А на батарее происходило следующее: противник напоролся на колючую проволоку и мины и начал обходить позицию с обеих сторон. Наши двенадцать бойцов во главе с сержантом, охранявшие законсервированные пушки, открыли из пулеметов и винтовок огонь. Вражеские солдаты залегли. А следовавшие за ними атаковали батарею. Подразделение противника прорвалось через заграждения и начало подходить к пушкам. Вот в это время телефонист, крикнув товарищам: «Приказано подорвать пушки!» – бросился с винтовкой на врага. Все защитники батареи устремились в штыковую. В это время подоспела матросская рота, другие подразделения. Противник был отброшен. Фланги полков сомкнулись.
Звонит Осипов:
– Убит командир батальона Кузнецов.
Это бывший командир батареи, которую только что подорвали. В один день и батарея, и командир закончили свою жизнь.
Александр Иванович Кузнецов – один из замечательных командиров. Орден Красного Знамени был ему посмертной наградой Родины. В память о нем в аллее Славы Одесского парка имени Шевченко установлена символическая плита с его именем.
Славную страницу в боевую историю 21-й батареи вписал старшина Ростислав Николаевич Кушлянский. Будучи командиром взвода Морского полка, он получил ранение. Потом сражался за Сталинград и на Курской дуге. Отличился при форсировании Днепра и был удостоен звания Героя Советского Союза.
Прорыв противника на позиции 21-й батареи взволновал все руководство OOP. Собрался Военный совет оборонительного района. На нем командарм Софронов оценивал положение в Восточном секторе как кризисное.
Позвонил Крылов:
– Ввиду чрезвычайных обстоятельств прошу вас срочно приехать ко мне.
Никогда не видел Николая Ивановича таким озабоченным и, несмотря на дьявольскую усталость от бессонных суток, возбужденным. У него находился начальник артиллерии полковник Н.К. Рыжи.
Только Крылов хотел заговорить, вошел оператор штаба армии, направленец по Восточному сектору, капитан К.И. Харлашкин и доложил:
– Командир Погранполка Кудряшов сообщает, что лично видит со своего наблюдательного пункта движение колонны противника по Приморскому шоссе в сторону фронта. Просит ударить артиллерией.
Рыжи прокомментировал:
– Надо ударить морской артиллерией, медлить нельзя.
Зная, что на «Червоной Украине» есть шрапнель и с ее формарса (верхняя площадка на фок-мачте) можно наблюдать войска, звоню на Жевахову гору Филиппову и прошу поставить задачу крейсеру по радио через его корпост. Через несколько минут целеуказание было получено на корабле.
Командир бригады крейсеров С.Г. Горшков приказал командиру крейсера обстрелять вражеские войска шрапнелью восьмиорудийными залпами. Кудряшов доложил, что уже первым залпом цель была накрыта. Крейсер перешел на двухорудийные залпы, и вражеская пехота до вечера была прижата к земле.
Крылов и Рыжи просили расстроить предстоящее наступление врага ночными массированными ударами артиллерии по его позициям. Для этого были выделены три подвижные и две дальнобойные батареи и девять кораблей – 67 стволов.
Уже много суток корабли непрерывно на боевых позициях и в гавань не заходят. Продовольствие и топливо на рейд им подаются баржами. Все эти дни командиры с мостика не сходят, расчеты у орудий, тут же в паузах и отдыхают. Удары по пехоте и вражеским батареям следуют один за другим. Командиры полков и дивизий требуют больше огня, и Кулишов, выполняя указания Левченко и Жукова, еще раз напомнил, что не следует экономить боезапас.
Корабельная артиллерия работала с перенапряжением. Но создалась такая обстановка, что не приходилось считаться и с усталостью людей, и с состоянием техники. И борьба с врагом шла на пределе сил.
Позвонил Жуков. Ему срочно нужен Кулишов. Тот возвратился от командующего взволнованным – и ко мне:
– Запирайтесь с комендантом порта Романовым и к утру приготовить расчеты на экстренную эвакуацию Приморской армии. Вот вам боевой состав армии. Ни с кем ни слова. Обстановка кризисная.
Я подумал, что Жуков действует предусмотрительно. После того что случилось сегодня, ни за что нельзя поручиться. Огромной массой войск противник может отбросить наши части Восточного сектора на Пересыпь к порту, отрезать войска
Западного и Южного секторов от порта, от моря и начать их окружение. И если моряки не будут готовы принять войска на суда для эвакуации, этого никто не простит.
Мы обосновали, что армию и базу без тылового имущества и громоздкой техники можно эвакуировать имеющимися средствами за три ночи с высадкой на Гендре (это рядом) и в Ак-Мечети (ближайшая бухта в Крыму). Старшим по приему войск в Ак-Мечети (ныне Черноморское) предлагалось назначить контр-адмирала Вдовиченко. (Я тогда не знал, что Вдовиченко отзывается в Москву, и 11 сентября он туда убудет.) Во второй половине ночи расчеты были готовы и сданы командиру базы, и мы прилегли отдохнуть. Я проснулся от грохота и содрогания здания – стреляла зенитная артиллерия, рвались бомбы. Уходить в подземелье не хотелось, и я посоветовал:
– Пал Палыч, натяните подушку на голову и давайте попытаемся еще вздремнуть.
