езнувшие барабаны. И все же в этом трехглавый тяжеловесного, грузного храма ощущается какая-то непропорциональность. Так и просятся сюда еще два купола, пятиглавие. Описаний и рисунков собора XVII века не сохранилось.
По легенде, Никон сам находит источник пресной воды на острове и строит над ним Надкладезную церковь. Об этом рассказывает и хорошо сохранившийся «закладной» крест, вмурованный в стену Надкладезной церкви. Вот как удалось мне перевести эту надпись с древнерусского на современный русский язык: «Ставропигли освящен во имя святого его происхождения во освящение целебного дара приснотекущих вод сих (одно слово неразборчиво) обители святого и животворящего креста господня во царствие благочестивейшего великого государя царя и великого князя Алексея Михайловича всеа великия и Малыя и Белыя России самодержца по благоволению пресвятейшего великого господина Никона патриарха в лето 7168 по воплощении слова божия 1660 августа в первый день (одно слово неразборчиво)». Да простится мне кощунство, но что-то в этом тексте, показалось мне, не так. Почему здесь одна дата приводится по летосчислению с сотворения мира, а другая — с рождества Христова? Не поставлен ли «закладной» крест позже?! Но это дело ученых, они разберутся. Во всяком случае в житии Никона сказано так: «Ископаша кладезь великий из камня дикого и на том кладезе построиша церковь каменную… по сем и иная стояще многая в том монастыре Крестном». Сейчас на острове несколько колодцев с пресной водой, но лучшего источника не найдено, дом отдыха пользуется этим, беря воду под Надкладезной церковью.
Каменная трапезная строилась уже после Никона, она сооружена взамен деревянной в 1689 году. Сложенная из огромных глыб дикого камня трапезная вросла в толщу гранита, нижний ее этаж врублен в монолитную скалу. Западная стена двухэтажного строения, выходящая к морю, выглядит неприступной крепостью, а южный фасад менее суров. — Он оживляется окнами самой трапезной и келарской палаты, проемом парадного входа. Трапезная палата квадратная (15 на 15 м). Крестовый ее свод держится на одном мощном столбе, стены такие толстые, что оконные проемы уходят в них чуть ли не на метр.
К трапезной примыкает с востока храм Рождества Богородицы с высокой цилиндрической апсидой. Церковь стоит без прикрытия, в виде одних стен.
В 1703 году самими монахами к трапезной Надкладезной церкви пристроены настоятельские кельи и погреба с ледниками. Эту постройку специалисты считают совершенно уникальной, образцом подлинного народного архитектурного искусства, лубком в архитектуре. Огромная ценность и редкость не только для Севера, но и для всей России.
Здания келий и трапезной разделены небольшим проходом, образующим что-то вроде внутреннего дворика, весьма привлекательного на вид. Сюда выходят два каменных крыльца, несколько оконных и арочных проемов, что создает обстановку жилья, домашности. Из келий в трапезную вел подземный ход. Недавно он обвалился. Довелось разговаривать с человеком, который лет двадцать назад проходил по нему. Легенды и рассказы о других подземных ходах и спрятанных в них кладах пока ничем не подтверждены. Была под келейным корпусом и государственная тюрьма. Известно, что здесь в царствование Анны Иоанновны одиннадцать лет томился Лев Юрлов, бывший придворный и потом епископ Воронежский.
Сохранившаяся от XVII столетия кладбищенская церковь Всех святых обита тесом, покрашена в зеленую краску и оборудована под жилой корпус дома отдыха. Стоит она на высоком берегу, на скале, откуда открывается вид на море и полоску Онежского побережья. Хоронили монахов обычно на берегу, не на острове, ибо здесь не так-то просто выкопать могилу. Возле кладбищенской церкви стояло не более десятка надгробных плит. От них не осталось никакого следа, зато увековеченных на окружающих скалах при помощи зубила имен тут хватает.
Дожили до наших дней деревянные здания настоятеля монастыря и гостиницы для богомольцев, построенные во второй половине прошлого века и используемые теперь как помещения дома отдыха. И наконец, последнее из того, что оставило нам время, — часть невысокой деревянной монастырской стены. Ей немногим более ста лет. Башенка с низким шатром и идущие от нее остатки ограды, покрытые голубоватым лишайником и присыпанные хвоей.
Каменные строения монастыря постепенно облепили многочисленные деревянные пристройки. Тут были и кельи братии, в том числе и двухэтажная келья Никона, различные подсобные и складские помещения, больничная, швейная, башмачная избы и т. д. Монастырь окружала деревянная стена с девятью башнями и церковкой над главными воротами. Каменные постройки на Кий-острове покрывались деревянными кровлями из теса, главы церквей — лемехом. Шатер у колокольни был, видимо, тоже деревянным. Такое сочетание камня и дерева характерно для архитектуры нашего Севера. Но дерево быстрее разрушается, и оно горит…
Из внутреннего убранства храмов и других помещений не осталось ничего. Живописные, украшенные самобытной резьбой интерьеры XVII века, драгоценные иконы, знаменитые филигранные паникадила великолепной работы русских медников и колокола местного литья вместе с архивом и ценнейшей библиотекой целиком безвозвратно утрачены. Постепенному разваливанию зданий, так же как и исчезновению интерьера, способствовал организованный здесь в 192.4 году дом отдыха. Помещения трапезной и келарской использовались, но не ремонтировались; дерево горело, но не восстанавливалось; интерьер не охранялся и растаскивался. Шатровую колокольню в тридцатых годах разобрали «на кирпич». Хотя кирпича, конечно, не получилось, одна труха. Стоявшие десятилетиями без покрытия каменные здания стали обваливаться.
