Не хотелось, чтобы кто-то увидел меня в этот момент.
Каждый вдох давался мне с трудом. Сердце стучало в неистовом ритме, руки холодели.
Раз он написал мне, значит, я ему понравилась?
Дышать стало трудно!
Я медленно отложила телефон и на негнущихся ногах подошла к двери, возле которой только что бросила рюкзак. Опустилась перед ним на колени. Дрожащими пальцами прикоснулась к потертому брелоку в виде красного кеда с белой подошвой, прикрепленному к собачке замка. И, почувствовав покалывание в затылке, закрыла глаза.
Воспоминания налетели вихрем картинок, и сердце сразу заколотилось как бешеное.
Это всё правда.
Он был там. Кай стоял напротив и смотрел мне в глаза. У него получилось! Он нашел меня в прошлом, и это изменило будущее.
Господи…
Справившись с головокружением, я взяла со столика телефон. Как же хорошо, что в переписке не нужно говорить всё самое важное, а можно просто написать. Потому что у меня язык от волнения присох к горлу.
Кай
О на меня помнит. По всему телу пробежали мурашки. У нее мой брелок. Герда не выкинула его, а это однозначно прекрасный знак. А еще, черт, теперь я уверен, что влюбился. В ее глаза, в ее тихий голос. Она стала реальной. Она почти стала моей. Совсем скоро мы найдем выход и встретимся. Этот темный лабиринт, по которому мы уже бежим друг к другу, когда-то закончится.
У меня есть маленькая привычка, которая осталась с детства: в первый день весны я подбегаю к окну, чтобы убедиться, что эта самая весна наступила. Мне хочется увидеть, как тает снег и пробивается зеленая трава.
Но каждый год первого марта я вижу сугробы. И этот год не стал исключением. Я поежился и побежал в душ с мыслью, что я и есть та трава, которая после долгой зимней спячки пробивается к теплому солнцу. К Герде.
Я написал ей маленькое сообщение, включил «Still Loving You» и выкрутил кран горячей воды.
– Воскресенье, а ты дома! – Мама была в приподнятом настроении.
– А это плохо? – улыбнулся я, пережевывая гуляш.
– Наоборот, хорошо! Хоть пообедаем всей семьей.
– А экскурсия тебе как? – спросил папа. Родители, кажется, решили побыть взрослыми. Осталось послушать какую-нибудь нотацию, и можно будет расслабиться.
– Норм, – кивнул я в ожидании какой-то нотации, но ничего не произошло. Подозрительно.
– А с репетициями как? – продолжил папа расспросы.
А об этом я готов был говорить. Тут не надо из меня тянуть информацию.
– Если честно, ощущение, что мы сейчас в лучшей форме. Мы начали чувствовать друг друга. Репетиции уже похожи на концерты. И тексты пишутся легче.
– Что-то или кто-то вдохновляет?
– М-а-а-м! – вот и исчезло мое желание что-то рассказывать. – Жизнь, только жизнь и вдохновляет.
– Извини! – мама положила свою руку на мою. – Я все время забываю, что вы с отцом молчуны. Если бы в «Белоснежке» было на два гнома больше, то вас бы звали Молчун Старший и Молчун Младший.
Мы с отцом переглянулись. Не такие уж мы и молчуны. Даже друг с другом разговариваем.
– А вообще, скоро мы будем выступать на дне рождения «У Моник», – с гордостью сообщил я.
Теперь переглянулись родители. Хитро. Неужели я сболтнул что-то лишнее?
– Сейчас? – спросила мама у отца.
– Что сейчас? – в моем голосе слышалась паника, которую я не мог скрыть.
Но мой вопрос остался без ответа. Отец молча встал и ушел в родительскую спальню. А я начал максимально быстро вспоминать, что я мог натворить. Но ничего криминального на ум не пришло. Вполне себе положительный сын. Но чувство было такое, что я выхожу из магазина без покупки. Ты ничего не украл, но боишься, что рамки запищат.
– У нас для тебя небольшой подарок, – папа вернулся в кухню, держа что-то за спиной.
– Мы не знали, когда тебе его подарить, но, похоже, сейчас самое время.
Папа вытянул руку и протянул мне огромный сверток в форме гитары. Упаковочная бумага была вся разрисована белыми снежинками. Если это не гитара, то это ужасный розыгрыш!
Я подскочил к папе, обнял его, забрал подарок, поцеловал маму в щеку и принялся аккуратно снимать бумагу, молясь, чтобы родители не травмировали струны, пока упаковывали.
– Этого не может быть… – Я открыл это совершенство. Фиолетовая электроакустическая гитара. Корпус из ели. Я вдохнул аромат. Так пахнет хорошая музыка. – Но как? Она же безумно дорогая…
– Ну, она подержанная, – немного стесняясь, ответил папа и зачем-то попытался оправдаться. – Но совсем недолго была в использовании.
– Это не имеет значения! Она прекрасна!
– Боже. – У мамы навернулись слезы.
– Сын, если бы мы знали, что ты так будешь рад подержанным вещам, то не покупали бы тебе каждый год новый телефон, – папа засмеялся и потрепал меня по волосам. Ладно, сегодня можно.
– Это лучший подарок, – я погладил гитару и ударил по струнам. – Честно! Спасибо вам.
