Мне было приказано выехать в армию и выяснить последнюю обстановку на суше. К 18.00 вызывались в штаб командиры и комиссары соединений и частей для постановки боевых задач.
Только вчера Н.И. Крылов бодро докладывал, что на Днестре противник будет задержан. А сейчас он мрачнее тучи. Молча показал на карту. Там все слишком очевидно. Используя превосходство в силах, войска 11-й немецкой и 4-й румынской армий минувшей ночью форсировали Днестр у Дубоссар и на стыке 9-й и Приморской армий захватили плацдарм, получивший наименование Дубоссарского. Здесь завязались тяжелые бои. Создалась непосредственная угроза Одессе.
– Наша 95-я дивизия ведет бои на южном фасе плацдарма. Для ее усиления направляем части. Чем ей может помочь база? – спросил меня Крылов.
– База своей авиацией уже неделю помогает Приморской. Жуков сегодня подтвердил решение поддерживать авиацией войска на Днестре. Днем две эскадрильи бомбардировщиков СБ могут сделать три боевых вылета, а ночью две эскадрильи гидросамолетов МБР-2 – один вылет.
– Идемте доложим начштарму Шишенину.
После доклада я вышел от Шишенина и в его приемной встретился с незнакомым генералом. Я представился.
– Петров, – ответил, улыбаясь, генерал.
Это был командир 1-й кавалерийской дивизии. Он только что закончил в Одессе формирование этой дивизии. Командир 7-го кавполка дивизии полковник В.И. Лукащук находился с генералом в ожидании указаний перед выступлением к Дубоссару.
Иван Ефимович Петров оказался интересным собеседником. Забросал меня вопросами по флоту. Он производил сильное впечатление своей эрудированностью. Энергичен, непоседлив. Часто вскакивал со стула и порывался куда-то уйти. Его волнение выдавало подергивание головы – старая контузия. Его дивизия вступала в первый бой. А это кавалерия в открытой степи, а в небе вражеские самолеты.
Я познакомился с человеком, имя которого вошло в историю обороны четырех городов-героев: Одессы, Севастополя, Новороссийска и Керчи.
Привез я Жукову печальную весть. Глянул он на карту и крякнул. В зале сидели притихшие командиры и комиссары соединений и частей базы. Жуков приказал повесить карту и доложить обстановку собравшимся. Плацдарм глубиной пять километров и по фронту восемь выглядел грозно.
Жуков зачитал телеграмму комфлота и приказал готовиться к боям на суше. Сказал, что для нас это становится главным. Затем последовали подробные указания.
Из личного состава базы сформировали сухопутный отряд моряков, которому суждено было стать зародышем морской пехоты Черноморского флота. Его командиром стал знаток общевойскового боя майор И.А. Морозов, окончивший курсы «Выстрел».
Тем временем наращивались усилия для завершения оборонительных рубежей, строительством которых руководил начальник инженерной службы армии полковник Г.П. Кедринский. Самыми опытными в полевых сооружениях были люди строительных и инженерных батальонов, но основная масса работавших – это жители города. Приехал я как-то уточнить наличие людей от базы и увидел поразившую воображение картину: трудились десятки тысяч людей, вытянувшись в цепочку, уходившую за горизонт на десятки километров по линии рубежа. В большинстве это были женщины и пожилые мужчины. Среди них оказалось много коммунистов. В нестерпимую жару, не разгибаясь, они ожесточенно вгрызались в землю. Это был героический труд во имя победы над врагом. Бывало, фашистские летчики снижались и поливали пушечным и пулеметным огнем беззащитных в открытом поле.
Немецкая авиаразведка, фиксировавшая строительство одесских рубежей, могла навести начальника германского Генштаба Гальдера на мысль, которую он записал в дневнике 30 июля: «Следует ожидать попытки противника удержать район Одессы и прилегающее к ней побережье. Единственным средством против этого является прорыв 1-й танковой группы через Первомайск на юг»[15]. А позже он запишет: «Русские обороняются без признаков отхода».
1 августа произошло событие, которого мы не ожидали: командарм Приморской армии назначил командира Военно-морской базы Жукова начальником гарнизона Одессы. Что бы это значило? Жукову непонятно, и он донес Военному совету флота. На другой день звонок начштаба Иванова:
– Адмирал вызывал меня и приказал прихватить с собою Деревянко.
Входим к командиру. Он подает телеграмму: «Жукову. В связи с положением на фронте возможен выход штаба Приморской армии из Одессы. В этом случае руководство обороной Одессы в целом остается за вами. Очевидно, командарм исходил из этих соображений, назначив вас начальником гарнизона. Надо принять это назначение. Октябрьский. Кулаков»[16]. Вот так-то!
Когда Жуков хотел кого-либо по-дружески высмеять, он прищуривался. Вокруг щелок глаз собирались морщинки. Улыбаясь уголками рта, он с легким сарказмом выговаривал. Таким образом он не раз высмеивал мой розовый оптимизм по какому-либо вопросу. Вот и сейчас глянул на меня своим прищуром:
– Ну что, предсказатель? Вы навязывали мне мысль, что наше дело – защищать базу, а теперь видите, куда оно клонится. Стратег-неудачник.
