— Вы напрашиваетесь на неприятности, месье Алле!
— Вряд ли здешние неприятности могут сравниться с теми, которые, возможно, поджидают меня в великом лесу.
— Вы еще пожалеете о своем неповиновении начальству!
— И все же я испытаю свою судьбу! — с этими словами я повернулся и вышел.
На следующее утро я запер свой белый домик под красной черепичной крышей, затем отправился на задний двор, где стояли клетки. Открыл дверцы и выпустил на волю бабуина, двух мартышек, броненосца, плюющуюся кобру и габонскую гадюку. Минуту наблюдал, как они стремительно удирают, поспешно шаркают и извиваются в направлении соседнего леса.
Я решил не брать с собой ни тропического шлема, ни ружья, ни фотоаппарата, ни часов, ни спичек, ни денег. Все это становилось ненужными вещами для той незнакомой лесной жизни, которую я собирался вести. Для чистоты эксперимента по испытанию пигмейского образа жизни я должен был отказаться от всех «подпорок» внешнего мира. Я проверил, пуст ли левый карман брюк, которым я пользовался. Улыбнулся, вспомнив, что мне говорил по этому поводу масайский старейшина пять лет назад.
— Если бы у меня были карманы, — говорил он, — то мне были бы нужны деньги и другая ерунда, которую вы кладете в них. Тогда бы начали возникать разные проблемы. Пришлось бы ходить на работу зарабатывать эти деньги, и мало-помалу я превратился бы в раба. Но как видишь, — он откинул свой плащ из неотбеленной ткани «калико», обнажив при этом свое старое тело, — у меня нет карманов и нет проблем.
Теперь мои карманы были пусты. Я оставлял банальные принадлежности цивилизованного мира, чтобы столкнуться со старейшей проблемой человечества — с борьбой за выживание против грубых сил природы. Передо мной простирался великий лес с запутанными лабиринтами, хранящий массу вопросов, которые настоятельно требовали ответа. И я вошел в него. Первым пунктом назначения был лагерь полуоседлых пигмеев в Мухекува. Я надеялся, что там мне подскажут, где искать одну из пигмейских кочевых групп, или, может быть, даже предоставят в мое распоряжение проводника. Но когда я добрался туда после трудного двухчасового перехода через густые заросли, то обнаружил, что почти все жители ушли на охоту и ежедневный сбор съедобных растений и насекомых. Лишь на заходе солнца вернулась шумная ватага охотников. Я оказался в кольце настороженно смотревших на меня людей. У них были большие выразительные глаза. Головы — относительно крупные и более округлые по сравнению с африканцами банту. Широкие и плоские носы с чувствительными ноздрями были отделены от лба глубокой переносицей. Рты — большие с довольно узкими губами. Бросалось в глаза своеобразие растительного покрова. Волосы на голове росли пучками, между которыми просвечивала кожа. У старейшины была небольшая бородка. Тело у мужчин было покрыто такой же пучкообразной растительностью. Грудь была хорошо развита. У женщин груди имели негроидную форму, но были меньше, чем у банту. У всех выделялись животы, что свидетельствовало о богатой крахмалом диете. Они не имели никаких украшений. Все они в упор рассматривали меня, как будто я был странным антропологическим чудом — громадной белой обезьяной с острым носом и непомерно длинными ногами. К своей радости, я обнаружил среди них двух знакомых юношей, с которыми ранее подружился. Это были доброжелательные, честные, быстро выполнявшие мои просьбы ребята. Они хорошо говорили на кингвана[4]. Я дождался, пока охотники разожгли костер и расположились вокруг него, и лишь после этого попытался разъяснить им свой план.
— Я хочу отправиться в глубь леса, — обратился я на кингвана, — и пожить с теми бамбути, которые придерживаются старых обычаев.
— Это очень трудно выполнить, — ответил один из пигмеев, почесывая от удивления затылок. — Почти все группы пигмеев связаны с поселениями банту. И ты знаешь об этом.
— Но еще осталось несколько кочевых групп. Где их отыскать? Может ли кто-нибудь из вас провести меня-к ним?
— Нет! Некоторые из них встречались с плохими белыми и боятся всех «уазунгу»[5]. Если ты им повстречаешься на охотничьей тропе, то они убьют тебя. Есть и такие, которые никогда не видели белого человека. Они могут принять тебя за большую белую обезьяну или даже за чудовище лулу и тоже убьют тебя.
— Чудовище лулу? — это звучало как лесная версия снежного человека. Я был заинтригован и спросил, как он выглядит: — Что, я похож на него?
— Немного похож. Высотой оно с дерево, а шириной — больше дома банту. Оно злее гигантского дракона Китури и сильнее свирепого слона Пьомбо, который любит убивать людей.
— Где же оно живет?
— Его уже нет в живых, но мы не уверены, что оно исчезло насовсем, — пояснили мне бамбути.
Далее я услышал сказание о чудовище и смелом пигмее.
