т судно зашло сияющим, как новая копейка. Моряки выходят’ в город всегда одетые с иголочки. А ведь «Успенский» заходит в чужой порт. Корабль и его экипаж должны высоко держать честь советского флага. Все мысли обращены в завтрашний день. А тут как на зло начала ловиться сардина. Опять длительные кропотливые анализы. Только часов в одиннадцать вечера мы заканчиваем свои текущие дела. Но об отдыхе думать рано. Предстоит уборка в лаборатории и каюте. Опять, как во второй день нашего плавания — перед Босфором, мучительная зарядка фотоаппаратов в кромешной темноте. Перед Босфором я думал о том, что завтра впервые увижу чужую землю, а теперь — о том, что завтра первый раз вступлю на землю Африки. От одной мысли об этом захватывало дух.
В ДАКАРЕ И СНОВА В ОКЕАНЕ
27 августа. Когда мы проснулись, нас поразила необычайная тишина на корабле. Молчала машина, не было слышно привычного скрипа разматывающихся ваеров и рева лебедки. Сегодня тралений не будет, и через час-полтора «Успенский» пришвартуется у портового причала в Дакаре. Мы вскочили с коек, умылись и побрились тщательнее, чем всегда. Обмениваемся мнениями относительно туалета. Белые рубахи мы надеваем не задумываясь, но новые, тщательно отутюженные шорты вызывают сомнение. Посмотрим, в чем придет на «Успенский» лоцман. Если в шортах, то и мы пойдем в город в них.
Я поежился. Ведь последний раз в брюках выше колен мне довелось щеголять по улицам лет семнадцать назад.
Заработала машина. «Успенский» дал ход, и мы поспешили наверх. Палубу корабля трудно было узнать: вчера вечером матросы смотали с нее ваера и убрали трал с бобенцами. Парадный трап был приготовлен к спуску. Все казалось таким торжественным, что невольно хотелось говорить шепотом. Настроение было приподнятым. Ослепительно белые здания Дакара с каждой минутой становились все ближе и ближе. Вот и остров Горэ. «Успенский» месяц назад был совсем рядом с ним, но тогда нам было не до него. Остров скалист. Он выглядит довольно экзотично. Пальмы перемежаются со старинными постройками. Видны казематы, крепостные стены. А на самой высокой точке острова стоит громадное старинное орудие, жерло которого, как ни странно на первый взгляд, повернуто не в сторону океана, а смотрит на город. Эта деталь не лишена глубокого смысла.
За живописным нагромождением скал и стен скрывается мрачная история этого маленького клочка земли, приютившегося у Зеленого Мыса.
Дакар основан французами лишь в прошлом веке. За два года до нашего посещения он праздновал свое столетие. На острове Горэ европейцы поселились гораздо раньше. Полтысячелетия знают этот остров португальцы и испанцы, англичане и французы: отсюда они снаряжали многочисленные экспедиции для покорения африканских племен. Но и после того, как Западная Африка была завоевана французами, они продолжали чувствовать себя на Горэ в большей безопасности, чем на материке. В течение многих лет именно здесь была резиденция французского губернатора. Особенно мрачный период пережил остров Горэ в XVIII и начале XIX века: он стал центром работорговли всей Западной Африки. Сюда свозили с необъятных просторов всего континента людей и превращали их в живой товар. Каменные стены, мимо которых мы сейчас проплывали, были стенами тюрьмы, в которой томились закованные в кандалы африканцы. Отсюда их везли через океан в Америку.
Впереди показался лоцманский катер. На борту катера три человека: французы — лоцман и врач и африканец моторист. На французах короткие белые рубахи навыпуск и (здесь мы с Володей удовлетворенно переглядываемся) шорты. Французы улыбаются, и эта улыбка передается и нам. Африканец высокого роста, прекрасно сложен. Его абсолютно черная кожа отливает на солнце синеватым блеском. На нем яркий цветастый костюм и круглая шапочка. Он тоже улыбается и приветливо машет рукой. Сверкают ослепительно белые зубы. Итак, уже при первой встрече с тремя жителями Дакара на нас повеяло теплом.
«Успенский» вошел в порт Дакара. Со всех сторон нас окружали причалы, громадные краны, стоящие у причалов корабли. Лоцман повел «Успенского» к свободному пирсу. Причал асфальтирован и необычайно широк. Там нас уже поджидали портовые власти и рабочие. Пока шла швартовка, мимо нашего корабля проплыло несколько небольших катеров. Африканцы в красочных одеждах приветливо махали руками.
Когда швартовка была окончена, по трапу на «Успенский» поднялись представители портового начальства и фирмы, у которой мы собирались запасаться горючим, агент по снабжению продуктами (так называемый шипшандлер), полицейский офицер. Все они были французами. Вслед за ними пришли африканцы: портовые рабочие, служащие таможни, полицейский. И французы и африканцы приветливо улыбались. Каждый из них, вступая на палубу, произносил по-русски «здравствуйте», «добрый день» или «доброе утро». Чувствовалось, что больше по-русски они не знают ни одного слова.
