удливые замки. В стороне из какого-нибудь наиболее внушительного облака временами низвергаются потоки дождя. Темные полосы дождя еще больше подчеркивают яркие световые контрасты, которыми так богат океанский пейзаж. Кажется, что чудесная погода подействовала не только на людей, но и на обитателей океана. Вокруг корабля жизнь бьет ключом. На воде то и дело оставляют росчерки летучие рыбы. Невдалеке раздался мощный всплеск громадной манты, как будто бы в воду упала бомба. Навстречу «Успенскому» идет большой косяк дельфинов. Поравнявшись с кораблем, дельфины сделали разворот и помчались перед форштевнем. Их так много, что кажется странным, как они не налетают друг на друга в такой тесноте. Из воды доносится громкий писк.
Вечером выпустили за борт на поплавке лампу. Очень скоро на ее свет собралось большое количество сардины. Рыбу видно на много метров в глубину. Она то приближается к лампе, то отходит от нее в сторону. Однако эти пульсирующие движения вскоре утихли. Сардина подошла близко к лампе и больше не отходила от нее.
31 августа. Рано утром прошел проливной дождь. Он оставил после себя ощущение свежести и радугу на полнеба. Радужная арка вздымалась не у горизонта, а где-то совсем рядом. За нею простирался океан. Казалось, можно проплыть сквозь эту арку и посмотреть на нее с другой стороны. Зеркальная поверхность океана была испещрена белыми и голубыми полосами. По этой поверхности простирались облачные дорожки. Океан стал похож на гигантский каток. Застывшая голубовато-молочная гладь казалась прозрачным льдом. Хрустально чистый воздух опьянял, как вино. От неба тоже нельзя было оторвать глаз: в нем плыли гигантские «айсберги». Таких мощных, уходящих в высочайшие дали облаков мы не наблюдали с начала плавания. Видимость была идеальной.
В тропиках никогда нельзя угадать, красивым будет закат или нет. Солнце может зайти, и ничего особенного при этом не происходит, но затем вдруг небо вспыхивает чудесными красками. Закат полыхает на все небо, нельзя определить, в какой стороне только что зашло солнце.
И сегодня закат разгорался постепенно. Солнце уже зашло, когда на западе облака стали последовательно изменять свой цвет. Они были сначала лиловыми, затем сиреневыми, розовыми, желтыми. На севере и юге также плыли желтовато-лиловые облака. Но главные события происходили на востоке. На нас двигалось громадное грозовое облако. Оно было готово закрыть полнеба. Солнце уже скрылось, и казалось непостижимым, почему облако окрашено в яркий золотисто-розовый цвет. Из облака вырывались молнии, поэтому оно казалось живым. Молнии пульсировали в нем беспрестанно, и можно было подумать, что это пульсирует живое сердце какого-то фантастического существа, прилетевшего к нам из космоса. Облако, как в зеркале, отражалось в океане. Поэтому вся поверхность океана с правого борта «Успенского» до самого горизонта была золотисто-розовой. Слева от корабля океан был сиреневым. На «Успенском» всегда находилось несколько человек, которые любовались закатом солнца. Сегодня десятки людей высыпали на палубу и застыли в немом изумлении при виде разыгрывавшейся феерии.
Никто не мог сказать, сколько времени продолжалось это бушевание красок. Время остановилось. Казалось, что прошли часы, а живое пульсирующее облако все еще стояло над нами. Но вот краски стали постепенно меняться. Прошло еще какое-то время, и золотисто-розовое облако превратилось в пепельно-черную тучу. Океан стал темно-серым. Люди постепенно приходили в себя после пережитого. Быстро сгущалась темнота. Но на западе еще долго светлела широкая полоса. Она как бы напоминала о том, что происходило всего лишь час назад. Весь вечер разговоры были только о закате. Он произвел неизгладимое впечатление на всех. Здесь лицом к лицу с природой у человека возникало особое состояние духа, чувства и мысли были обострены, его охватывали радость и ощущение счастья.
Спать пе хотелось. Грозовая туча так и не разразилась дождем. Мы опустили в воду лампу. Капитан разрешил нам спустить парадный трап, по которому можно было сойти к самой воде. У лампы, как и вчера, собралась сардина. Кроме сардины здесь было много летучек. На свет- лампы устремились и прилипалы. Видимо, это были пассажиры нашего судна. Сардина совершенно не обращала внимания на прилипал. Но вот она в одно мгновение опустилась под лампу (как говорят рыбаки, села). Рыба разделилась на два плотных шарообразных косячка и застыла без движения. В чем дело? Что могло испугать ее? Ждать ответа долго не пришлось. В освещенную зону выплыли две крупные золотые макрели. Видимо, сейчас их нисколько не интересовала сардина. Неторопливо описав несколько виражей, макрели уплыли в темноту. Как только они скрылись, два шарообразных косячка сардины снова соединились, рыба опять поднялась к лампе и окружила ее со всех сторон.
Странное ощущение охватило нас здесь, на последней ступеньке трапа. «Успенский» чуть-чуть покачивался на зыби, и вода океана то и дело неслышно поднималась и доходила нам до колен. Было очень тепло. Вдали виднелись огни маяка на Зеленом Мысе. Небо очистилось от туч, и сверху на нас лили свой свет яркие звезды. Мы забыли об «Успенском», о Дакаре, обо всем том, что волновало нас в последние дни. Перед нами простирался лишь один океан. Океан был для нас живым существом, другом.
