Одна двадцатилетняя липа дает три-четыре килограмма сухого мочала. Для того чтобы заготовить шесть тонн мочала, надо уничтожить целый гектар липы, а чтобы выполнить план лесхозу и сдать 100 тонн мочала да 80 тонн заготконторе, требуется уничтожить уже 30 гектаров липняка (40 тысяч деревьев). Это за один год.
А ведь один гектар липняка способен дать тонну меда. Причем без всякого ущерба для леса. Тут опять пчеловодство — страдающая сторона. Пчелам нужна живая, цветущая липа. Ведь одна взрослая липа заменяет гектар гречихи. Сколько же меда и других ценных продуктов пчеловодства недополучат пасеки, если вырубить 40 тысяч деревьев? Даже считать страшно.
Лесхоз называет такие рубки санитарными. Частник же, зарабатывающий на мочальном промысле по десятке в день, не щадил даже мелкие липки. Мне рассказывали, что такие браконьеры, надевая на ствол дерева тросовую петлю, с помощью трактора сняли кору не на одном гектаре липняка. Незащищенно белеют теперь сохнущие деревья. Поистине, как липку ободрали. Тут уж не одно пчеловодство страдает, но и беззащитная наша природа.
Управление лесного хозяйства Кировского облисполкома по просьбе пчелоконторы обращалось в Министерство лесного хозяйства РСФСР с просьбой сократить план заготовки мочала для кистей, банных и хозяйственных мочалок, с тем чтобы можно было сократить рубку липняка. Однако из министерства пришел непреклонный ответ: «Ввиду того, что очень дефицитны изделия из мочала, планы снизить не можем. Примите меры для выполнения плана по заготовке мочала».
Отписались товарищи из Министерства лесного хозяйства РСФСР, подавай им мочало, да и только. А если подумать, поискать замену мочалу? Был я на Ижевском металлургическом заводе в Удмуртии. Там тоже для перевязки железного и стального проката пользовались мочальной лентой, а теперь нашли более дешевую и прочную синтетическую. Значит, можно освободить липовый лес от непосильного бремени. Надо только поискать выход, пораскинуть мозгами.
Пора подумать о том, чтобы объявить липовые леса заповедным местом, где запрещалось бы гулять топору и бензопиле.
Прискорбно, что истребление липы в Кильмезском и других районах не уменьшается. Где же разумный выход из положения, что надо предпринять, чтобы не страдала природа, не лишались пчелы самого полновесного своего взятка? Над этим надо думать всерьез. И опять сложность в том, что пчеловодство — отрасль, так сказать, не обязательная.
Заинтересовался я еще одним популярным кильмезским медоносом — гречихой. Глубокое прошлое сведений о гречихе не оставило, а вот настоящее сводкой районной статистики утверждает, что в сравнении с 1965 годом посевы гречихи в районе сократились чуть ли не в четыре раза. Урожаи тоже снизились, хотя ради справедливости надо сказать — никогда особо высокими и не были.
— Раньше для мужика гречиха была страховой культурой. Вымерзли озимые, он взял да и занял поле поздней гречихой, — своими соображениями поделился со мной заведующий отделом сельского хозяйства райкома партии Николай Никитович Яблоков. — И теперь гречиху сеют поздно и убирают поздно…
Из-за гречихи, выяснил я, район испытывал массу неудобств. Во-первых, такое: весной сев зерновых завершен, можно было бы давно отчитаться, да гречиха держит. У нее срок не подошел. И район попадал в отстающие. Обидно! Не будешь же всем объяснять, что дело в гречихе.
Еще горше гречишные дела были осенью. Убирал район зерновые, радовал урожай. Дошло дело до гречихи, и она своей мизерной урожайностью стаскивала район вниз сводки. Было девять, стало семь центнеров с гектара.
Вот такую горестную историю рассказал мне Николай Никитович Яблоков.
Николай Никитович Яблоков — человек объективный. Он сказал, что, вероятно, на снижение урожаев гречихи в какой-то мере влияет распространившееся мнение, что она — культура не основная. Хозяйства сеют ее когда придется и где придется. Да и местные сорта гречихи исчезли.
А мне подумалось: не из-за того ли, что перестали вдумчиво заниматься пчеловодством, капризной и невыгодной стала гречиха, потребность в которой чувствует каждый человек? Ведь гречневая каша была на столе в праздники и будни. На Украине, к примеру, настоящим хлеборобом считали того, кто умеет выращивать гречиху. И в наших северных местах умели ее растить. А гречиха и пчеловодство — неразделимы. И резкое уменьшение числа пасек в том же Кильмезском районе сделало нищим гречишный гектар.
В чем причина скудных урожаев этой культуры? Специалисты утверждают: в том, что мало стало пасек. Во многих районах Рязанской, Тульской и ряда других областей на два гектара этой культуры приходится всего одна пчелосемья, да и то не везде «привязана» к посевам. А полагается иметь на гектар по три улья.
Стремясь повысить отдачу гречишного поля, в некоторых районах настойчиво ищут выход. В Сумской области провели концентрацию посевов гречихи. И сразу проявилась слабость колхозных пасек. Вывод не новый, но верный: чем больше пчелосемей, чем ближе ульи к полю, тем выше урожай гречихи.
Да, в последнее время не везло гречихе, крупяным и гороху. На вятской земле, где даже во время войны можно было купить гороховые лепешки, исчез, превратился в дефицит горох. Но это к слову.
