х международных ярмарок, демонстрирующих фото- и радиотехнику, мебель и моды, пищевую продукцию и спортинвентарь.
С далекой стариной связано и проведение на берегах Рейна широко известных карнавалов, в организации которых Кельн играет ведущую роль. Своей кульминации карнавал («шутовское время», — говорят немцы) достигает в последнюю неделю масленицы, то есть в середине февраля, когда одно за другим идут заседания шутовских «оргкомитетов» карнавала, когда обер-бургомистр Кельна, чествуя главу шутов, вручает ему на время празднеств ключ от ратуши и всю власть в городе, когда в так называемый «розовый понедельник» на улицы выплескивается красочное шествие средневековых ремесленников и солдат времен Фридриха Великого, гигантских фигур из папье-маше и совсем крохотных барабанщиков и трубачей.
Очередной этап нашего плавания по Рейну — столица земли Северный Рейн-Вестфалия — почти семисоттысячный Дюссельдорф.
Официальный статус и официальный облик ряда учреждений, например правительства и парламента, придают черты определенной чопорности этому городу; еще более усиливают это впечатление резиденции финансовых и промышленных магнатов в Дюссельдорфе — здания банков и биржи, «Дом Тиссена», небоскребы других известных западногерманских концернов. Но одновременно столица земли Северный Рейн-Вестфалия — обладатель прекрасных парков и старинных дворцов, город, сохранивший, подобно Бонну или Майнцу, свой «альтштадт» (средневековую часть). Здесь родился и жил великий немецкий поэт — Генрих Гейне, чье имя носит институт, ведущий научно-исследовательскую работу в области истории и литературы.
У Дюссельдорфа Рейн окончательно оказывается на плоской равнине. Этот район туристские справочники кокетливо называют «черной жемчужиной», местные жители просто и грубовато — «котлом». Попав в старый индустриальный центр — Рурскую область, река словно бы тоже преображается: белые прогулочные теплоходы все больше теряются среди массы грузовых судов. Приближается крупнейший в ФРГ и во всей Западной Европе речной порт Дуйсбург. В его гавани ежегодно обрабатывается более шестидесяти миллионов тонн грузов; от его причалов суда уходят в Англию и Скандинавские страны, в Польшу и СССР, Францию и Испанию.
В настоящее время на Рейне зарегистрировано около одиннадцати с половиной тысяч судов общей грузоподъемностью примерно около десяти миллионов тонн плюс свыше пятисот буксиров и толкачей (самый большой рейнский флот — у голландцев, за ними идут ФРГ и Франция). Особенно напряженным является движение в низовьях реки, где к загрязнению от судоходства добавляются промышленные отходы, собранные Рейном на всем его протяжении. Одна западногерманская газета с грустью вспомнила, что во времена, когда Вагнер писал свою оперу «Золото Рейна», из песка на Верхнем Рейне еще добывали золото; сегодня же из его воды можно получить чуть ли не все элементы таблицы Менделеева… Эту одну из главных водных трасс нашего континента как в ФРГ, так и в других прирейнских странах сейчас называют «сточной канавой Европы». Свыше восемнадцати миллионов граждан этих государств употребляют питьевую воду из Рейна, содержащую канцерогенные вещества!
Кто виноват? Нет резона отрицать тот факт, что общее индустриальное развитие имеет и отрицательные экологические последствия, с этой точки зрения — в силу чисто географических причин — голландская промышленность меньше отравляет Рейн, чем, скажем, западногерманская. Впрочем, принципиальной разницы в поистине преступном отношении монополий различных стран — металлургических, химических и других — к окружающей среде, к Рейну нет. Что касается ФРГ, то существующее в этой стране демократическое движение под лозунгом «Спасите Рейн!» после обширного и серьезного исследования констатировало: один только химический концерн «Байер» сбрасывает в воду больше ядовитых отходов, чем такие промышленные города, как Карлсруэ, Штутгарт, Мангейм, Вюрцбург, Франкфурт-на-Майне, Висбаден и Майнц, вместе взятые…
Между тем, миновав Ксантен, место, где якобы находился воспетый в германских сагах замок Нибелунгов, река у городка Эммерих покидает немецкую землю.
Едва оказавшись на голландской территории, Рейн совсем замедляет свое движение и словно растворяется в бесчисленных каналах и озерах, составляющих водную сеть Нидерландов. Более того, он теряет и свое имя: едва успев назваться на голландский манер — «де Рейн», река получает наименование «Лек», а затем, при впадении в Северное море, — «Ниуве ватервег» («Новый водный путь»).
