной обстановке ученые изучают жизнь животных. Я отвечу на это так, — пишет Марк. — Сама наша изолированность, отсутствие контакта с внешним миром, наше общение с животными, никогда ранее не видавшими людей, делают наш опыт уникальным. Если можно так выразиться, мы постарались максимально слиться с природой, и то, что в других обстоятельствах отбрасывается как мелочь или вообще не замечается, превращалось для нас в событие. Первые годы мы жили даже без радио и оружия, а посторонних встречали три-четыре раза в год, когда ездили за припасами в Мауну. В отличие от других исследователей мы не стали строить даже хижины. Нет, это не была одна из причуд. Просто мы хотели постоянно находиться в такой же обстановке, что и наши подопечные: зной, ветер, ливень — все поровну. Нам хотелось испытывать те же чувства, что и животные, слышать те же звуки, воспринимать те же запахи. Мы считали, что таким образом легче поймем тех, кто населял Долину призраков».
И вот что характерно. Читая дневник добровольных отшельников, вы почти не встретите жалоб на бытовые неудобства, хотя они существовали почти без свежих овощей, на одних консервах. Разве что иногда Делия с юмором отмечала, что, если случалось найти страусиное яйцо для яичницы, она всегда предпочитала находиться подальше, пока Марк не просверлит скорлупу и не убедится в его доброкачественности. Или что из-за отсутствия холодильника вода в бочках, а следовательно, и все, что из нее было приготовлено, отдавало затхлостью. Впрочем, со временем Оуензы настолько свыклись с этим, что недоумевали, почему кисло морщатся изредка навещавшие их гости, хотя их угощают изысканными блюдами.
Правда, когда однажды утром Делия открыла ящик с кухонными принадлежностями и обнаружила там свернувшуюся и плюющуюся кобру, по ее собственному признанию, она, так завопила, что еще более перепуганная змея исчезла в мгновение ока. А вообще, весело заканчивает она этот эпизод, африканские гадюки и черные мамбы не слишком досаждали им. Стоило хоть одной из них появиться в лагере, как птичья охрана поднимала неистовый гвалт и не успокаивалась, пока опасный нарушитель не был обнаружен и удален.
Лучше же всего о настроении добровольной изгнанницы свидетельствует запись о том, что не было дня, когда бы она не подкрасилась и не попудрилась. Правда, птичье население так и не примирилось с бигудями и, увидев их на голове Делии, поднимало тревогу, словно в лагере была змея.
Позвольте, но где же научные наблюдения, открытия, наконец, просто встречи со львами? Приблизительно такие вопросы возникают у нетерпеливого читателя. Можете поверить, что всего этого у Оуензов было предостаточно. Но так уж устроена любая экспедиция, пусть даже из двух человек, что быт занимает в ней немалое место. Что же до остального, то…
«К концу первого года мы могли с полным основанием сказать, что узнали кое-что новое о львах Калахари и редких бурых гиенах, — читаем мы в дневнике. — Но денег у нас оставалось 200 долларов, а об обещанной стипендии не было ни слуху ни духу. И все-таки, поверьте, отнюдь не с легким сердцем мы решили оставаться в Долине призраков, пока не кончатся продукты. Мы уже потеряли счет неделям, когда жили на сорговой каше, сваренной на порошковом молоке, и похудели соответственно: я — на семь, а Марк — на семнадцать килограммов. Днем мы едва передвигали ноги, а ночью не