– В лагере никого нет, а с верков исчезли пушки.
Генерал Штофельн этому сильно удивился, но, когда наутро посланный им отряд занял турецкий лагерь, всё подтвердилось. Больше того, выяснилось, что турки ушли в большой спешке, бросив боезапас, фашины и лестницы. Вдобавок с Поля вернулась запорожская сторожа и донесла, что турки уже в 14 верстах от Очакова. К тому времени в крепости на ногах оставалось всего тысячи две защитников, и гарнизон, готовый драться до последнего, был весьма обрадован подтвердившейся вскоре вестью, что Али-паша, признав свою неудачу, окончательно ушёл восвояси…
Известие, полученное из Митавы, несказанно порадовало Бирона. Мужская линия дома Кетлеров пресеклась, и в Курляндии стали готовиться к избранию нового герцога. Немедля петербургский двор приказал рижскому губернатору генералу Бисмарку двинуть войска и поддержать кандидатуру Бирона. Курляндское дворянство съехалось в Митаву и приступило к шумному обсуждению, однако возникшие было прения сразу сошли на нет. Генерал Бисмарк расставил своих солдат по всему городу, и Эрнст-Иоганн Бирон без затруднений стал курляндским герцогом.
По возвращении герцога в Петербург во дворце было учинено великое шумство. Государыня Анна Иоанновна, искренне радуясь за сердечного друга, дала пышный бал, на котором блистал, расточая снисходительные улыбки, новоизбранный герцог. Там же, прямо в танцевальном зале, вельможи, чуть ли не отпихивая друг друга локтями, спешили поздравить Бирона и пожелать ему достойного правления, а равно будущего процветания Курляндии. Непоследним среди этих поздравителей был и глава Тайной её величества канцелярии Ушаков. Впрочем, хотя он, как и все остальные, благостно улыбался, некий червячок точил старого царского служаку.
Наутро, явившись в свою резиденцию, Ушаков первым делом вызвал Хрущова, который как «недремлющее око государево» следил в Митаве за избранием герцога. Дождавшись прихода верного секретаря, Ушаков оценивающе глянул на него и, со значением снизив голос, спросил:
– Ну, что в Митаве?
Хрущов, досконально изучивший своего начальника, уже знал, что тот хочет услышать, и безотлагательно начал:
– Имею сведения, что герцог, желая свести старые счёты, кое с кем из дворян курляндских круто обойтись намерен.
– Ну, болтунам этим языки укоротить не грех. – Ушаков презрительно фыркнул и выжидательно глянул на Хрущова. – Чего мнёшься, всё выкладывай.
Действительно замявшийся было секретарь вздохнул и продолжил:
– Поляки хотят Курляндию на воеводства разделить, а герцог желает прежние отношения сохранить или, может, и более того…
Хрущёв не договорил, но Ушаков, всё поняв и так, сердито буркнул:
– Это государыня решать будет… Ещё что?
– В Митаве слух есть. Вроде как герцог дворец строить собрался…
Сейчас, обходясь полунамёками, начальник и секретарь хорошо знали, о чём речь, а потому, немного помолчав, Ушаков вздохнул:
– Да… Кабы б он тут строить хотел…
Торопливый стук в дверь заставил начальника прерваться, а вошедший адъютант испуганно сообщил:
– Граф Остерман к вашей милости…
– Скажи, жду, – коротко бросил Ушаков и кивком выслал секретаря.
Остерман вошёл сразу. Поприветствовав начальника Тайной канцелярии, главный дипломат опустился в кресло и без обиняков напомнил Ушакову:
– Полагаю, про Немировский конгресс ты не забыл.
Об этом конгрессе начальник Тайной канцелярии знал всё. Тогда городок Немиров, что был во владениях магната Потоцкого, стал местом, куда съехались доверенные представители Высокой Порты, а также петербургского и венского дворов. Императрица при поддержке цисаря стремилась, уповая на удачное начало войны, мирным путём добиться пересмотра статей Прутского договора. Однако тайные, да и явные стремления сторон были настолько несовместимы, что из этой попытки ровным счётом не вышло ничего.
Начальник Тайной канцелярии знал и то, что прибывшие в Петербург посланники Вены давят на Остермана, стремясь добиться отправки русской армии для оказания прямой помощи не имеющим особых успехов в летней кампании австрийцам, и даже весьма желают чуть ли не объединения командования. И потому, отлично понимая, зачем Остерман сейчас приехал к нему, Ушаков стал выкладывать дипломату то, о чём его постоянно извещали доверенные конфиденты.
– Австрийцы, сам понимаешь, ведут свою игру. – Ушаков сделал паузу и, заметив, как насторожился Остерман, продолжил: – В Вене сейчас образовалось две партии, одна за войну, другая против.
– Это известно, – прервал начальника Тайной полиции дипломат. – Мне главные их цели точно знать надобно.
– Так секретов тут нет. – Ушаков хитро усмехнулся. – Главная их цель – чтоб мы турок побили, а Молдавия и Валахия не к нам, а к Австрии отошли.
– Ну да, ну да, от того и конгресс Немировский впустую прошёл, – вздохнув, согласился с начальником Тайной полиции Остерман и попросил: – Ты мне скажи, что сам-то про всё то думаешь.
– А что тут думать? – сердито поджал губы Ушаков. – Я ж говорил уже, конфедераты на короля Августа косо смотрят, опять же французы за конфузию под Данцигом реванша жаждут, и война с Портой им на руку.