Берега Рейна здесь настолько низки, а суда, в том числе и морские, плавающие в дельте реки, столь огромны, что уже на небольшом расстоянии с суши картина принимает поистине фантасмагорический характер: гигантские корабли, словно обрезанные по ватерлинию, похоже, катятся на роликах по невидимому шоссе, едва не задевая крылья выстроившихся шеренгами вдоль берега ветряных мельниц. Влажный воздух с крепким соленым запахом моря, резкие вскрики чаек, белый изящный контур моста через приток Рейна — Маас, голенастые «ноги» электропередач и гигантские серебристые кастрюли нефтехранилищ уже возвещают о приближении большого порта.
Это — Роттердам. Одна из самых больших гаваней мира, к чьим пирсам подходят супертанкеры, громадные сухогрузы, океанские пассажирские лайнеры. Роттердам — родина создателя бессмертной «Похвалы глупости» насмешливого мудреца Эразма Роттердамского. Город-борец и город-мученик, стертый с лица земли бомбардировщиками фашистской «Люфтваффе» и возрожденный в своей первозданной красоте. Роттердам — город кораблестроителей, на верфях которого под видом простого плотника учился нелегкому ремеслу Петр I. Город с открытым сердцем и доброй душой, объединенный узами побратимства с нашим Ленинградом…
Незадолго до впадения в Северное море Рейн по отводному каналу отдает часть своих вод самому большому городу Голландии — Амстердаму и самому большому озеру страны — Зюйдер-зее, заполняя таким образом всю водную систему в южной части Нидерландов. Ручеек, когда-то буравивший ледяную корку в Швейцарских Альпах, преодолевает более тысячи километров, пока не добирается до сонных голландских каналов, в которых качаются рыбацкие дома-суденышки. До чего же удивительна была настойчивость этого ручейка!
Владимир Свинцов
ИСПЫТАНИЕ НА ЗЛОБНОСТЬ
Рассказ
Художник И. Гансовская
Посреди поскотины был вбит толстенный кол. На колу железное кольцо. А уже к кольцу длинной колодезной цепью привязан медведь. Он возвышался бурой копной и сидел по-собачьи, опершись передними лапами о землю. И по тому, как он водил мордой, как трепетали черные ноздри, было заметно его волнение. Не приходилось ему видеть сразу столько людей.
Метрах в семидесяти от него стоял стол, накрытый красной скатертью, на нем мегафон, папки, какие-то бумаги… Шикалов что-то говорил толпившимся неподалеку деревенским мужикам, размахивая руками. Но когда Павел Буянов, запыхавшись от быстрой ходьбы, пробрался через толпу, Шикалов уже маячил у грузовика с клеткой, в которую полчаса назад Павел сажал Потапыча. Сам, собственными руками.
Переводя дыхание, Павел покрутил головой, присматриваясь. За грузовой машиной виднелись разноцветные «Жигули», «Москвичи», автобусы. В стороне стояли две блестящие черные «Волги». За легковушками толкался приезжий, пестро одетый люд, и оттуда доносился разноголосый собачий лай.
Наконец Шикалов вернулся к столу.
— Николай Филиппович, — сунулся было к нему Павел. Но тот молча отстранил его рукой и взял мегафон.
— Товарищи! Внимание! Внимание! — раздался над поскотиной голос. — Областные испытания лаек на злобность объявляю открытыми. Представляю судей… — г Он перечислил несколько фамилий, после чего сказал: — К испытаниям допускаются западносибирские лайки с родословными, в возрасте от трех лет и выше. Сначала идут суки, потом кобели. Первой вызывается лайка Анита — диплом полевых испытаний второй степени, возраст четыре года. Владелец Харченко.
И Павел понял, что опоздал и теперь уже ничего нельзя сделать. Он увидел высокого худощавого мужчину с поджарой лайкой черно-белой масти и повернул назад. Не хотел он смотреть, как будут рвать собаки его Потапыча. Но вначале невнятный смешок, а затем откровенный язвительный смех заставил обернуться.
— Чего это? — спросил он у оказавшегося неподалеку соседа Василия.
— Та-аа, — махнул тот рукой. — Не собака, барахло. Боится медведя. За хозяина прячется.
Над поскотиной снова раздался голос Шикалова.
— Лайка Анита снимается с испытаний из-за непригодности. Уберите собаку, гражданин Харченко.
— А ведь говорили, что только чистокровных собак допускают, — удивился бригадир Иван Макарьевич.
— Ну и что из того, что чистых?! — громко, чтобы другие слышали, сказал Василий. — Кровя-то чисты, да жидки, водичкой водопроводной с двенадцатого этажа разбавлены. Собаки эти не то что медведя — дерева с балкона не видели…
— Вызывается лайка Петра, возраст три года, диплома нет. Владелец Анисимов, — громыхнул над поскотиной усиленный мегафоном голос Шикалова.
— Куда ей без диплома?! — съехидничал Василий. — Тут с дипломом…