— Конечно. Сейчас выхожу.
— Только будь осторожна.
И прокурорша повесила трубку.
Двадцатый год нового режима.
У светской дамы никогда не бывает свободного времени. Даже при нынешнем правлении, когда элита живет не в пример скромнее имперской. Поездки к массажистке, в парикмахерскую, в косметический салон, к портнихе, по магазинам, инструкции прислуге, заказ меню не оставляют ни минуты свободной. Ничего не поделаешь — все это входит в обязанности дамы ее круга. Хотя собственно круга как такового нет. Почти все, кто равен по положению ее мужу, не женаты, и вовсе не потому, что имеют порочные пристрастия. Просто, учитывая обстоятельства, в которых нынче пребывало государство, представители верхов могли вступать в брак только с женщинами… скажем так, одного с ними биологического вида. Иначе бы это сильно осложнило им жизнь, и без того полную забот. Выбор же был ограничен.
И все же, несмотря отсутствие соперниц, она не могла позволить себе превратиться в обычную домохозяйку. Прежде всего это уронило бы реноме ее супруга. Государственный прокурор — фигура из сильнейших на игровой доске, и она должна была соответствовать. Сопровождать мужа в поездках, принимать гостей — а меж ними попадались люди, от которых могла зависеть не только карьера, но и жизнь Умника. И при этом надо было подобающе выглядеть, а годы, между прочим, уже давали о себе знать, и приходилось прикладывать как можно больше стараний для сохранения имиджа.
Иногда ей казалось, что, не случись вселенской катастрофы, войны, государственного переворота, ее жизнь к сорока с лишним годам протекала бы точно так же. Массажистка, салон, портниха, модные магазины, муж, вечно занятый делами государственной важности. Для девушки из хорошей семьи, не обремененной приданым, но обладающей завидными внешними данными, как бы само собой подразумевалось, что она должна выйти замуж за человека, занимающего в свете подобающее положение, и тем обеспечить себе достойную жизнь.
Однако ее семья была слишком интеллигентной (отец, несмотря на свое аристократическое происхождение, был преподавателем гимназии), дабы просто готовить дочь к охоте за женихами. Девушка должна учиться, считали там, и когда в детстве она возмечтала о театральной карьере, ей не стали препятствовать. Было немало учебных заведений, где можно было получить артистическое образование. Консерватория, артистический факультет академии — ну, это уже для старшего возраста… балетное училище имени великой герцогини Ильдико — о, это нам подходит. Развратные нравы закулисья? Ах, оставьте вы эти древние предрассудки. Наша девочка слишком хорошо воспитана, чтоб поддаться тлетворному влиянию богемы… а в глазах папеньки читается безмолвное «ничего, пусть попробует себя, перебесится, а в наше время актриса или балерина тоже вполне способна отхватить приличную партию», а маменька столь же безмолвно отвечает: «О да, и к тому же занятия классическим танцем — лучший способ приобрести превосходную осанку и грацию движений».
Так стоило ли стараться, чтобы много лет спустя оказаться на этой предназначенной с детства колее?
Безусловно, стоило. Хотя бы потому, что, если бы она не постаралась, ее бы уже давно не было в живых, и смерть ее была бы не такой, о какой говорят с почтением.
Да, родители на свой лад готовили ее к борьбе за выживание, но они и представить себе не могли, какой будет эта борьба. Теута Арбори так никогда и не выступила на столичной сцене — не успела. Не успела она и вкусить нравов развратной богемы — но предполагала, что это была детская возня в песочнице в сравнении с тем, что ей пришлось пережить. Другие «девочки из хороших семей» там и закончили свои дни — в нищете, грязи, голоде и свирепых драках за корку хлеба, тряпку на теле и возможность заночевать под крышей. Ей пришлось даже хуже, чем другим, — она оказалась выродком, а к таким толпа не знала жалости. И порой казалось, что из всех приобретений ее балетного отрочества могут пригодиться лишь физическая выносливость и развитые мышцы.
Но оказалась, что осанку и грацию тоже можно использовать. Вначале — для того, чтобы с панели выбраться под покровительство уголовного авторитета, а потом и выше.
И теперь она светская дама, жизнь ее безупречна, и осанка с грацией важны, как никогда. Была бы у родителей могила, снесла бы туда цветочки с благодарностью, да только ров, куда сбросили вместе с сотнями других их тела, давно закатали катком и залили бетоном.
Будь она иной, она постаралась бы забыть все прежнее. Как забывали представители элиты свои имена. Но Теута Арбори, Гранд-дама, госпожа прокурорша, не забыла ничего. Потому что это во многом помогало ей жить — и действовать.
Она также помнила, кому обязана тем, что сумела выбраться. Он не напоминал никогда, не исключено даже, что сам забыл, — но она-то помнила. И это тоже была причина, чтоб действовать.
Муж не был с ней откровенен. Но он не был откровенен ни с кем — уж настолько-то она за двадцать лет его изучила. Однако при том он доверял ей. Он знал, что она его не предаст. Больше ни о ком на свете он так не думал. И это дорогого стоило.
