ий за этим Миних отчего-то стал вспоминать пройденное войском бездорожье.
Фельдмаршал, уже поднаторевший в степных походах, на этот раз готовился основательно. Были заготовлены речные дощаники, и погружённая на них армия относительно быстро по Днепру спустилась до Переволочны, а вот дальше начались трудности. По степи предстояло пройти около трёхсот вёрст, и хорошо ещё, что местность была ровная, без единого холмика или лощины. Вот только здесь никакого провианта, кроме подножного корма для лошадей, не было, отчего всё, включая дрова и воду, приходилось везти с собой. Из-за этого невероятно разросшиеся полковые обозы еле ползли, сильно задерживая движение.
Переправа шла долго, и армия, простояв у реки несколько дней, а затем подтянув и приведя в порядок обозы, двинулась дальше не одной, а сразу тремя колоннами, обеспечив между ними быструю и надёжную связь. Миних разослал по округе лазутчиков, но они ничего толком сообщить не могли, и это насторожило фельдмаршала. Опасаясь внезапного нападения турок, Миних приказал колоннам идти в каре, обеспечив надёжное прикрытие драгоценных обозов. Однако было неясно, где турки, и только когда армия вышла к Бугу, казаки донесли: неприятель появился.
Наутро турки внезапно атаковали расположенный чуть в стороне лагерь запорожцев. Дежурный бригадир тут же бросил на помощь украинским казакам передовой отряд, однако неприятель сумел окружить его и напал со всех сторон. Тогда на выручку своим поспешил сам Миних, нанеся сильный удар сразу несколькими батальонами. Враги были успешно отбиты, но почти сразу атаковали снова. Тогда огонь открыла успевшая подойти артиллерия, и, не сумев устоять, турки в беспорядке отступили, а затем и вовсе ушли.
В это время фельдмаршалу доложили о прибытии иностранных офицеров. Миних, озабоченный намерениями отошедшего сераскир-паши, перепоручил их встречу принцу Брауншвейгскому, который состоял волонтёром при главной квартире. Принц отправился немедля, взяв с собой только одного фенриха. Им был не кто иной, как юный барон Мюнхгаузен, лишь недавно приехавший в Россию, заменив при дворе Антона-Ульриха убитого под Очаковом пажа.
Вдвоём они поднялись на пригорок, с которого была хорошо видна пробитая армией сакма, и стали ждать. Чтобы скоротать время, принц спросил барона:
– Ну как тебе Россия, вьюнош?
– Интересно. – Глаза молодого человека живо блеснули, и он, не ожидая вопросов, поведал: – Вот только мороз и снега столько, что когда я привязывал к столбу лошадь, то подумал: если под солнцем снег вдруг растает, то мой конь повиснет на поводе.
Принц, глянув на забавного выдумщика, весело рассмеялся и махнул рукой в сторону сакмы.
– Смотри, фантазёр, вроде гости наши едут.
И точно, к пригорку приближалась довольно необычная кавалькада. Почти у каждого всадника за спиной торчала покрытая листвой свежесрубленная ветка, которая, судя по всему, давала седоку тень. Пока принц удивлённо рассматривал скачущие по дороге заросли, юный паж опять начал фантазировать, заявив вслух:
– Если для этого брать ветки вишнёвого дерева, то в пути вполне можно будет полакомиться ягодами.
Антон-Ульрих, услыхавши новую выдумку пажа, покачал головой, улыбнулся, а затем, тронув коня, поехал встретить гессенского полковника, возглавлявшего, как знал принц, эту группу прибывших к Миниху немецких, английских и шотландских офицеров, которые ещё раньше выразили желание поучаствовать в кампании волонтёрами и только теперь догнали начавшую поход армию…
Несколько дней армия продолжала путь спокойно, поскольку турки, всё время находясь поблизости, беспокоили лишь малыми партиями. Затем лазутчики сообщили Миниху, что сераскир-паша идёт к пограничной с Польшей реке, и тогда, желая упредить его, фельдмаршал приказал тоже идти туда. Армия вышла на рубеж, и, пока наводили мосты, запорожцы, сделав разведку, известили, что турки на подходе. Миних приказал авангарду немедля перейти реку, чтобы встретить неприятеля. Войска сблизились, и турки нанесли удар первыми.
Их натиск был очень силён, но авангард устоял и более того, дал неприятелю такой отпор, что он затоптался на месте, а когда фельдмаршал выслал подмогу, сразу же спешно отступил. Под прикрытием авангарда Миних выстроил войска в одну линию, и бой вскоре возобновился. Турки бросались то на правое, то на левое крыло русской позиции, но были повсеместно отбиты. Казалось, что неприятель уходит, но неожиданно он начал свои атаки с ещё большей яростью и, возможно, имел бы успех, но подошедшая к тому времени артиллерия заставила неприятеля ретироваться.
Несколько дней о турках и слуха не было, пока на передовую заставу не вышел валашский дезертир, сообщивший, что неприятель опять приближается. Армия, шедшая в это время через дефилеи, ускорила марш, а отряженные для наблюдения донские казаки привели пленных, от которых стало известно, что на подходе белгородские татары, усиленные восьмитысячным турецким отрядом. Миних сам выехал на рекогносцировку и обнаружил, что враг уже строится в боевой порядок. Однако, едва турки уяснили, что на подходе вся русская армия, они спешно отступили к Днестру.