Мы просидели на трапе несколько часов, пока не наступила глубокая ночь. Не хотелось подниматься наверх, потому что мы боялись разрушить чудесное ощущение, которое возникло у нас здесь, внизу, на последней ступеньке трапа.
1 сентября. У нас в средних широтах лето кончилось. Сегодня школьники и студенты приступили к занятиям. Здесь же казалось, что лето только начинается. Не было ни сильной жары, ни холода. Солнце большую часть времени пряталось за облаками. Впервые с меня летом не слезла кожа, и смешно было подумать, что случилось это именно в тропиках.
Перед рейсом мне казалось, что из-за тяжелого климата в тропиках на судне многие будут чувствовать себя неважно, но климат оказался чудесным, а больных на «Успенском» почти нет. Во всяком случае, их сравнительно меньше, чем на берегу, в Керчи, например. Большинство еще ни разу не обращалось к врачу. А если у кого-нибудь заболит зуб или воспалится горло, то врач, истосковавшись по работе, быстро избавляет заболевшего от недуга. Когда с «Успенского» шлют домой радиограммы, то обязательно сообщают, что со здоровьем все в порядке. Интересно, верят ли в это родные, находящиеся на берегу. Возможно, им кажется, что мы не хотим их расстраивать. А мы на самом деле здоровы, как никогда. И поэтому у всех хорошее, бодрое настроение.
2 сентября. Утром по трансляции объявили о том, что с начала промысла заморожено 304 тонны рыбы. Наконец-то мы перевалили через третью сотню. Она далась «Успенскому» особенно тяжело. Было немало дней, когда в цифры на листке бумаги, висевшем на стене лаборатории, не удавалось внести ни одной поправки. Но вот уже несколько дней, как дело, кажется, сдвинулось с мертвой точки. Как будто бы преодолен трудный подъем, и теперь начался спуск. Ведь половина груза уже взята. Никто, конечно, не знает, труден или легок будет этот спуск и сколько времени он продлится. Но под гору всегда идти легче, чем взбираться наверх, поэтому перспективы кажутся всем довольно радужными.
Сегодня произошло еще одно примечательное событие. С утра стоял почти полный штиль. В 11 часов начал задувать легкий ветерок с оста, который крепчал с каждой минутой. С берега быстро надвигался фронт низких слоистых туч зловещего черного цвета. Океан в той стороне, откуда двигались тучи, был покрыт белой пеной. Между тучами и океаном простерлась сплошная стена дождя. На судно шел шквал. По радио раздалась тревожная команда: «Надвигается шквал! Задраить все иллюминаторы в каютах с правого борта!»
Быстро задраив иллюминаторы, мы поднялись в рубку, чтобы отсюда наблюдать за происходящим. Тучи уже закрыли половину неба. Еще минута-другая, и налетел шквал. Началось невообразимое. Вокруг все засвистело, зашумело, задрожало. Ураганный ветер ударил в корпус «Успенского». По стеклам рубки застучала пулеметная дробь дождя. Вода моментально залила стекла. Стало темно. Впереди ничего не было видно, как будто бы корабль находился в густом тумане. Сила ветра достигала десяти баллов. В воздухе стояла стена водяной пены, которую ветер срывал с воды и с каким-то неистовством бросал вперед. При таком бешеном ветре потоки дождя падали на корабль не сверху; они были направлены почти параллельно поверхности океана и сбоку поливали корабль. Наблюдая из рубки за тем, что творилось снаружи, мы представляли себе, как неуютно было бы сейчас на палубе.
Поднялась довольно крупная ветровая волна. Дождь внезапно прекратился. Стало немного светлее. Но туча закрывала все небо. Лишь на западе у горизонта оставался еще маленький просвет чистого неба, но и он вскоре исчез, Ветер несколько ослабел. Однако и теперь сила его достигала восьми баллов. Это был первый настоящий шквал, пережитый нами в океане.
Ветер постепенно слабел и к пяти часам вечера стих совершенно. «Успенский» даже не успел как следует раскачаться. Впрочем, маленьким суденышкам на такой волне пришлось бы несладко.
В течение сентября шквалы повторялись довольно часто. Иногда они налетали ночью. Чтобы не будить всех на корабле, предупреждения о надвигающемся шквале в ночное время не давались по радио. Вахтенные быстро обходили каюты с того борта, с которого двигался шквал, и просили задраить иллюминаторы. Половина команды продолжала спокойно спать.
3 сентября. В каюте стоит страшная духота. Дело в том, что «Успенский» на ночь ложится к ветру поочередно то левым, то правым бортом. Это делают для того, чтобы поставить в равные условия жителей всех кают корабля. Вчера подветренным был наш правый борт. Сегодня наслаждаться ночным бризом будут наши товарищи, спящие по левому борту. Поэтому мы сегодня снова решаем спать на палубе. Берем складные кровати и долго скитаемся в поисках места для ночлега. На верхнем мостике сильно стучит машина (вернее, выхлопные газы, выпускаемые из трубы), поэтому, минуту поколебавшись, мы