— Я расскажу вам все, что случилось, а все вопросы вы будете задавать потом. — Он отхлебнул кофе. — Спустившись под воду, я, конечно, был начеку и смотрел во все глаза. В жуке я чувствовал себя в безопасности, но случались уже всякие вещи, и я немножко нервничал. Едва спустившись, я увидел декабрахов — штук пять или шесть. — Флетчер умолк и отпил кофе.
— Что они делали? — спросил Дамон.
— Ничего особенного. Плавали вокруг монитора, запутавшегося в водорослях. Щупальце у него висело, как рука, и уходило из поля зрения. Я направился туда, просто чтобы посмотреть, что деки делают; они попятились. Мне не хотелось тратить время под плотом, и я повернул на север, к Глубинам. На полпути туда я увидел странную вещь; собственно, я проплыл мимо и повернул, чтобы рассмотреть. Я увидел с дюжину деков. С ними был монитор — действительно большой. Огромный. Он висел на шарах или пузырях — на каких-то стеблях, которые поддерживали его, а деки его направляли… В нашу сторону.
— В нашу сторону, да? — пробормотал Мерфи.
— Что вы сделали? — спросил Меннерс.
— Что же, это была, может быть, невинная прогулка, но я не хотел рисковать. Щупальце у этого монитора было как швартов. Я повернул жука на пузыри — одни уничтожил, остальные разогнал. Монитор упал как камень. Деки разбежались во все стороны. Я подумал, что выиграл этот ход, и пустился на север. Вскоре очутился там, где склон начинает спускаться в Глубины. Я шел на глубине 20 футов, а тут спустился на 200. Мне пришлось включить фары. Этот красный полусвет почти не проникает в воду. — Флетчер снова отпил кофе. — Всю дорогу на Отмелях я шел над коралловыми рифами и над лесами гибких водорослей. Там, где склон спускается в Глубины, кораллы становятся чем-то фантастическим: я думал, здесь больше движение воды, больше питания, больше кислорода. Они вырастают на сотни футов шпилями и башнями, зонтами, платформами, арками — белыми, голубыми, бледно-зелеными.
— Я подошел к краю утеса. Это было как удар; только что мои фары светили на кораллы, на все эти белые башни и шпили, — и вдруг ничего. Я был над Глубинами. Мне стало страшновато. — Флетчер ухмыльнулся. — Это неразумно, конечно. Я измерил глубомером — дно было в 12 тысячах футов внизу. Мне это не понравилось, я повернул обратно. И тут заметил справа огни. Я потушил фары, двинулся на разведку. Огней была россыпь, словно я плыл над городом, и почти так это и было.
— Декабрахи? — спросил Дамон.
Флетчер кивнул.
— Декабрахи…
— Вы хотите сказать: они сами его построили? Вместе с огнями?
Флетчер нахмурился.
— В этом я не могу быть уверен. Коралл вырос в таких формах, что получились маленькие каморки, куда можно вплыть и выплыть и делать все, что им нужно делать в доме. Разумеется, защиты от дождя им не нужно. Они не строили эти коралловые пещеры так, как мы строим дома, но это и не выглядит настоящим кораллом. Похоже, что они заставляли его расти, как им нужно.
Мерфи сказал неуверенно:
— Значит, они разумные.
— Нет, это не обязательно. В конце концов осы строят свои сложные гнезда, пользуясь только инстинктом.
— Каково ваше мнение? — спросил Дамон. — Какое впечатление это производит?
Флетчер покачал головой.
— Я не могу быть уверен. Не знаю, какую мерку тут применять. «Разум» — это слово, имеющее тысячи смыслов, и мы применяем его слишком узко и искусственно.
— Я не понимаю, — заявил Мерфи. — Как вы думаете, деки разумны или нет?
Флетчер засмеялся.
— А люди разумны?
— Конечно. Так они говорят по крайней мере.
— Так вот, я хочу сказать, что нельзя мерить разум декабрахов человеческим разумом. Их надо судить по другой мерке — по их собственной. Люди пользуются орудиями из металла, глины, волокна, неорганических материалов — неживых. Я могу представить себе цивилизацию, развившуюся на живых орудиях — специализированных существах, применяемых господствующей группой для специальных целей. Предположим, что на такой основе живут и декабрахи. Они заставляют коралл расти в нужных им формах. Они пользуются мониторами как лебедками или подъемными кранами, или как ловушками, или для добывания чего-нибудь из воздуха.
— Тогда, значит, — произнес Дамон, — вы думаете, что декабрахи разумны?
Флетчер покачал головой.
— Разум — это только слово, только определение. То, что деки делают, может не поддаваться нашим определениям.
— Это мне не под силу. — Мерфи откинулся на стуле.
Дамон настойчиво продолжал:
— Я не метафизик и не семантик, но мне кажется, что мы можем сделать решающий опыт.
— Какая разница, разумны они или нет? — спросил Мерфи.
— Большая разница, — ответил Флетчер, — с точки зрения закона.
— Ааа, понял, — сказал Мерфи. — Учение об Ответственности.
Флетчер кивнул.
— Нас могут выкинуть с этой планеты за ранение или убийство разумных обитателей. Это бывало.
— Верно, — поддержал Мерфи. — Я был на Алкаид-2, когда такая неприятность случилась с Гравитонной Корпорацией.
