Рододендроны давно поселены рядом с человеком. В Англии их начали выращивать еще в XVIII веке, затем «альпийские розы» стали излюбленным цветком аристократии в других странах Запада. За первые сто лет интродукции, переселения из природы в искусственные условия, почти все дикие виды, в том числе многие из наших дальневосточных и кавказских, были испытаны в культуре. Одновременно с их помощью стали создаваться садовые сорта.
У нас рододендроны в культуре появились в середине XIX века, в том числе их новые сорта, выведенные в Петербургском ботаническом саду известным ученым-садоводом Э. Регелем. Позднее над расширением посадок «альпийской розы» работали другие селекционеры города на Неве. Примерно сто лет назад рододендронами стали заниматься в любительских садах Латвии.
Весенним днем довелось нам побывать у одного из латышских кудесников, в наши дни открывающего людям многоликую красоту «розового дерева».
Адрес Екаба Андерсона в Дубултах спрашивать почти не пришлось. Пройдя по зеленым улочкам этого района Юрмалы, вскоре мы увидели за легкой оградой заполнившее сад чудо цветения, от которого захватывало дух.
Садик Андерсонов, о котором были наслышаны, — это целая коллекция «розовых деревьев», покрытых густыми шапками всевозможных цветов — от снежно-белых до густо-малиновых, от чуть кремовых до апельсинно-желтых и фиолетовых, от простых до густо-махровых, похожих на пышную пачку балерины. Самое примечательное, что большинство из них — творения самого хозяина, талантливого селекционера-любителя, создавшего не один десяток новых сортов.
Этот приветливый, скромный человек был готов без конца ходить с посетителями по садику, рассказывать о своих питомцах, которым отдано несколько десятилетий жизни. Уже тяжела его походка, прожита большая жизнь, но совсем по-молодому блестят улыбчивые глаза, когда вспоминает он свою «рододендроновую эпопею».
Начал сразу после войны. По старым заброшенным дачам собирал с сохранившихся кое-где кустов семена. Приносил в здешнее садоводство, где работал садовником, сеял. Это был кропотливый труд, который заранее надо было рассчитывать на многие годы. Чтобы вырастить каждый кустик рододендрона от семени до первого цветения, требуется примерно пять лет. Но он был тоща полон сил и энергии. В садоводстве с годами развернулись обширные плантации, на которых выращивалось и продавалось ежегодно по три-четыре тысячи кустов рододендронов.
Екаб Екубович повел нас на опушку сосновой рощи, которая подступает к садоводству. Вся она, насколько видно, тоже была заполнена цветущими рододендронами. Величественные сосны, стоящие на сплошном цветочном ковре, создавали феерическую картину. Садовник рассказал, что сюда, под деревья, они когда-то высадили наихудшие саженцы, для которых не нашлось места в садоводстве. И что же? Слабенькие кустики быстро обжились под соснами и стали обгонять в росте самые сильные из живущих на открытых участках. С годами бросовые саженцы превратились в мощные кусты и даже обзавелись множеством потомков из семян, которые рассеивали вокруг себя.
Заметный след на земле оставил старый садовник. Добрый след. Его трудами многим в Латвии, да и в других местах страны, куда он вместе с женой Антониной Язеповной в ответ на сотни писем-запросов без конца посылал и семена, и саженцы, и советы по выращиванию рододендронов, — многим открылась и красота «розового дерева».
В Латвии занимаются рододендронами и большие научные коллективы. Возглавляют эти работы Ботанический сад Латвийского государственного университета им. Петра Стучки в Риге и Ботанический сад Академии наук Латвийской ССР в Саласпилсе, где собрана обширная коллекция дикорастущих видов, создаются новые сорта. На промышленных плантациях выращивают «альпийские розы» цветоводческие хозяйства.
Опыт Латвии, других Прибалтийских республик, научных учреждений Ленинграда и Москвы, Сибири и Дальнего Востока, где тоже ведется работа с рододендронами, говорит о полной доступности их культуры почти на всей территории СССР. В этом видится один из путей сохранения золотого фонда отечественных рододендронов, обогащения ими культурных насаждений.
И конечно, наш общий долг — не допускать дальнейших потерь в природе, для чего следует воспитывать в себе чувство ответственности за все живое, что окружает нас. «Граждане СССР обязаны беречь природу, охранять ее богатства», — говорится в Конституции СССР. К этому призывает и Красная книга СССР, созданная многолетним трудом целой армии ученых, подлинных хранителей природы. Книга — счет, предъявленный природой людям, книга надежды на сбережение всего многоцветья наших лесов и степей, гор и лугов, без которого оскудеет и человеческая жизнь.
Пабло Неруда
ВОЛШЕБНАЯ ВЕРФЬ
Рассказ
Перевод с испанского Н. Максимовой
Художник И. Гансовская
Нет, я не собираюсь раскрывать тайну этих кораблей, единственных в своем роде. Ведь если рассказать «как это делается», тайна перестанет быть тайной, а с ней исчезнет и очарование волшебных корабликов, заключенных в старинные пузатые бутылки, словно ставших на якорь в хрустальной гавани.