Миних продолжил движение, а когда он тоже вышел к Днестру, то увидел лагерь татар и турок. Едва русское войско показалось, неприятель перешёл реку и занял ближайшую высотку. Миних остановил авангард, подтянул арьергард и прикрыл обоз. Эти меры оказались полезны, так как армия подверглась атаке сразу с двух сторон. Главный удар пришёлся по обозу и арьергарду, но бывшие там донские казаки атаковали сами. Турки с татарами пытались зажечь степь, но мокрая трава не горела, и они ни с чем вернулись на днестровский берег.
После схватки Миних остановил армию у реки, имея напротив хорошо укреплённый неприятельский лагерь, расположенный по ту сторону Днестра. Время от времени янычары переплывали реку на небольших лодках и вступали в стычки с передовыми караулами. Берег реки в этом месте был утёсист и крут, так что помышлять о переправе не приходилось. Выяснив, что за рекой стоит тысяч шестьдесят с пушками и мортирами, Миних начал устанавливать батареи и открыл беспокоящий огонь по враждебному лагерю, который, в общем-то, оказался безрезультатным.
К тому времени сказался недостаток фуража, и Миних решил сменить место стоянки. Однако едва армия пришла в движение, как турки начали переходить реку. Опасаясь за свои обозы, армия стала под ружьё, но неприятель, успевший переправиться, построился в боевой порядок и ударил по русскому войску сразу в нескольких местах. При этом татары и турки проявили столь необычные для них упорство и стойкость: едва их в очередной раз отбивали, они, выйдя из-под огня, быстро перестраивались, чтобы тут же с прежней фурией повторить атаку.
Надо заметить, что местность случилась не особо удобная для боя, так как вокруг во множестве были овраги, скалы и просто большие камни, прячась за которыми янычары подходили к русским шеренгам на пистолетный выстрел. Фельдмаршал, видя, что сражение принимает затяжной характер, двинул в атаку сразу несколько гренадерских рот, которые дружно пошли на турок. Когда же, не выдержав их удара, янычары повыскакивали из своих засад и побежали, вдогон за ними Миних выслал гусар с казаками, которые загнали турок в овраги.
Отогнав неприятеля, Миних повёл армию дальше, а узнав, что османы, разделившись, ушли, переправился через Буг. Всё было вроде спокойно. Неприятель мелкими группами показывался только издали, казалось, что особой опасности нет, и тут случился злой казус, поскольку передовые заставы проглядели сильный отряд татар, устроивших засаду в глубокой балке. Наутро, когда не подозревавшие об опасности русские фуражиры, оторвавшись от своего караула, ушли далеко, появившиеся внезапно враги перебили всех. Взбешённый таким разгильдяйством Миних учинил немедля военный суд, который трёх виновных в этом генералов разжаловал в солдаты.
Несмотря на несчастье с фуражирами, за всё время похода неприятель не нанёс армии большого вреда. Однако этот не принёсший славы поход оказался труден. Из-за недостачи всего люди болели, вдобавок пало столько лошадей, что стало невозможно везти пушки. Большое количество ядер и бомб было зарыто, а часть обоза оставлена в Польше, куда русским пришлось зайти. Степь во многих местах татары выжгли, да к тому же прошёл слух, что на турецкой стороне появилась чума. Взвесив всё, Миних разделил армию на колонны и приказал идти на Украину.
Генерал-фельдмаршал Ласси через подзорную трубу смотрел на Ор-Кап, где над воротами, закрывавшими въезд в Крым, была вырезана каменная сова. Несмотря на погром, учинённый здесь Минихом, крепость выглядела внушительно. Все разрушения были исправлены, и даже раскоп в валу, сделанный русскими для прокладки временной дороги, татары засыпали. Больше того, вдоль берега Меотийского моря появилась цепь новых укреплений, и там, как не без оснований предполагал Ласси, сейчас укрылось, ожидая нападения, ханское войско.
Как говорили запорожцы, рыскавшие по Дикому полю, крымский хан, ожидая вторжения, собрал чуть ли не сорок тысяч войска. Сам Ласси стоял здесь со своей армией, имея приказ взять Кафу и одновременно лишая хана любой возможности помешать фельдмаршалу Миниху идти через Украину. Сейчас Ласси имел задачу пройти в Крым и поэтому неотрывно рассматривал восстановленные перекопские укрепления. Однако подъехавший в это время адъютант заставил генерала недовольно опустить подзорную трубу и повернуться.
– Ну? – поторопил офицера Ласси. – Узнал?
– Да. – Адъютант придержал коня. – Запорожцы уверяют, что летом море сильно мелеет, а ежели нужный ветер будет, то он ещё и воду отгонит.
Ласси посмотрел на расстилавшееся перед ним мелководье. Его интерес не был случайным. Он помнил свой переход по Арабатской стрелке, и если запорожцы не врут, то, дождавшись благоприятного ветра, тут удастся повторить обходный манёвр. И, видимо, удача сопутствовала генералу, потому что нужный ветер, сразу заметно отогнавший воду, подул буквально на второй день, и Ласси, не колеблясь, повёл армию вброд. Как и надеялся генерал, сам переход прошёл хорошо. Войска утратили лишь пару запоздавших повозок, так как переменившийся ветер погнал воду обратно.