А спали мы головами к окнам. Только задремали – свист бомбы и разрыв во дворе. Стекла вынесены из рам начисто. Осколки, пролетев по кабинету, впились в дубовые двери. Мы отделались легкими царапинами. А шофер Романова, укрывшийся в щели, вырытой во дворе, был убит наповал.
31 августа.
Задолго до рассвета Кулишов отправился с нашими расчетами к Жукову, а я с Романовым – в порт встречать конвой.
Прибыл «Днепр». На нем 3000 солдат с оружием. Его сопровождали эсминец «Сообразительный», тральщик под командованием А.М. Ратнера и три «охотника», во главе которых – старшие лейтенанты В. Бондарь, А. Какабадзе, С. Хаджи. Пополнение направляется в Восточный сектор.
Эсминец «Сообразительный» недавно вступил в строй, и я не знаю его экипаж. Но даже беглое знакомство (обстановка не позволяла подробно изучать) давало основание сделать вывод, что корабль готов к бою. Командир – капитан-лейтенант
С.С. Ворков – молод, энергичен и производит впечатление грамотного специалиста. Обстановку и задачу командир, артиллерист Г.К. Кириченко и командир корпоста Э.И. Толейкис уяснили, и эсминец вышел на позицию.
В первый же день Ворков огнем орудий корабля подавил батарею, стрелявшую по нему, поддерживал батальоны в Межлиманье, где противник повел наступление, и отбивался от самолетов.
Идут тяжелые бомбежки города и порта – до ста самолетов одновременно.
Позвонил замначштаба OOP капитан 1-го ранга Иванов и пригласил к себе. Ему поручено составить план эвакуации на базе моих расчетов. Он предупредил меня:
– Это личное задание Жукова, о котором ни слова никому. В том числе и командованию армии, – пусть воюют. Понадобится – вручим готовый план.
Жуков, зная нетерпимое отношение Октябрьского к самому слову «эвакуация», зашел к нам и продиктовал название документа: «План выхода из окружения частей Приморской армии и Одесской военно-морской базы после боя на последнем рубеже Оборонительного района». Все выдержано в духе требований Ставки и наркома: Одессу оборонять до последней возможности.
В Восточном секторе дела плохи. Скоро и в Южном положение осложнится настолько, что возможность эвакуации не будет исключать и Генштаб. 7 сентября от Шапошникова придет радиограмма: «Если Одесса будет эвакуироваться, необходимо взять с собой крупных ученых-медиков»[28].
Когда план был закончен, схема расстановки судов по гаваням составлена, мы спокойно вздохнули: никакие внезапно возникшие ситуации не застигнут нас врасплох. Войска не будут сброшены в воду из-за неорганизованности моряков: у нас все подготовлено, расставлено и расписано для их экстренной посадки и вывоза. Мне приказано ежедневно приезжать на совмещенный КП к Иванову и корректировать план и схему, внося новые наименования судов, идущих в Одессу До сих пор добрым словом поминаю Жукова за его дальновидное решение иметь в готовности документы по экстренной эвакуации.
С улучшением нашего положения этот план себя изжил – он был упрятан в сейф, а теперь хранится в архиве.
К Жукову стремительно вошел начальник штаба OOP генерал Шишенин и доложил:
– Противник ворвался в село Фонтанку и теснит Погранполк к высоте 47,4, что у мыса Е. В Межлиманье он захватил Прицеповку и оттеснил батальоны Запасного и 54-го полков к Протопоповке. На участки прорыва направлено подкрепление. Командарм намеревается перевести штаб Восточного сектора из Лузановки на Пересыпь.
Жуков и Шишенин ушли к командарму обсудить сложившееся положение. Оперсводка штаба OOP на 12.00 31 августа гласила: «Части OOP занимали рубеж высота 47,4 – агрокомбинат Ильичевка – Корсунцы – Протопоповка… Части Восточного сектора отражали атаки 13-й и 15-й дивизий противника… Штаб сектора перешел на завод имени Красина, на восточной окраине Одессы»[29]. Нерадостная ситуация. Но это было не последнее для всех нас испытание.
По докладу Коркунова, после того как Погранполк был выбит из Фонтанки, бой продолжался у высоты 47,4. Она находится между Фонтанкой и мысом Е. От высоты до мыса полтора километра. Бегом за десять минут преодолеть можно. Погранполк оказался в опаснейшем положении: справа его фланг упирался в море, в тылу – берег залива, отходить некуда. В Межлиманье бой идет за Протопоповку. Это предпоследнее село, за ним Повары и далее через Жевахову гору спуск к Пересыпи, к порту. Вот почему Софронов предусмотрительно перевел штаб сектора на завод Красина – это как раз напротив Межлиманья. Такого, чтобы штабы находились в городе, в других секторах не было.
Вернулся командир базы. Пока я ему докладывал по карте содержание оперсводки, позвонил Коркунов из штаба сектора и доложил, что в Межлиманье противник выбил наши подразделения из Протопоповки и Поваров и прижал их к высоте 52,5 и «Развалинам». Это рядом с Жеваховой горой, в трех километрах от Пересыпи. Отсюда виден порт.