События будней и боевых праздников Переправы с любовью к людям и с чувством преданности долгу излагаются в последней книге трилогии. Из Протокола, составленного после совещания двух Военсоветов – армии и флота, представителей Ставки и Генштаба (в связи с чем К.И. Деревянко и был вызван), автор узнает, а потом убеждается, что люди, служащие на Керченской Переправе, не имели ежедневной горячей пищи и непромокаемой одежды, работая на палубах и пристанях в шторм, снег и дождь. «Как же так! – восклицает автор. – Это же элементарно для армии и флота: накормить бойца горячим обедом и выдать непромокаемое обмундирование». Встречается с личным составом и тут же заключает: «Скромный наш народ. Не с претензий начал, заговорили о том, как улучшить перевозки…»
Устроен быт, налажена связь, увеличиваются перевозки, ведутся контрбатарейные атаки… А командир требует, требует…
Потому что и от него требуют. И люди выполняют сверхзадачи. «Да что там и говорить, – любит повторять автор, – люди трудились на пределе человеческих возможностей».
На страницах третьей книги особое место занимают и образы воинов-женщин, при виде которых на передовой у автора возникает особенно сложная гамма чувств. Ведь это не женское дело. Однако сам он пишет, что Великая Отечественная война пересмотрела многие привычные для нас нормы. И поэтому с особым чувством он говорит о юных часовых-регулировщицах, о девушках-зенитчицах, о летном девичьем полке под командованием Е.Н. Бершадской.
К.И. Деревянко анализирует две важные операции, проведенные флотом и армией именно здесь, на Керченской Переправе, 10 и 23 января 1944 года. Это десанты в Крым, предпринятые для расширения нашего плацдарма и ускорения продвижения армии в глубь полуострова. И хотя, говорит автор, много писалось об их успехе[7], но в основном это было проявление большого героизма самих участников десантов, а ход этих операций не был продуман до конца и осуществлялись они в неподходящих условиях. Первый – во время большого шторма. Деревянко предупреждал командование флота и флотилии (на тот момент – Л.А. Владимирского и Г.Н. Холостякова) о грозящем исходе, но десант состоялся. Произошло то, что ожидал автор. Уцелевшие тендеры и мотоботы Переправы вернулись сильно поврежденными. Погибло много людей еще до высадки десанта… Второй десант закончился со столь драматической развязкой, что автор, узнав много лет спустя, что к расправе над истинным героем сражения в Керчи командиром батальона Н.В. Судариковым причастен представитель высшего военного командования, восклицает: «Я был потрясен такой жестокостью. Общие неудачи списывались на счет одного человека». Это дает повод автору сказать еще раз о пределах командирской и человеческой власти. Без ложной скромности он говорит о том, что никогда не прибегал к крайним мерам по отношению к подчиненным. Считал, что в любой ситуации нужно дать себе остыть, потом принять решение. И не крайнее. Более того, приводит даже пример. Два его сослуживца (называет по фамилиям) были приговорены, Деревянко сам напросился в свидетели защиты. Офицеры были оправданы. Оба стали генералами.
А что касается общей организации операций, в том числе упомянутых десантов, автор скажет: и цель была прекрасна, и план хорош, но не учтен фактор времени. По убеждению автора, точный выбор момента и определение направления действий свидетельствуют о высоком уровне мышления любого командира, его умении задействовать свои знания и о его способности творчески подходить к искусству борьбы. Нельзя торопить события и нельзя безнаказанно использовать героизм людей.
Много места в книгах К.И. Деревянко уделяется роли политработника, его умению работать с людьми. В этом для него пример – начальник Политуправления ВМФ генерал И.В. Рогов, дивизионный комиссар Черноморского флота член ВС Н.М. Кулаков, начальник политуправления ЧФ Бондаренко. Незаменимы были на кораблях и на передовой многие комиссары, которых называет автор. Но в то же время не обходит молчанием и тот факт, что иной идеолог в военной форме считал возможным для себя жестко решать судьбы людей. Такому «подходу» противостоят командиры типа адмиралов Жукова и Кулишова.
К.И. Деревянко в своей трилогии не только часто останавливает свое внимание на действиях командующего ЧФ Октябрьского и командарма Петрова, но и много говорит об их взаимоотношениях. Автора волнует мысль, что по некоторым литературным источникам, а также в результате досужих разговоров у потомков может сложиться превратное представление об отношениях этих людей. Он пытается сказать свое объективное слово человека, хорошо знавшего одного и другого. Говорит о том, что недопустимо об исторических личностях и их поступках судить всуе. Кроме того, приводит примеры величайшего благородства обоих. Они умны, талантливы, борются за одно дело. Один поднимал людей силой своего слова, другой увлекал их за собой «горячим дыханием своей души». А то, что возникали конфликтные ситуации при решении важных вопросов, так это в порядке вещей.
Замечательная личность наркома Николая Герасимовича Кузнецова проходит через все повествование К.И. Деревянко. Этот одаренный, высокообразованный военачальник всегда в центре внимания автора. Говоря о крупных успехах флота или какой-то операции, он неизменно возвращается к мысли, высказанной еще в первой книге: «Никакие эпитеты в превосходной степени не будут преувеличением по отношению к этой выдающейся личности». Все лучшее на флоте связывает с именем Кузнецова.