– Я верю в силу директивы фронта: Приморская армия будет удерживать Одессу, хотя и не исключаю ее отход на восток при чрезвычайных обстоятельствах.
Штаб предложил и командир одобрил развертывание сухопутного отряда в полк.
С того дня мы редко видели Жукова в штабе. Он энергично взялся за гарнизонные дела, наводя порядок и укрепляя город. Хорошим помощником у него был комендант гарнизона майор И.И. Проценюк. Адмирал приказал береговым инженерам базы А.Т. Павлову, А.С. Цигурову, Р.Б. Каменецкому, Б.К. Лепехину, И.Д. Еремину составить схему баррикад и приготовиться к их строительству. Жуков взял на строгий учет все воинские подразделения, расположенные в городе, вручил их список начальнику штаба базы и с учетом их приказал мне лично составить план обороны города с суши, взяв за основу ближайшие рубежи. С помощью Н.И. Крылова я выполнил это задание.
Жуков запросил комфлота: если придется подрывать батареи, что предусматривалось в приказе комфлота на случай отхода, то подрывать ли бетонные блоки, имея в виду восстановление батарей в будущем? Разъяснения не последовало, а вот на телеграмму ответ не заставил себя ждать. Как потом мы узнали, Октябрьский поручил штабу запросить Главморштаб. Видно, телеграмма попала на глаза наркому. А тот только недавно приказал биться до конца. И вот 4 августа в Одессу пришла телеграмма наркома на имя комфлота, но отрепетованная нам и совершенно неожиданного содержания: пока батареи не разрушены противником, никакого их оставления не должно быть. Нарком еще более, чем комфлота, ужесточил понятие «стоять насмерть».
Обстановка на Южном фронте осложнялась все более. Приморская армия и левофланговые дивизии 9-й армии вели бои у Дубоссарского плацдарма, который противник продолжал расширять. Правофланговые дивизии 9-й армии и 18-я армия переправлялись через Южный Буг южнее Первомайска.
Драматически сложилась судьба 6-й и 12-й армий. Мы сами были озабочены предстоящей борьбой за Одессу, но нас потрясла весть из района боев этих армий. После занятия Умани противник отбросил 6-ю армию генерала И.Н. Музыченко и 12-ю армию генерала П.Г. Понеделина к югу и отрезал им пути отхода на восток к Днепру. 28 июля началось их окружение, а 2 августа замкнулось вражеское кольцо.
Развернулось беспримерное сражение советских воинов, полное трагизма и бессмертных подвигов. В Одессу дважды в день приходили оперсводки Южного фронта с отрывочными сведениями по этим армиям. Вскоре после окружения армий генерал Музыченко был ранен. И теперь в сводках обе они именовались «группой генерала Понеделина». Кончились боеприпасы. По воздуху их много не перебросишь. И в ход пошли штыки. До сих пор почти дословно помню сообщение от 5 августа о том, что группа Понеделина, окруженная плотным кольцом мотопехоты и атакуемая авиацией, продолжает вести героические бои без боеприпасов, горючего и продовольствия, переходя в рукопашные схватки с целью пробиться на восток в районе Подвысокое. Радиосвязь прерывалась, и мы, не ведая, что с ними, ждали чуда. Через три дня сводка еще печальнее: попытка группы Понеделина прорваться на юг успеха не имела. Разрозненные подразделения советских воинов бились в окружении до середины августа. И многие из них прорвались к своим.
Нельзя было бесстрастно брать в руки эти сводки. Нельзя было без восхищения и гордости за советских людей читать скупые строки отрывочных вестей, доходивших по радио от окруженных, но не сдававшихся, дравшихся насмерть. Мне представлялось, что все героическое и благородное, что есть в нашем народе, сейчас сконцентрировано на этом – вот тут рядом – маленьком пятачке, в районе к югу от Умани. Я думал: что там за люди! Откуда у них берется неистребимая живучесть! Какая сила питает их своим эликсиром, чтобы в таких сложных обстоятельствах продолжать борьбу! Ведь мы недавно видели, как на Западе после первого сокрушительного удара армии бежали, разваливались, сдавались. А тут – без боеприпасов, штыком и прикладом пробивали себе дорогу к фронту верившие в правое дело партии, народа, советской власти. Это духовный завет ныне живущим.
3 августа противник захватил Кировоград и Первомайск и, продвигаясь на юго-восток, заходил в тыл армиям Южного фронта. Обстановка требовала принятия мудрых решений. Становилось очевидным, что нам не удержать территорию между Днестром и Днепром. Жестокая, неумолимая военная целесообразность – отвод войск на восток – становилась единственной реальностью. Одновременно с этим надо было решить судьбу Одессы.
Одессу не оставлять
Мы ожидали решений по армии. И вдруг в полдень 5 августа приходит телеграмма, в которой по указанию наркома ВМФ командующий флотом приказывает Жукову: для выполнения задачи обороны Одессы иметь тесную связь с сухопутным командованием по вопросам артподдержки наших войск кораблями и береговыми батареями; войска необходимо поддерживать до последнего снаряда; в случае окружения Одессы противником нашим войскам будет оказана поддержка огнем флота и организовано их питание морем; если наших войск под Одессой не окажется, Одесской базе противостоять врагу самостоятельно. Для обороны Одессы будут назначаться корабли флота до крейсеров включительно