И все-таки, несмотря ни на что, южная медовая зона нашей области в силу сложившихся традиций, развитости пчеловодства пострадала не столь сильно: там сохранились пасеки, есть опытные пчеловоды.
Северной же зоне приходится начинать чуть ли не с нуля. Многие колхозы и совхозы, избавившись от добровольной, непланируемой отрасли — пчеловодства, не собираются ее возобновлять, считают это дело хлопотным и невыгодным. Поэтому в северных районах пчеловодство развивается и дает прибыль там, где есть энтузиасты этого дела.
Знаток и любитель пчеловодства начальник областной конторы Юрий Петрович Смышляев как-то в июльскую жару возил меня на кочевые отъездные пасеки, чтобы наглядно показать, как можно избежать конфликтов, с которыми сталкивается пчела в современном мире. Выезд на кочевки из густонаселенных пунктов — вот выход, чтобы не гибли пчелы, чтобы не было воровства, фальсифицированного прополиса. Об этом толкует Смышляев. Не верить ему нельзя, у него громадный опыт. Всю жизнь он занимался пчеловодством. И теперь зароненная еще дедом и отцом любовь к пчелам не угасла.
Я пересказываю Юрию Петровичу вычитанное в очерке А. И. Холифмана и Е. И. Васильевой описание хорошо организованной кочевки. Мне хочется узнать, когда такая благодать будет у нас.
«Ныне в обоих полушариях почти всюду, где для этого есть условия, — писали авторы, — можно видеть на выровненных площадках-точках строгие ряды или гнезда, по 3–4 вразброс, крашенных в разные цвета (но не в красный, его пчелы не отличают) коробок фабричных ульев. По дорожке между ульями бежит автокар с площадкой, на ней инструмент и запасные части: стамески и коробки для сбора пчелиного клея-прополиса, пустые магазинные короба, ящик с сотовой сушью из дымаря, подвешенного к крюку на ручке, вьется дымок… Проходя мимо контрольного улья на весах, пчеловод поглядывает на показания самописца, отражающего изменения веса. Когда привесов нет, а взяток здесь больше не предвидится, надо принимать меры, заказать автоплатформы, подготовить улья, а вечером (с законами пчел следует считаться: днем фуражиры в полетах, а вечером все собираются домой) к точкам прибудут машины с электрокранами. Освещая участок не тревожащими пчел желтыми фарами, краны плавно перенесут ульи на платформы. Пока темно, автокараван трогается в путь, на новое место, откуда нектарная разведка по радио уже уведомила о зацветших медоносах и куда надо поспеть до рассвета, чтобы выставить пчел, прежде чем для них наступит время вылета».
Картина, которую я привел, мне кажется фантастической, так как автофургоны и автокраны пока купить негде. Приходится их мастерить по-кустарному. А вот кочевку пасек организовать удалось. По весне договорились с Белохолуницким лесхозом о размещении здоровых от варроатоза пасек, а потом подбили на поездку пчеловодов совхозов «Русский» и «Кировский», подсобного хозяйства завода имени Лепсе.
Мы невольно примолкли, когда машина повернула в мелколесье.
Сплошное алое и малиновое полыхание встретило нас — настоящий разлив цветущего иван-чая. Вначале мы завернули на пасеку совхоза «Русский», где работали супруги Валентин Константинович и Светлана Леонидовна Колупаевы. Он неторопливый, очень мягкий, внимательный человек. По рождению горожанин, работал на заводе, а вот увлекся пчеловодством и отдает ему все силы и душу. Светлана Леонидовна в противоположность мужу — общительная, острая на язык. Вот как определила она нынешнюю двухмесячную отшельную жизнь на кочевке:
— Скучать было некогда. Работы хватало. Нынче ведь пчелы носили мед в ульи не по ложке, а целыми бидонами.
Валентин Константинович подвел меня к контрольному улью. Пчелы вели себя мирно. Они были довольны взятком. Погода сухая, даже знойная.
Цифры бывают куда красноречивее ахов и всплескиваний руками. Смотрю на записи. По три, четыре, пять, восемь килограммов меда за день приносила одна пчелиная семья на этой пасеке в июльские знойные дни, когда жарко цвел кипрей. И вот пчеловоды Колупаевы из совхоза «Русский» получили от 86 семей за два месяца четыре тонны меда. Были дни, когда каждый улей прибавлял в весе на 9—10 килограммов. Не меньше был взяток и на пасеке у супругов-пчеловодов Александра Викторовича и Людмилы Быдановых из совхоза «Кировский». Ну и, конечно, у Ивана Михайловича Перми — нова. Энтузиасты-пчеловоды научились брать мед. Большую симпатию вызвали у меня опаленные солнцем, пропахшие медом и дымом, крепкорукие, близкие к природе люди. Ждали, ждали они своего «звездного» часа, а вернее — лета. И вот дождались.
Успех ждет увлеченных делом.
Все зависит от пчеловода! А еще? А еще от того, как относятся к этому делу руководители хозяйств. Немало у нас таких, которые руками и ногами отбиваются от пчеловодства. Есть до сих пор такие руководители, которые и сами пчеловодством не занимаются, и, заподозрив в пчеловоде неприятеля, частника-обдиралу, запрещают ставить пасеки на угодьях своих хозяйств.