Надо сказать, что К.И. Деревянко много раз обращался в официальные инстанции с тем, чтобы в Москве и во всех главных базах флотов воздвигнуть Герою Советского Союза адмиралу Кузнецову памятники в полный рост с надписью: «Упредившему врага».
Н.К. Деревянко
Семья автора, в лице его дочери Деревянко Н.К. и внучки Деревянко Е.В., выражает благодарность тем, кто в период подготовки переиздания и издания трудов К.И. Деревянко поддерживал их организационно, морально и материально: адмиралу флота РФ Комоедову В.П., вице-адмиралу Нуждину Ю.Ф., Котляру В.А., заместителю председателя Фонда поддержки Российского флота Антонову В.Н., депутату Московской Городской думы от Центрального административного округа Гончару Н.Н., председателю Совета ветеранов г. Москвы Долгих В.И., заместителю председателя Совета ветеранов г. Москвы Пашкову Г.И., Козловой Т.С., Печерской Л.М., президенту «Регионального благотворительного общественного фонда содействия увековечению памяти Адмирала флота Советского Союза Кузнецова Н.Г.» Кузнецову В.Н. и сотруднице фонда Костиковой Т.В., а также Беловой-Бром Ж.Н. и ее семье, Болдаревой Г.Н., Бохорову Ю.А., Булычеву Б.А., Валькову В.М. и его семье, Васину М.М., Васиной Г.Г., Воронову А.К. и его семье, Деревянко В.Л., Долженковой В.А., Кайтмазовой Б.В., Комаровой Н.А., Кузьминой Е.В., Мальцевой Т.С., Медуниной В.А., Москалевой А.А., Офинскому В.Г., Попову Ю.Г., Романову А.А., Савицкой Ю.В., Степанову В.А., Сургановой Т.В., Фефилову А.А., Черткову И.К. и его семье, Чурбанову В.Б., Шигину В.В., Широкому Б.А., Шурыгину В.В.
Книга перваяПодвиг Одессы
Далекое и близкое
Море! Его столько же любят, сколько и боятся. Кто в юности, начитавшись Станюковича, не мечтал о море и флоте! Море я полюбил с детства, с той самой поры, когда отец, оставив железнодорожную службу, а дед Степан – сельское хозяйство на Кубани, стали рыбачить на Каспии. Там я тонул. Дедушка меня спас. Пережитый страх не разлучил меня с морем: поправившись, я быстро научился плавать, стал ходить с отцом на сельдь и осетра. А Каспий свиреп, и мне не раз приходилось вычерпывать воду из лодки.
Спустя некоторое время отец вернулся на железную дорогу. Жили мы в городе Петровск-Порт (теперь Махачкала). Там мне посчастливилось увидеть канонерские лодки «Каре» и «Ардаган». Для меня это были могучие корабли – на каждом шесть пушек. Я целыми днями пропадал в порту. Как зачарованный смотрел на грозные морские орудия, когда их вращали по учебной тревоге.
Море и корабли покорили меня. Остальное довершил Станюкович. Я бредил флотом, океанскими плаваниями, морскими сражениями. Меня влекла суровость морской службы и штормовых походов. Потом пришло осознанное желание защищать морские рубежи Родины.
В конце 1917 года отец в поисках спокойной жизни перевез семью в родное село Успенское, на Кубань, где у нас были хата и семь десятин земли, по числу едоков. В революцию казачья Кубань, наполовину заполненная иногородними, промышленными рабочими и крестьянами «мужицких» сел, не могла быть тихим местом. Здесь чувствовалось сильное классовое и сословное расслоение. Вопрос о власти и земле стал настолько острым, что разделил людей на два непримиримых лагеря. Съехавшиеся на юг генералы, буржуазия и помещики создали Добровольческую контрреволюционную армию, которую царский генерал Корнилов повел в апреле 1918 года на штурм Екатеринодара (ныне Краснодар), находившегося в руках Советов. Там Корнилов и был убит. Его сменил Деникин.
Российская контрреволюция развязала Гражданскую войну. И на Кубани началось такое, чего, пожалуй, не испытал ни один край России. Сегодня наше село в руках красных войск, а завтра – у белых. Мы, подростки, познакомились со всеми видами оружия, видели кровь и смерть. Видели, как белое казачье секло шашками пленных красноармейцев на глазах у детей. И на себе испытали казачьи нагайки.
Красноармейцы попросили нас свести лошадей на водопой на Кубань. А на том берегу казачьи окопы. Мы думали, что у казака не поднимется рука на малолеток. Видать, они разглядели, что под нами не крестьянские, а строевые кони, и решили проучить мальчишек. Однажды только я тронул коня с водопоя – по мне выстрелы. Завизжали пули. Конь подо мною рухнул. А я словно в рубашке родился: чиркнуло по тому месту, где у мужчин усы растут, и сильно обожгло. Я был напуган, но от помощи красноармейцам не отказался и перешел на ночной водопой, хотя с той стороны постреливали и ночью. И мы, юнцы, гордились тем, что тоже причастны к вели