Это было давным-давно. Лулу сожрал всех людей, кроме одной пигмейской женщины, которая была на сносях. Ей удалось бежать. Она спряталась в самой отдаленной части леса. Когда же пришло время рожать, ребенок и говорит ей из живота, что не хочет выходить обычным путем и просит ее не удивляться, что бы ни случилось. Через некоторое время он появился сквозь маленькую дырочку в большом пальце ноги матери. Вот это было дело! К тому же он родился сразу взрослым. Он был ловким, храбрым и умел обращаться с копьем. Он спросил у матери про остальных людей, и ей пришлось сказать, что чудовище проглотило всех пигмеев. Тогда сын заявил, что отомстит лулу. И он отправился на поиски чудовища.
— Лулу оди авие! (Убийца лулу!) — выкрикивал он время от времени.
Много ли прошло времени, мало ли… Появилось чудовище. Сначала оно даже не поверило своим ушам, так как думало, что съело всех на свете людей. Оно бросилось вперед по лесу, ревя, как торнадо, ломая на своем пути деревья. Оно широко разинуло свою громадную пасть, чтобы проглотить смельчака. И это было его большой ошибкой. Ибо пигмей метнул копье в кроваво-красную дыру и убил лулу. Затем он отрезал ему голову и вспорол копьем брюхо. Все пигмеи выползли через отверстие на волю и отправились в свой лес. Это произошло давным-давно, но некоторые считают, что чудовище еще живо.
— Это замечательная история. Но я почти уверен, что не буду принят по ошибке за лулу. Хотя я велик ростом, но все же ни один пигмей не уместится у меня в животе. Я хочу рискнуть. Пойду в глубь леса на поиск свободных бамбути.
На предложение присоединиться ко мне мои юные знакомые по имени Эбу и Еома поставили условие — захватить оружие и подарки для «свободных бамбути», чтобы задобрить их.
— Нет, я не намерен покупать их дружбу. И ружья не нужны даже для самозащиты. Если не хотите идти со мной, я пойду один.
Они молча смотрели, как я покидал лагерь. Минут через десять я услышал, как кто-то догоняет меня. Это был Эбу.
— Бвана! Бвана![6] — выкрикивал он возбужденно. — Я иду с тобой! Я не могу отпустить тебя одного!
И обретенный мной гид с луком в руке и колчаном со стрелами через плечо легко зашагал среди густых зарослей, в то время как мне приходилось продираться вперед, согнувшись пополам. Мы направились к пигмейскому посту, находившемуся в часе ходьбы. Но когда мы добрались до небольшой вырубки, то обнаружили заброшенные полуразвалившиеся хижины. Их обитатели перешли на новую стоянку.
— Куда теперь направимся, Эбу? — спросил я.
— Свободные пигмеи есть в Эбуйе. Но они очень свирепы.
— Далеко это?
— Пале, — показал юноша на запад.
Я улыбнулся, так как знал по опыту, что «пале» может означать и десять, и пятьдесят, и сто километров. Мы шли и шли. Казалось, что пути нет конца. Порой мы останавливались, чтобы сорвать фруктов или собрать грибов. Последние после промывки поедались сырыми. Эбу лакомился еще гусеницами, которых собирал с деревьев. Я же довольствовался жеванием сахаристых стеблей лианы «амниока». Приближался вечер, а пигмейского лагеря все не было.
Когда тропу стало совсем не видно, мы решили остановиться на ночлег. Эбу объявил о намерении строить хижину. Я принялся помогать, поражая его своими познаниями пигмейского домостроения. Эбу добыл огонь традиционным способом — трением палочек. Мы развели костер, который поддерживали всю ночь для отпугивания леопардов. Поднялись мы рано и упорно продвигались вперед около трех часов. Внезапно Эбу остановился и замер. Затем быстро пошел ко мне. В его глазах стоял ужас.
— Взгляни! — прошептал он, показывая на тропу. — Вон там! Только не подходи близко!
Я сделал несколько осторожных шагов и обнаружил воткнутую в землю палку, расщепленную на конце.
— Не прикасайся! — вновь предупредил Эбу. — Это метка лесных пигмеев. Так они метят свои охотничьи угодья. Того, кто зайдет за палку, ожидает большая беда.
— Но раз мы не охотимся, нет смысла нападать на нас. Пойдем, Эбу!
— Нет! Я не могу пересечь границу с таким знаком. Я буду ждать тебя на этом месте. Но вряд ли ты вернешься!
Я вошел на запретную территорию. Шел около получаса, внимательно следя за кустарником по обе стороны тропы, готовый в любой момент увернуться от отравленной стрелы или копья. Неожиданно я увидел трех пигмеев — старика и двух юношей, медленно идущих мне навстречу. Они остановились метрах в пятнадцати и уставились на меня. В руках у них были небольшие луки с легкими, плохо оперенными стрелами — оружие, поразительно точно бьющее в цель на дистанции до шести метров.
— Уэ, куэнда уапи? — спросил предводитель на ломаном кингвана. — Куда идти?
— Я хочу посетить ваш лагерь, — ответил я.
— Хапана! (Нельзя!) — резко бросил он в ответ.
— Сабаба гани? (Почему?)
Ответ был очень длинным и состоял из быстро выпаливаемых цепочек слов на кимбути