ения, идущие из земли…
Едва мы поднялись на крыльцо, как нам навстречу вышла невысокая, с улыбчивым лицом женщина.
— Белла Зияевна, принимайте гостей, — весело сказал Виктор Борисович и чуть позже добавил: — Знакомьтесь, это заведующая лабораторией сейсмобиомеханики Института сейсмологии АН Казахстана, Серазетдинова. Она частенько у нас бывает.
— Потому что люблю животных, — призналась Белла Зияевна. — Кстати, Виктор Борисович, в который раз вы обещаете мне показать своих сурков?
— Уж сегодня непременно выполню свое обещание, — твердо сказал Виктор Борисович.
Пройдя через кухню, мы оказались в небольшой комнате, посреди которой стояла настоящая русская печка с дымоходом, у стен — две железные кровати, возле окна на столе шуршал работающий осциллограф — шла запись сигналов, идущих, как оказалось, от нор дикобразов. Над раскрытым журналом, в котором фиксировал каждое движение животных, склонился сотрудник. Поздоровавшись, он продолжал заниматься своим делом.
— Олег Александрович, метеоролог, — представил его нам Виктор Борисович. — Следит за микроклиматом в ущелье. Среди нас самый молодой. Мастер на все руки… — Посерьезнев, он добавил: — А вообще-то мы работаем по вахтенному методу, у нас, на полигоне, все сотрудники взаимозаменяемы. Правда, их тут немного. С Валерием Чувашовым, биологом и охотоведом, когда мы шли сюда, я познакомил вас. Он чинил крышу на доме. Остальные — в Алма-Ате.
Проверив прибор, Виктор Борисович склонился над журналом, продолжая рассказывать.
— Для исследований мы набирали животных, активных в течение круглого года, которые не боятся людей. Это важно. Правда, с одним условием — чтобы они были аборигенами. Мы делаем вольеры и норы, как в природе. На данный момент для нас очень важно установить и описать случаи поведения различных животных. И чем больше их будет на нашем полигоне, тем больше получим необходимой информации. Поэтому в дальнейшем, думаю, возьмем сурка красного, барсука, суслика, лисицу красную, корсака… А из пернатых — сизоворонку, щурка золотистого и зеленую береговую ласточку… Но увы, пока мы точно не знаем, как животные предчувствуют землетрясение, сейчас задача наших научных исследований — выявить среди диких животных наиболее тонких индикаторов подземных бурь. С апреля прошлого года мы вели только визуальные наблюдения, теперь вот — с помощью чувствительной аппаратуры. В норах и жилых камерах установлены специальные сейсмодатчики, которые регистрируют суточную активность подопытных животных. Хотите, покажу?
Мы вышли на улицу, обогнули дом и через десяток метров остановились у большого вольера, огороженного металлической сеткой, в центре которого росли два огромных, буйно цветущих куста барбариса с объеденной внизу корой.
— Здесь живут дикобразы. Для них мы смастерили искусственную нору из досок. Самка выходит только ночью, а самец — тот посмелее… Погодите, меня зовет Белла Зияевна. Я сейчас вернусь.
Едва он скрылся из виду, как в это время неожиданно повыскакивали из своих нор дикобразы. Распушив хвосты, с урчанием заметались вокруг барбариса. Я попятился, не сводя с них глаз и неизвестно чего пугаясь.
— Теперь они не скоро зайдут, — услышал я за спиной спокойный голос Виктора Борисовича. — Очевидно, начались взрывные работы. В горах новую дорогу прокладывают до Фрунзе… Ага, вон, смотрите, так и есть.
Я проследил за его взглядом. Узкая полоска шоссе уходила головокружительным серпантином в поднебесье, почти растворяясь в густой дымке. И там с трудом разглядел расплывающееся серое облачко.
— Сейчас выйдет Белла Зияевна, — сказал Виктор Борисович, — и мы вместе сходим к барсукам.
— Ну, а с чего вы начинали? — спросил я.
— С чего? — переспросил он задумчиво. И рассказал…
Приняв полигон, а вернее, только земельный участок площадью тридцать гектаров, Поле первым делом стал искать сотрудников. В то время тут не было ни дорог, ни времянок. Кругом скалы, ручей с кристально чистой водой, да желание скорее продолжить дело своего учителя Мариковского. В общем трудностей было много, условий никаких. Одним из первых пришел Валерий, оказавшийся настоящим народным умельцем — плотник, столяр, каменщик, повар и отличный знаток природы. Его судьба в чем-то схожа с Поле. Оба из Сибири, заканчивали один и тот же Иркутский сельскохозяйственный институт, факультет зоологии.
Пригнали бульдозер, расчистили место для будущей дороги, завезли вагончики, которые потом пришлось крепко утеплять верблюжьей шерстью.