– Кстати, мы хотели сходить в кино. Я так понимаю, ты останешься дома? – хитро улыбнулась мама.
– Да! Я к себе! – бросил я и ускакал к себе на чердак.
Кажется, я теперь люблю воскресенья. Я послушал гитару. Настроил ее. Звучит идеально. «Чувак, спасибо за гитару. Ты сделал меня счастливым, кто бы ты ни был. Я буду беречь ее».
Я сел на кровать и наклонился на стену. Не могу перестать любоваться ею. Редкий экземпляр. Фиолетовый цвет так красиво переливается на свету.
Я перевернул гитару, чтобы оценить обратную сторону. А что это? Присмотрелся… В самом низу гитары, по краю, было аккуратно выцарапано имя – Тюр. Меня бросило в жар. Фамилия Герды. Я схватил телефон и начал листать нашу огромную переписку. Вот оно. Она говорит, что ее отец был музыкантом. Неужели?..
Это только в кино так бывает. Я не верил в происходящее. Неужели это не сон?
У меня перехватило дыхание. Я погладил гитару. Тюр. Это сделала Герда. Кажется, вот и пришла весна – я почувствовал, что во мне распускается новая жизнь. Может, это бабочки в животе, о которых все говорят?
Герда
Э то было очень странно. Множество нитей будто специально сходились в одной точке, связывая нас все крепче и крепче. А теперь еще и это. Гитара папы. Мама сдала ее на аукцион перед отъездом. Нам казалось, так будет правильнее для всех. Инструмент получит новую жизнь и будет радовать другого хозяина, а мы избавимся от необходимости смотреть каждый день на вещь, которая навевает воспоминания, причиняющие боль.
И теперь гитара оказалась у Кая.
Словно мой отец сам хотел, чтобы она досталась ему. Словно он сам ее ему передал. Иначе как понимать тот факт, что инструмент попал именно Каю в руки? Да и вообще, всё происходящее было настолько нереальным – начиная от нашей связи сквозь время, заканчивая кучей совпадений, что я всё больше тревожилась. Ведь очевидно же, что Вселенная делала это всё не просто так. Тогда с какой целью?
Что, если люди, предназначенные друг другу, все равно встречаются – рано или поздно? Что, если вся эта цепочка невероятных событий нужна была лишь для того, чтобы мы с Каем нашли друг друга? Иначе я отказываюсь от всякой ответственности за свой разум, потому что уже совершенно ничего не понимаю!
Мне все время хочется кружиться по комнате и напевать дурацкие песенки. Возможно, я немножко схожу с ума. Совсем капельку! Я вижу Кая во сне и представляю нас вместе наяву. Воображаю, как мы держимся за руки, когда идем по весенней улице, и целуемся, оказавшись наедине в моей комнате. Или в его. Или не наедине, а в окружении шумной толпы. Да плевать где! Я просто вижу нас вместе. Постоянно.
Честно? Романтичная сторона моей натуры, о которой я даже и не подозревала, разрастается до пугающих размеров. У меня не получается себя контролировать. Может, это всё враки, но героини книг именно так себя и чувствуют, если влюбились. Значит, и реальные люди тоже? Да по-любому! И музыка сердца заглушает слова. И окрыленные чувствами влюбленные парочки, как пьяные, смотрят на мир и видят только хорошее. Самое лучшее!
– Поэтому ты и не хочешь выучиться на врача? – Словно сквозь пелену до меня донесся голос Йорге.
– Что? – Я повернулась к нему.
Вот черт. «Эй, Герда, спустись с неба на землю!»
Мне пришлось потрясти головой, чтобы избавиться от розовой дымки видения, в котором Кай, склонившись к гитаре, извлекал из струн пальцами самые чудесные на свете звуки, а я, импровизируя на ходу, напевала что-то забавное.
– Я говорю, – улыбнулся он, закончив раскладывать по местам медицинские расходники, – ты так увлечена творчеством. Именно поэтому и не рассматриваешь поступление на медицинский? Или ты могла бы стать хорошим ветеринаром, как твоя мать.
Я поморщилась, приказывая беспечности отпустить меня хоть на секунду.
– Творчеством?
– Ну да. Ты сегодня опять весь день что-то поёшь себе под нос.
– Правда? – сглотнула я.
– Ага. И у тебя хорошо выходит.
– Спасибо. – Мои плечи приподнялись и опустились. – Раньше я занималась в студии и пела в хоре. Но с тех пор, как умер па… – Внезапно стало тяжело дышать. Такое случалось всякий раз, когда речь заходила об отце. – Па… – Я глубоко вдохнула и выдохнула. – С тех пор как умер папа, я не пою.
– Но голос так и просится на волю. – Йорге мягко улыбнулся и развел руками. – Возможно, тебе стоит позволить.
– Что?
– Позволить музыке литься свободно, – пожал плечами он. – Людям это нужно. Например, мне. Вот я смотрю на тебя, как ты улыбаешься, слышу, как ты поёшь, и чувствую, будто мне снова шестнадцать. Я бегу под дождем к своей Марите с букетом полевых ромашек, и мы долго целуемся, пока оба не промокаем насквозь.
– Ого.
– Да.
– Марита – это… ваша жена?
– Да. Любовь всей моей жизни. Мы шестьдесят пять лет вместе, представляешь? Столько не живут.