— Итак, если деки разумны, то нам придется быть начеку. Вот почему я встревожился, увидев дека в чане.
— Ну, что же, разумны они или нет? — спросил Мальберг.
— Есть один решающий признак, — повторил Дамон. Все взглянули на него выжидающе.
— Ну? — произнес Мерфи. — Выкладывайте.
— Сообщение между собой.
Мерфи задумчиво кивнул.
— Кажется, это подходит. — Он взглянул на Флетчера. — Вы заметили, чтобы они сообщались между собою?
Флетчер покачал головой.
— Я завтра возьму с собой камеру и звукозапись. Тогда мы узнаем наверняка.
— Кстати, — заметил Дамон, — почему вы спрашивали о ниобии?
Флетчер почти забыл об этом.
— У Кристела на столе был кусочек. Может быть… я не уверен.
Дамон кивнул.
— Так вот, может быть, это и совпадение, но в деках полно ниобия.
Флетчер пристально взглянул на него.
— Он у них в крови, и много содержится во внутренних органах.
Флетчер замер, не донеся чашку до рта.
— Достаточно, чтобы это было выгодным?
Дамон кивнул.
— Вероятно, сотня граммов на организм или больше.
— Ну-ну, — произнес Флетчер. — Это действительно очень интересно.
Дождь шумел всю ночь; налетел сильный ветер, поднимая и нося дождь и пену. Большая часть команды легла спать, фактически все, кроме стюарда Дэйва Джонса и радиста Меннерса, сидевших за шахматами.
Сквозь шум ветра и дождя послышался еще один звук — металлический скрежет, пронзительный скрип, ставший слишком громким, чтобы не услышать его. Меннерс вскочил, кинулся к окну.
— Мачта!
Она была смутно видна сквозь дождь и качалась, как тростник, все увеличивая размах колебаний.
— Что можно сделать? — вскричал Джонс.
— Одна группа растяжек лопнула. Сейчас ничего, — произнес Меннерс.
— Я позову Флетчера. — Джонс кинулся по коридору к спальням.
Мачта резко вздрогнула, замерла на какие-то доли секунды под необычным углом и рухнула на цех переработки.
Прибежал Флетчер, поглядел в окно. Сейчас, когда фонарь на мачте погас, плот выглядел мрачно и зловеще. Флетчер пожал плечами, отвернулся.
— Ночью ничего нельзя сделать. Выйти на палубу — значит, рисковать жизнью.
Утром осмотр места происшествия показал, что две растяжки аккуратно перепилены или перекушены. Мачту, легкую по конструкции, быстро разрезали, оттащили в сторону поломанные части. Плот казался голым и плоским.
— Кто-то или что-то, — заговорил Флетчер, — старается причинить нам как можно больше неприятностей. — Он поглядел через серовато-розовый океан туда, где за пределами видимости плавал плот Морской Рекуперации.
— По-видимому, — заметил Дамон, — вы говорите о Кристеле.
— У меня есть подозрения.
Дамон взглянул в ту сторону.
— Я практически уверен.
— Подозрение — не доказательство, — произнес Флетчер. — Прежде всего, чего Кристел надеется добиться, нападая на нас?
— А чего добились бы декабрахи?
— Не знаю, — сказал Флетчер. — Хотел бы знать. — Он пошел переодеться в подводный костюм.
Водяной жук был готов. Флетчер укрепил камеру в наружной оправке, присоединил звукозапись к чувствительной диафрагме на кожухе, потом сел и закрылся колпаком. Жук погрузился в океан. Он наполнился водой, и его блестящая оболочка исчезла в глубине.
Команда починила крышу цеха переработки, подняла и установила мачту.
День уходил, наступили сумерки и сиреневый вечер. Рупор зашипел, забормотал, потом усталый голос Флетчера сказал с усилием:
— Готовьтесь, я иду.
Команда собралась у борта, вглядываясь в сумерки. Одна тускло блестящая волна сохранила свою форму, приблизилась и оказалась водяным жуком. Спустили захваты, вылили воду из жука, подняли его на палубу. Флетчер вылез на палубу, устало прислонился к шлюпбалкам.
— Мне этих погружений хватит надолго.
— Что вы нашли? — жадно спросил Дамон.
— Я заснял все. Покажу, как только в голове у меня перестанет шуметь.
Флетчер принял горячий душ, потом спустился в столовую и съел миску супу, которую поставил перед ним Джонс, пока Меннерс переносил заснятую Флетчером пленку из камеры в проектор.
— Я понял две вещи, — сказал Флетчер. — Во-первых, они разумны. Во-вторых, если они сообщаются между собою, то по способу, недоступному для человеческих чувств.
Дамон прищурился, удивленно и недовольно.
— Это почти противоречие.
— Погодите, — сказал Флетчер. — Увидите сами. Меннерс включил проектор — экран осветился.
— На первых нескольких футах нет почти ничего, — произнес Флетчер. — Я плыл прямо к концу отмели и прошел вдоль края Глубин. Там обрыв, как на краю света, — прямо вниз. Милях в десяти западнее колонии, найденной вчера, я нашел еще одну, большую, почти город.
— Город означает цивилизацию, — поучительно заметил Дамон.
Флетчер пожал плечами.
— Если цивилизация означает сознательное изменение среды — а я где-то слышал такое определение, — то они цивилизованы.