— Но это еще полбеды, — вспоминал Виктор Борисович. — Пожалуй, самым трудным испытанием для ребят были те дни, когда огораживали колючей проволокой участок — ведь в будущем, думаем, он станет заповедной зоной. А потом здесь проходят перегонные тропы…
Вертолет доставлял им асбестоцементные трубы на самую высокую площадку в горах. Каждая весом по двадцать килограммов, а их было более трехсот штук. Оттуда ребятам приходилось растаскивать их через кручи и ущелья, потом под них рыть ямы, закапывать… Но сейчас трудности не исчезли. Не налажена заготовка корма для животных, потому что его негде хранить. Вот и приходится мотаться на машине в Алма-Ату. Правда, есть на полигоне маленький ледник, который они сами и сделали. А вот с электроэнергией пока плохо, аккумуляторные батареи используются только для освещения и круглосуточной работы аппаратуры…
Крутая тропинка уводит нас вверх, на вертолетную площадку. Впереди идет Виктор Борисович, увешанный футляром с полевым биноклем, фоторужьем, с которыми он не расстается. Шагает легко, не сбивая дыхания. Я и Белла Зияевна едва поспеваем за ним. Он ведет нас туда, где живут колонией сурки, которых Мариковский считает «интеллектуальной элитой». Чувствительность к предстоящим землетрясениям у сурков уже не вызывает сомнения. Подтверждений тому немало. Например, весной 1978 года в десяти километрах от районного центра Джалагаш, что в Казахстане, земля дрогнула от подземных толчков, но еще за сутки пастухи обратили внимание на то, что сурки выбрались из своих нор и покинули эпицентр землетрясения…
Мы миновали ложбину, и я сразу обратил внимание, что кругом земля сплошь изрыта.
— Барсучьи норы. Видно, личинки искали для корма, — пояснил Виктор Борисович. — Свои жилища барсуки строят в три яруса, вокруг которых, между прочим, полный порядок — зверюшки очень чистоплотные. А вот рядом холмики-домики кротов-слепушонков. У этих норы тянутся на сотню с лишним метров. Целые лабиринты…
С короткими передышками поднимаемся по склону. На вершине Поле предупредил нас, чтобы двигались очень осторожно.
— Они здесь, — прошептал он, приседая и поднося к глазам бинокль. — Сурки-прошлогодки. А те, что в сторонке, — молодняк.
Виктор Борисович отлично знал, где и сколько в какой норе живет сурков, когда они выходят кормиться. Молодые зверьки появляются только днем и, как правило, далеко не уходят от дома. Ну а взрослые вылезают и в сумерках. Вытащить сурка из норы, по словам Поле, практически невозможно, не хватит силы, разве только разорвав его на части.
Разглядывая в бинокль сурков, я никогда не думал, что это такое захватывающее зрелище. Зверьки весело резвились вокруг норы, гоняясь друг за другом, но под присмотром родителей. Нас они все-таки заметили или, скорее, почувствовали, потому как беспокойно начали поглядывать в нашу сторону…
— Сейчас мы уже точно определяем, какие физические явления, — рассказывала мне Белла Зияевна, когда мы возвращались, — влияют на «умение» животных чувствовать землетрясения. Прежде всего это микросейсмические колебания земной коры, изменения и давления воздуха и гравитации, колебания уровня подземных вод, инфра- и ультразвуки, вариации электромагнитных полей, выделения гелия, углекислого газа, углерода из земли… Но дополнить, расширить их перечень предстоит нам — зоологам, физикам и биофизикам.
Ученые считают, что реакция животных на воздействие окружающей среды носит явно защитный характер и выработана, отточена и проверена длительной эволюцией, когда на Земле выживали в бесчисленных катаклизмах лишь те, кто был способен почувствовать приближение беды и спастись.
— Преимущество этих, так сказать, живых приборов еще и в том, что они есть везде, — продолжала Серазетдинова, — не требуют больших затрат… Осторожнее, — предупредила она, спускаясь по каменистому склону к ручью. Мы сбежали вниз и остановились.
— А вот здесь мы хотим соорудить водоем, — сказала Белла Зияевна. — Будем разводить радужную форель и голого асмана. По данным исследований итальянского ученого Джорджо Маттеучича, за несколько недель до землетрясения наблюдали массовую гибель форели в искусственных водоемах. Факт, достойный научного исследования.
— Есть и еще одна идея, — усмехнулся Виктор Борисович. — Сейчас у нас на полигоне установлена аппаратура, которая позволяет производить лишь трехканальную запись. Все это мы уже опробовали и получили отличные результаты. И по-моему, наступила пора переходить на многоканальную запись двигательной активности животных, ставить ЭВМ. Мы не можем ждать, когда сюда проведут электричество. Сейчас для нас каждый день дорог. Вот тут мы и подумали: а почему бы нам не использовать эту даровую энергию для своих нужд? Короче, соорудить маленькую гидроэлектростанцию. Кое-что уже прикинули, проверили. Думаю, будет у нас своя энергия…
Ясный, солнечный день клонился к вечеру. Вершины гор уже туманились сумерками.
— Похоже, ночью будет гроза, — вдруг сказал Поле, взглянув на небо.
Я тоже поднял голову и увидел, как прямо на ущелье медленно двигалась небольшая тучка. Неужели он считал, что она принесет дождь? Да с нее и капли не выжать. Заметив, что я сомневаюсь, Поле сказал:
— В природе нет ничего случайного — все закономерно и разумно. Вы прислушайтесь, какая вокруг тишина. Все живое замерло, притаилось… Эта тучка — предвестница. Гроза идет знатная…
Утром, когда гроза миновала, я поинтересовался у Виктора Борисовича, как животные вели себя ночью. Наверное, беспокоились?