Затем мы отправились к субальпийским лугам. В гуще цветущих трав там виднелись разноцветные ульи, собранные в обширный пчелиный городок. В фанерном домике на пасеке молодой пчеловод Федор Усов угощал нас душистым (только что откачанным) медом. Это был первый урожай, который собрали комсомольцы с нехоженых лугов.
С тех пор мне не пришлось бывать в тех местах, но долго поддерживалась связь с первопроходцами Кедрограда. И я знала, что комсомольский коллектив, пополняясь новыми энтузиастами и преодолевая огромные трудности, живет. Вскоре он перебрался в прителецкую зону алтайской тайги, где еще сохранились полноценные кедрачи. Жили в палатках, испытывая крайнюю нужду в необходимом, непрестанно «воевали» с рутинерами.
В 1960 году на страницах «Комсомольской правды» начала публиковаться по частям, а затем вышла отдельной книгой прекрасная документальная повесть Владимира Чивилихина «Шуми, тайга, шуми!» В ней с большой душевной теплотой и художественной силой рассказывается о комсомольцах Кедрограда, о нелегких испытаниях, которые легли на их пути. О том, какой широкий отклику молодежи страны нашло их благородное начинание. Писали о них другие литераторы и журналисты, те, кого встревожила судьба кедра и нависшая над ним опасность. Мысль о необходимости бережного отношения к «хлебному дереву» Сибири и Дальнего Востока звучала и в выступлениях ученых, общественных деятелей, лесоводов-практиков.
Шли годы. Общественное движение в защиту кедра в конце концов было подкреплено государственным актом. Совет Министров СССР в 1978 году принял постановление «Об улучшении комплексного использования и охраны кедровых лесов». В нем отмечено, что в этом важном деле имеются серьезные недостатки, которые должны быть в кратчайшие сроки ликвидированы. Всем ведомствам, имеющим касательство к кедровым лесам, вменено в обязанность обеспечить разумное комплексное их использование.
И вот уже прошло три десятилетия с той поры, когда комсомольцы начали свой поход за спасение кедра. Что же сегодня, каковы итоги? Удалось ли первопроходцам построить Кедроград так, как было задумано, стал ли он образцом единственно разумного хозяйствования в кедровых лесах?
Увы. Энтузиазм и новаторство молодых не были поддержаны на месте, не подкреплены организационно. Их самоотверженные усилия неизменно разбивались о глухую стену враждебности и рутины со стороны алтайских организаций, возглавлявших лесное дело. А за теми, кто командовал в лесах, были права и власть. «На наш век хватит, а там посмотрим», — благословлял сплошную вырубку лучших кедровников Алтая начальник Управления лесного хозяйства края Вашкевич. Планы комсомольцев, неизбежные в новом деле ошибки осмеивались, препятствия одно за другим ставились на их пути. Достаточно сказать, что лишь за первые годы существования Кедрограда усилиями местных властей новое хозяйство трижды реорганизовывалось и перебазировалось. Вначале оно осваивалось в районе поселка Уймень, где за ним закрепили около ста пятидесяти тысяч гектаров кедровников, затем переброшено было на Телецкое озеро, в поселок Йогач, где по существу и «утоплено» в огромной, превышающей миллион гектаров территории местных лесхозов и леспромхозов, активно вырубающих кедрачи. Еще через три года — новая реорганизация.
Сейчас бывший Кедроград существует в Йогаче под названием «Горно-Алтайский опытный лесокомбинат по комплексному использованию тайги». По своей структуре и по возможностям он далек от задуманного когда-то. Не осталось в нем первопроходцев. Давно покинул здешние места организатор и первый директор — душа Кедрограда в пору его создания Фатей Шипунов, разъехались в разные края многие из его друзей и сподвижников. Последним ушел самый упорный и последовательный — Виталий Парфенов. Но он продолжил борьбу иным способом. Проведя множество наблюдений и расчетов, обобщил, опыт Кедрограда и выпустил книгу «Комплекс в кедровом лесу». Книга убедительно утверждает необходимость нового мышления в лесном деле.
Несмотря на многие трудности и огрехи в своей работе, ныне существующий опытный лесокомбинат в Иогаче все же ближе других лесных хозяйств к разумному использованию кедрового леса. Помимо древесины заготавливает кедровые орехи и пихтовое масло, лекарственные травы и живицу. По его образцу создано еще пять подобных хозяйств.
Обольщаться в общем-то нечем. После тридцати лет борьбы за кедр первопроходцев и больше чем через десять лет после соответствующего постановления Совета Министров СССР создано лишь шесть хозяйств, в какой-то мере приближающихся к комплексному использованию кедровой тайги. На остальных миллионах и миллионах гектаров пока все по-прежнему, хотя есть примеры бережного отношения к патриарху тайги. До сих пор идет борьба мнений, ведутся споры между теми, кто рвется в кедровые леса, чтобы рубить немедленно и как можно больше, не разбираясь в тонкостях экологии, и людьми, отдающими себе отчет в том, какой след на земле оставит такой подход.