Не то чтобы она его безумно любила. После всего пережитого о любви говорить как-то не подобает. Любил ли он ее? Тогда, много лет назад, когда вытащил из тюрьмы, ликвидировал ее дело и женился, — возможно, любил. Теперь все это давно миновало — и скорее всего это было хорошо. Бурные страсти имеют обыкновение превращаться в свою противоположность. Если бы любовь не прошла, она бы стала ненавистью. А тут… «ты не женщина, а старый боевой товарищ». Кому-то это кажется обидным?
Это лучший комплимент, который она слышала в жизни. А те, кому важнее было быть женщинами, остались там, на панели.
Конечно, не следует впадать и в другую крайность. Как подруга детства, которая относится ко всем проявлениям женственности с брезгливым пренебрежением. Мол, ценить надо ум и талант, а за внешностью следят только дуры. Так нельзя. Конечно, Нолу очень талантлива, это еще в начальной школе учителя отмечали, но она со своими талантами так и подохла бы в тюрьме, если бы Теу ее не вытащила. А Теу смогла стать Гранд-дамой благодаря внешним данным, да…
Нужно отдать Нолу должное — она работает добросовестно, из благодарности, а не потому, что у нее нет другого выбора, как многие другие «тюремные пташки». А использовать приходилось разных. При том соблюдая повышенную осторожность. Причем осторожничать необходимо не только от тех, против кого работаешь, но и от того, на благо кого работаешь. Нет, конечно, муж знал, что у нее есть собственная агентура, благодаря которой Гранд-дама может снабжать супруга дополнительными сведениями. Если б не знал, ему следовало бы носить псевдо не Умник, а Слепец или Болван. Но даже Умник не знал всех подробностей — и под каким соусом ему информацию подают. Потому что товарищество товариществом, а мужское самолюбие никто не отменял. Если необходимо принять важное решение, он должен быть уверен, что решение принял он сам — и никто его в нужном направлении не подтолкнул.
А стало быть, блюдем обязанности светской дамы — салоны, покупки, платья, прически — и попутно решаем стратегические вопросы.
Она не водила машину сама — это сочли бы слишком вызывающим. Кроме того, прокурор считал, что одной отправляться из дома слишком опасно, поэтому водитель выполнял также обязанности охранника. Он был кое-чем обязан прокурору, этот водитель, и поэтому Умник не сомневался в его преданности. По этой же причине Гранд-дама не подключала его к своей сети.
Она спустилась к выходу из особняка примерно через час после того, как муж отбыл во Дворец правосудия. Красивая женщина, хоть и в возрасте. Ухоженная. Карминные губы, ровные брови, высокие скулы. Последнее ей к лицу, и она подчеркивает это макияжем, так что щеки кажутся впалыми. Никакой излишней роскоши в одежде. Только элегантность. Костюм цвета кофе с молоком, серебристо-серый пыльник, туфли-лодочки. Шляпка с узкими полями и вуалеткой. («Женщина без шляпки, — внушали в имперские времена, — не дама, это прислуга или фабричная работница».) Маленькая сумочка — в такую поместится только косметичка, кредитная книжка, носовой платок. Ну и дамский револьвер разве что. Для всего остального есть сопровождающий — он и покупки в машину отнесет, и отстреливаться будет, если возникнет такая необходимость.
Впрочем, стрельбы не намечалось. Что бы там ни говорили, днем по городу передвигаться было безопасно, и это в значительной мере было заслугой правящей элиты. О, прокурорша помнила, что здесь творилось в те времена, когда она еще не была прокуроршей. После войны столичные улицы превращались в поле боя — как для гопников с арматуринами, так и для лощеных молодцов с автоматами и на бронированных машинах. Понадобились изрядные усилия, чтобы их укротить. О нет, их не то чтобы полностью уничтожили — да такой цели и не ставилось. Но гопников выдавили на окраины, а те, что на машинах и с автоматами… тут вопрос был сложнее. И сегодня ей предстояло разрешать проблему, с этим связанную.
Вначале госпожа прокурорша посетила салон, где освежила свой маникюр. Затем она приказала ехать к модному магазину «Кумир». Разумеется, супруге государственного прокурора не пристало делать покупки в торговых пассажах, но магазины, предоставляющие эксклюзивные модели, — другое дело. Когда подъезжали к «Кумиру», она сказала водителю:
— Это надолго, Ренни… вдобавок я собираюсь выпить кофе. Так что можете пока перекусить.
И правда — магазин предоставлял посетительницам, утомившимся от выбора покупок, такую услугу, как кофе с пирожными на открытой террасе. Поэтому, отправляясь в отдел чулок и нижнего белья, прокурорша предупредила приказчицу:
— Милочка, возможно, подойдет одна особа из заведения, где я делала заказ. Пусть подождет меня на террасе.
Когда прокурорша покончила с осмотром моделей и благосклонно указала те, что возьмет, «особа» дожидалась там, где велено.
Терраса именовалась открытой по той причине, что предоставляла посетительницам круговой обзор улицы через высокие — в три четверти стены — окна. Как можно подвергать деликатных дам пагубному воздействию смога и сырости, распахивая эти окна? Они же увянут, как нежные цветы. Пусть лучше предаются отдыху в окружении настоящих цветов… или почти настоящих. Вазоны, разделявшие столики, заполняла пышная растительность, но п