Но вот на палубу поднялся невысокого роста очень симпатичный на вид парнишка, на котором был простой рабочий костюм. Он знал на три русских слова больше других. Хлопнув по плечу кого-то из наших ребят, он произнес такое близкое нам слово «товарищ». А через минуту, обратившись к другому, четко проговорил: «хороший парень!» Это было очень трогательно. Хотя знания Сари — так звали этого паренька — в русском языке этим и ограничивались, но и сказанного было достаточно для того, чтобы показать, как он относится к нам. Сари вытащил из кармана бумажник и показал нам его содержимое: в нем лежала советская открытка, фотография, на которой Сари был снят с моряками какого-то нашего корабля, советский рубль.
Пока начальство вело деловые разговоры, наши ребята обступили портовых рабочих-африканцев и по-английски начали расспрашивать обо всем, что могло нас интересовать. Кроме Сари немного по-английски говорили еще три-четыре африканца. С остальными разговаривали при помощи жестов. Люди быстро нашли общий язык.
На судне царила сердечная атмосфера. Рабочих пригласили в столовую команды и угостили обедом. Вместе с ними ели и наши моряки. Африканцы всем своим видом показывали, что очень довольны. Они не привыкли к тому, что с ними обращаются, как с друзьями.
После обеда на палубе защелкали затворы фотоаппаратов. Фотографирование шло в различных сочетаниях: по двое, по трое, целыми группами. От полноты чувств наши ребята и африканцы обнимали друг друга; мы подарили им открытки с видами Москвы. Неожиданно на палубе появился молодой парень в широкой национальной одежде. В руках у него было два тамтама, вырезанные из ствола дерева кола и обтянутые верблюжьей кожей; на них был нарисован нехитрый узор. Тамтамы — это живой пульс Африки, именно так о них пишут чешские путешественники Зикмунд и Ганзелка. Эти своеобразные барабаны сопровождали африканцев в их походах и танцах, с помощью тамтамов на далекие расстояния разносились из селения в селение вести. Самбо — так звали молодого африканца — протянул тамтамы Володе и мне. Мы не знали, как отблагодарить его. Володя подарил ему свою авторучку, я принес из каюты альбом фотографий Крыма. Теперь в свою очередь растрогался наш африканский друг. Он вытащил откуда-то свою фотографию: Самбо был снят на фоне своей деревенской хижины (он объяснил, что жил раньше в деревне). Фотография присоединилась к тамтамам.
Тем временем в открытом автомобиле привезли на «Успенский» апельсины и бананы, картофель, консервы и другие продукты. Мы хотели сфотографировать старого седого рабочего, приехавшего с продуктами, но он наотрез отказался. Сари объяснил нам, что некоторые африканцы (преимущественно пожилые) считают фотографирование дурной приметой; они уверены, что обладатель фотографии приобретает власть над человеком, изображенном на ней.
От пирса к борту «Успенского» рабочие английской нефтяной компании «Shell» протянули толстые шланги. Началась перекачка топлива в бункера нашего судна. Мы обратили внимание, что огромные баки с горючим, находящиеся на территории порта, принадлежат разным фирмам. Здесь были нефтехранилища фирмы «Shell», на баках которой изображена раковина морского гребешка, американской фирмы «Mobil» (эмблема фирмы — крылатая лошадь) и многих других. Баки различных фирм стояли рядом. Такую картину можно наблюдать не только в Дакаре, но и в других зарубежных портах. Компании по всему миру конкурируют между собой.
Наступила долгожданная минута: команде «Успенского» разрешили выход в город. До центра Дакара было не менее шести километров, но мы решили пройти их пешком. С одним из крупнейших во всей Западной Африке городом хотелось ознакомиться подробно.
Вначале путь наш пролегал через порт. Не менее четверти чаеа выбирались мы с его громадной территории. У выхода из порта высокий африканец полицейский отдал нам честь и указал, куда нужно идти. Мы оказались на одной из улиц пригорода Дакара. Раскаленный асфальт обжег нас горячим дыханием, в воздухе стоял резкий запах газолина. По шоссе мчались грузовики. По обеим сторонам дороги росли деревья; мы старались не выходить из их тени. Чем ближе к центру, тем больше навстречу нам попадалось людей, преимущественно африканцев. На мужчинах и женщинах были широкие свободные одеяния ярких расцветок, спадавшие с плеч наподобие туник. У многих женщин на головах возвышались большие корзины. Французы были в легких белых рубахах и узких брюках или шортах. Очень короткие шорты были и на многих француженках. Это казалось непривычным для нашего глаза, но трудно придумать более легкую и удобную одежду в жарком климате, чем эта.
На улицах было много мусора: обрывки бумаг и прочий хлам усеивали дорогу и тротуар. Особенно грязно возле домов. Впрочем, назвать то, что мы видели, домами можно лишь с большой натяжкой: вдоль улицы тянулись жалкие тростниковые и дощатые лачуги, возле которых сидели владельцы этих жилищ. Возле каждой такой хижины находилось по пять-шесть человек. Здесь были молодые мужчины и женщины, старики, дети, ползавшие в пыли и грязи. Судя по всему, хозяева лачуг не имели постоянной работы. Иногда попадались люди, лежавшие прямо на тротуаре. Особенно ужасно было одно ж