Под шум этих споров валятся, как и прежде, лучшие кедрачи. Почти начисто уничтожены они на Урале. Горят на тысячах гектаров вокруг Байкала. На Алтае продолжается вырубка кедров в орехово-промысловой зоне. От нее остаются лишь малые островки. В Хабаровском и Приморском краях заготовители, проводя рубку в смешанных лесах, берут только кедры и оставляют среди общего хаоса малоценные лиственные породы. Лишь в одном районе Приморья, Красноармейском, уже разорено и захламлено два миллиона гектаров кедровой тайги. В иных местах браконьерствующие сборщики орехов валят мотопилой двухсотлетние, в полной силе, кедры, чтобы без хлопот добыть шишки… Примеры бережного отношения к патриарху тайги, которые, безусловно, есть, пока тонут в море бесхозяйственности.
Горестно сознавать, что у кедровых лесов, лесов уникальных, подаренных судьбой одной только нашей стране, до сих пор так и нет настоящего, рачительного хозяина, что они по существу словно отданы на откуп временщикам. Батюшка-кедр и сегодня взывает к нашей совести, к нашему разуму. Не было бы поздно!
Фарли Моуэт
ГИБЕЛЬ БИЗОНОВ
Перевод с английского Н. Лосевой
Художник Е. Кузнецова
Первым колоссальным источником богатства, который европейцы использовали на северо-восточных просторах Нового Света, была нефть. Вторым — рыба. На третьем месте был вовсе не мех, как нам внушали, а более низменная торговля шкурами крупных млекопитающих для выделки кожи.
Замкнутые в своем пластиковом веке, мы уже забыли об универсальном и важнейшем значении кожи в жизни наших предков. Первые мореплаватели использовали ее для такелажа на своих судах, а в некоторых случаях обшивали ею борта судов. В той или иной форме она обувала человечество с древних времен. На протяжении тысячелетий из кожи шились одежды как аристократов, так и крестьян. Она служила материалом для тысячи ремесел и сельскохозяйственного инвентаря и была неизменной частью домашнего быта, где использовалась для самых различных нужд — от мехов для раздувания очага до роскошных сафьяновых переплетов книг. Однако нигде кожа так широко не применялась, как в войнах.
До пятнадцатого века армии не только шагали обутые в кожу, но и ездили верхом на конях, седла и поводья которых были сделаны из кожи, а отдельные воины носили кожаные щиты или были облачены в тяжелую кожаную одежду, которая представляла своего рода броню. Ввиду плотности и прочности кожи она еще долгое время была в фаворе у военных даже после того, как огнестрельное оружие лишило ее прежней защитной роли. Уже в девятнадцатом веке кожу все еще использовали в большом количестве для некоторого военного снаряжения.
До открытия Северной и Южной Америки кожа для военной формы длительное время была специальным материалом, известным по всей Западной Европе, как «бафф» — особо прочная и в то же время эластичная кожа желтоватого цвета. Это название происходит от греческого слова, обозначающего дикого бизона и отражавшего предпочтение древних к шкурам зубров — исконных диких животных, упоминавшихся в мифологии.
К середине пятнадцатого века зубры и другая разновидность этих диких животных, известная как «wisent» (позднее — «бизоны»), были в большинстве своем истреблены охотниками, и бафф за неимением лучшего выделывался из шкур домашних животных и был значительно худшего качества. Так было во всех европейских странах, кроме Португалии, которая продолжала выделывать кожу не хуже первоначальной из импортных шкур таинственного зверя, который в Португалии именовался буфало (буйвол), и сведения о нем и о местах его обитания хранились в полном секрете.
Португальцы обнаружили этих животных во время исследования западного побережья Африки, которое началось примерно с 1415 года. Таинственное животное было фактически не чем иным, как африканским диким быком, который до сих пор носит название капского буфало. Португальцы приводили их шкуры на родину и выделывали великолепный бафф, который продавался по всей Европе по самой высокой цене.
Название африканского буйвола распространилось и на другой вид после того, как Васко да Гама обогнул мыс Доброй Надежды в 1498 году и затем поплыл на восток, к Малабарскому берегу полуострова Индостан (Индии). Здесь он встретил азиатского дикого быка, шкура которого обладала желаемыми качествами, свойственными его африканской разновидности. От первой он отличался названием — «водяной буйвол», и его шкуры также способствовали укреплению монополии Португалии на бафф.
Третья разновидность дикого быка, которая носила то же название, была открыта также португальцами, вероятно, в тот же период, что и вторая, но на западных берегах Атлантического океана.
Эго был североамериканский буфало (бизон). Это огромное животное — крупный бизон мог весить более тонны, длина его составляла двенадцать футов, а спереди он достигал семи футов высоты — водилось на большей части континента и чувствовало себя одинаково хорошо на всем протяжении от Северного полярного круга до берегов Мексиканского залива.