Я сижу на каменном мысе Рог, далеко уходящем от Кий-острова в море. Тишина, покой, вечность. Когда-то остров был местом уединения и молитвы, теперь он — место отдыха. Здесь хорошо думается.
Пронзительно и жалобно кричат чайки. Крики их пробуждают в душе тревогу. Вьются над прибрежной полосой кулики-сороки, издавая нежный, переливчатый свист. Потом садятся на торчащий из воды камень или плавающее бревно и заливаются, и заливаются… Крик их далеко разносится над водой. В отлив обнажаются зеленые от мелких водорослей покатые каменные глыбы. В их впадинах остается вода, и каждая из таких луж — настоящий аквариум, в котором лежат на дне раковины моллюсков мии и мидии, рыжими столбиками стоят водоросли и мечутся стрелками крохотные мальки, напоминающие широко известных аквариумных рыбок гуппи. На самом деле это молодь промысловой рыбы — беломорской сельди. Среди выброшенных морем бесхозных бревен поникают на обсохших каменных плитах зеленовато-бурые водоросли. На каждой их веточке этакие желтые виноградинки в пупырышках — фукус пузырчатый называются эти водоросли. Из отмерших водорослей образуется в приливной полосе липкая черная грязь. Люди приезжают лечиться этой грязью, и, побывав на острове, обязательно услышишь многочисленные рассказы о чудодейственной силе йодистых грязей. «Приехал, — говорят, — на костылях, а через месяц ушел своим ходом». Прямо какой-то «Праздник святого Йоргена».
Я размышляю о том, что мы ходим по острову и не знаем, по чему ходим, что у нас под ногами. По нескольким картинам и рисункам неизвестных художников конца прошлого и начала нашего века можно восстановить внешний вид острова тех времен. Здесь, на мысе Рог, например, где теперь на пустынных гранитных плитах рыбаки-любители варят на кострах уху из камбалы, корюшки и наваги, стояли в XVIII веке лесная биржа и таможни. Рог был тогда самым оживленным местом острова. Затем Компания онежского торга построила здесь ряд зданий и пристань для небольших судов. Поскольку при полном приливе скальный нос заливается так, что местами приходится прыгать с камня на камень, дома тут стояли на высоких подклетях. В 1854 году, во время Крымской войны, все тут было разорено и сожжено. Сгорели в следующем году и все остальные деревянные постройки острова. Но последние дома стояли здесь еще в тридцатых годах нашего столетия. И с тех пор на мысе Рог только голые гранитные плиты да вбитые в них кованые скобы с заржавленными кольцами.
Если вообразить все стоявшие на острове строения, пусть хотя бы с момента первой высадки Никона и вплоть до построенных в прошлом году коттеджей для отдыхающих, то Кий-остров покрылся бы деревянными часовнями, рыбацкими хижинами и купеческими домами, крепостными стенами из толстых, заостренных наверху бревен и амбарами, кладбищем с давно исчезнувшими могильными памятниками и бараками, в которых жили люди, дробившие камень в конце тридцатых годов. Причем внутри каменных зданий встали бы деревянные. Но вряд ли найдется на всем белом свете человек, который смог бы увидеть эту картину полностью, целиком, за все три с половиной века.
Приходилось видеть коралловые острова близ экватора. Спору нет, они красивы. Обжигающее солнце в зените, слепящий своей белизной песок, яркая зелень пальм и насыщенная синь океана. Эти острова называют раем. Но в таком раю не прожить долго русскому человеку. Такой рай, словно торт — им сыт не будешь. Отведаешь и захочется черного хлеба. Его не полюбить всей душой и на всю жизнь, как это случается с теми, кто побывал на Кий-острове. К этой любви, как, впрочем, и ко всякой, примешивается чуть-чуть горечи.
Вячеслав Шалагинов
ЭТО МОЖЕТ ПОДТВЕРДИТЬЛЕСНОЕ ЭХО
Рассказ
Художник И. Коман
Наша деревня стоит на возвышенности, со всех сторон окруженная лесами. Я родился здесь и прожил безвыездно до семнадцати лет. И теперь, после долгого перерыва, навестил родное гнездо. Я бродил по пепелищу юношеских воспоминаний и мало что узнавал. Особенно изменились люди. Большинство из них — приезжие. Живут они в новых стандартных домах, построенных на месте бывшего колхозного сада, с большим трудом выхоженного местными энтузиастами. Этот сад, помнится, давал хорошие урожаи яблок…
Но леса, как и раньше, когда мои деды уходили на германскую войну, на все четыре стороны синеют до самого горизонта. Среди этих лесов проложены дороги, раскиданы полупустые деревни, разделаны небольшие поля. Но когда смотришь вдаль, видишь только сине-зеленое лесное марево. Лишь приглядевшись, можно кое-где заметить полуразвалившуюся колокольню или остов старой пожарной каланчи…