– То ясно, – остановил Ушакова Остерман. – Тут дело такое. Государыня велела мне за Молдавию стоять твёрдо, и как оно повернётся, неведомо.
– То по твоей части, – напомнил дипломату Ушаков и, видимо что-то решая, после короткой паузы сказал: – Вон генерал Беренклау графу Остейну цидулу накатал. Пишет, что генералы наши всего в капитаны годны.
– А, это тот генерал австрийский, что при Минихе под Очаковом был, – вспомнил Остерман и сердито фыркнул. – Пускай сами воевать научатся.
– Умели бы, тогда нас о подмоге так настойчиво не просили б. – Ушаков насмешливо скривился и заключил: – Ты учти, что через свои военные неуспехи австрийцы по-всякому повернуть могут.
– Могут, – со вздохом согласился Остерман и напомнил: – Ты, если чего в их письмах проскочит, дай знать.
– Всенепременно, – заверил дипломата Ушаков и, в знак особого расположения встав, проводил важного гостя до двери.
После визита в Тайную канцелярию Остерман заторопился к зданию Коммерц-коллегии, где было намечено проведение рабочей встречи с австрийцами. Вена и Петербург заключили союз, который обуславливал, что в случае, если у одного из дворов произойдёт разрыв с Портой, то второй окажет ему поддержку войсками. Сейчас, когда у России с Турцией шла война, венский посол граф Остейн всячески добивался посылки русского корпуса через Валахию в Венгрию, чтобы после соединения с императорской армией действовать оттуда против султана. Для поддержки такого ходатайства из Вены прибыл генерал де Ботта, на встречу с которым и спешил Остерман.
Правда, он несколько опоздал, и когда вошёл в предназначенный для заседаний зал, то увидел, что граф Остейн, слегка насупившись, сидит в кресле, а фельдмаршал Миних и генерал де Ботта, стоя возле стола с разложенной на нём большой картой Черноморского побережья, о чём-то ожесточённо спорят. Впрочем, о чём спор, Остерман, хорошо зная позицию фельдмаршала, догадывался. Вот и сейчас, тыча указательным пальцем в карту, Миних убеждённо говорил:
– Какой же смысл, сделав столь длинный и утомительный переход, объединять наши войска и действовать только в одном месте?
– Позволю себе заметить, – сдержанно возразил фельдмаршалу генерал. – Русскому корпусу теперь совсем не обязательно идти через Украину. Это, конечно, я согласен, переход тяжёлый, но есть же и другой путь, гораздо короче – через Польшу. И объединившись, мы, конечно, сможем нанести Порте очень сильный удар, принудив её снова начать переговоры.
– Но прошу учесть, – едва поприветствовав австрийцев, вмешался Остерман. – Если идти так, можно вызвать рокош[50] сторонников Станислава, а это создаст немалые трудности для перехода и вдобавок поставит под угрозу наш недавний общий успех в Польше.
– Смотрите, генерал, – довольный поддержкой Остермана Миних обратился к де Ботта. – Если через Польшу идти нельзя, то оцените сами, насколько опасен другой путь.
Австриец наклонился к столу и принялся добросовестно изучать разложенную там карту, а фельдмаршал в защиту своего мнения добавил:
– Ясно же, пока я со всей своей армией буду идти вдоль побережья, хан крымский нанесёт мне удар и, значит, чтобы обезопасить себя, я буду вынужден держать сильный заслон у Перекопа.
От наблюдательного Остермана не укрылось, что доводы Миниха подействовали на де Ботта, который ещё ниже наклонился к карте, однако граф Остейн, видимо сделав такой же вывод, тут же поспешил возразить:
– Я полагаю, здесь всем известно, что сильному и большому войску непременно сопутствует успех.
– Конечно, это так, – согласился с посланником Миних, однако, немного подумав, заметил: – Но, по-моему, султан тоже соберёт все свои силы и вдобавок татары наверняка воспользуются уходом армии.
– Мы можем противопоставить султану искусство австрийских военачальников, – с некой запальчивостью сообщил граф.
– В их искусстве у меня сомнений нет, – весьма сухо ответил Миних.
На лицо фельдмаршала набежала лёгкая тень, и Остерман понял, что характеристика Беренклау, данная русским генералам, отнюдь не забыта, а Миних, видимо уже не в первый раз, повторил:
– Удар с двух сторон конечно же заставит турок или делить силы, или выступить только против одного из противников, чего султан, по моему разумению, наверняка убоится. – Миних сделал паузу и твёрдо заявил: – Да, я пойду через Дикое поле, но не в Валахию, а чтобы нанести удар здесь.
Ладонь, положенная фельдмаршалом на карту, властно накрыла район Хотина, и, заметив, как граф Остейн встревоженно переглянулся с генералом де Ботта, Остерман понял: Миних сумел настоять на своём…
Переправа через реку шла сразу по трём мостам, двум понтонным и одному походному, на пустых бочках. К первому подходила кавалерия и тянулись обозы, по второму, с большими разрывами между упряжками, перевозили пушки, а третий мог держать только идущую рассыпным строем пехоту. Когда фельдмаршал Миних подъехал к реке, пушкари как раз переправляли осадную мортиру. Под тяжестью орудия очередной понтон оседал в воду, и внимательно следивш