Ах, вы очень хотите узнать, как заходят туда миниатюрные суденышки? Тогда вам придется удовольствоваться тем, что я написал в одной из своих од о труде таинственных корабелов. Только учтите, что я профессиональный обманщик и люблю мистификации:
Я знаю, что
в твое тонкое горло
проникли
малюсенькие
плотники,
прилетевшие
на пчелах;
мухи
принесли
на спинах
инструменты,
гвозди, доски
и тонкую бечеву.
И в бутылке
рос постепенно
прекрасный корабль.
Был совершенен
его корпус,
и, словно иглы,
вонзились в воздух
островерхие мачты.
О конечно, вам этого мало. Ладно, так уж и быть, я приоткрою вам часть тайны, но только часть, потому что раскрыть ее целиком мне просто не под силу.
Так вот, великий строитель волшебных корабликов — мой давний друг дон Карлос Голландер. Его биография скромна. Родился он в 1905 году в Баварии, трехлетним малышом попал в Чили, а позднее сорок пять лет бороздил моря и океаны, исходив не одну сотню километров по палубам парусников и пароходов. Первый свой рейс он совершил из Тал-тала в Мозамбик, а затем в Австралию. Не забыть ему финскую барку, на которой он шел из Плимута в Икике через мыс Горн, где океан обрушил на них всю свою ярость. Мой друг Голландер тогда не сходил на сушу ровно сто тридцать семь дней — сто тридцать семь дней жары, бурь и нелегкой работы матроса. Помнит он и то, как во время другого рейса, между Кардифом и Мехильонесом, на пятьдесят восьмые сутки на борту вспыхнул пожар и взорвались трюмы. Тогда Голландера подобрал аргентинский крейсер «Сакраменто».
Да, много пережил мой друг Карлос Голландер. Поэтому-то и хранит он свои воспоминания не в семейном альбоме, а в прозрачных стеклянных бутылках, которым испокон веков моряки вверяли свои последние послания, вручая их испытанным почтальонам — течениям и ветрам. Его воспоминания — это прежде всего суда, на которых он плавал: «Антофагаста», «Чоальин», «Бока Мауле», «Пучоко», «Киньенко», «Ранкагуа», «Федерико Вьехо», барк «Клаус», фрегат «Лаура», пятимачтовик «Флора», четырехма-чтовик «Мария».
Когда, оставив позади немало километров по длинным дорогам Чили, я приезжаю в Коронель, город, пропитанный запахом угля и дождя, и вхожу в дом старого морского волка, то оказываюсь на самой маленькой в мире верфи. В гостиной, столовой, на кухне, во дворе — повсюду шпангоуты, мачты, надстройки маленьких корабликов, которым предстоит встать на прикол в своих стеклянных гаванях. Дон Карлос прикасается своей волшебной палочкой к бушпритам и парусам, фокмачтам и марселям, и кажется, что даже легкий дым, стелющийся в порту, проходя сквозь его пальцы, превращается в шедевр искусства — в новенький, сверкающий отделкой кораблик, готовый отправиться в плавание по бурным волнам морей фантазии.
В моей коллекции моделей судов на почетном месте стоят те, что сработаны скромным мастером из Коронеля. Ведь он не только дал им жизнь, но и придал индивидуальность: дон Карлос обязательно расскажет, как получило судно свое название, в каких морях и океанах побывало, какие товары развозило под диковинными парусами, каких теперь уже более не встретишь.
В пузатых бутылках-гаванях у меня есть многие знаменитые суда, такие, как могучий «Потоси» и величественная «Пруссия» из Гамбурга, потерпевшая крушение в Ла-Манше в 1910 году. А мастер Голландер сделал специально для меня модель парусника «Мария Целеста», чья судьба с 1872 года стала одной из величайших тайн океана.
Дон Карлос Голландер — человек, смотревший в лицо бесчисленным опасностям за время скитаний по морям и океанам, человек, владеющий тайной удивительного мастерства, — величественно прост. Это та простота моряков и железнодорожников, вообще людей-скитальцев, которую можно только пожелать поэтам и художникам. В его руках чудесным образом соединились дар умельца и опыт человека, прошедшего через многие невзгоды жизни. В своем скромном занятии он постоянно открывает для людей огромный мир. Его кораблики в бутылках словно бы продолжают скользить по волнам, меняя курс, борясь со штормами, заходя в шумные порты. Стоит закрыть глаза, и вы воочию видите все это.
Увы, жаль только, недолго осталось жить этому волшебному искусству, к которому приобщился и дон Карлос Голландер. Не много осталось людей, творящих эти удивительные миниатюрные чудеса. Так пусть все знают, что на юге Чили благодаря натруженным рукам этого старого моряка любой сможет увидеть, как таинственные суденышки входят в свои хрустальные гавани. Но даже если вы увидите и узнаете «как это делается», тайна все равно останется тайной, ибо сказочные кораблики, как и многие прекрасные творения рук человеческих, умеют хранить секрет своего необъяснимог